Джордж Макдональд - Сэр Гибби

• Название: Сэр Гибби
• Автор: Джордж Макдональд
• Издательство: Агапе
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-88930-025-3

Роман замечательного шотландского писателя, поэта Джорджа Макдональда (1824–1905), рассказывающий о жизни маленького немого беспризорника сэра Гибби Гэлбрайта. Светлое, трогательное повествование о дружбе, вере, послушании, чистоте, самоотверженности, подлинном благородстве, поэзии и любви к Богу и ближнему.

Трудно найти другую книгу на английском языке, которая так же ясно, с такой же силой воображения описывала бы скрытое величие и героизм повседневной земной жизни, как «Сэр Гибби». Любую вещь можно потрогать, взвесить, сфотографировать, но мысль, пробудившую ее к жизни, можно показать лишь с помощью поэзии. И хотя эту историю мог рассказать только поэт, речь в ней идет о самых обыкновенных людях. Герои этого романа — самые обычные люди, в том смысле, что они живут своей незаурядной или обыденной жизнью и предаются светлым или мрачным размышлениям, сидя на голой вершине горы или опираясь на резную церковную кафедру, только потому, что обладают теми свойствами тела и души, что присущи всем людям без исключения.

---

Супруги молчали, пока не принесли второе.

— И знаете ещё что, мистер Склейтер, Вы должны научить его, как это нелепо — пытаться сверять каждый свой поступок со… со словами, которые, конечно же, были вполне уместными в новозаветные времена, но которые в наши дни никак нельзя воспринимать буквально. Ведь никто же не носит сейчас эти глупые средневековые чепчики или остроконечные шляпы с накидками! Да вы же сами видели, — тут она рассмеялась, и смех её, хоть и был низким и мелодичным, мало походил на смех настоящей леди, потому что в нём слышалось презрение вместе с ноткой сомнения, — как он бросился на шею этой ужасной особе! А всё почему? Он спросил меня, грешница ли она. Я, конечно же, ответила утвердительно. И как же повёл себя мой дорогой джентльмен? Тут же кинулся её обнимать!

И они рассмеялись вместе.

После ужина они вдвоём отправились на миссионерское собрание, где муж выступил с проповедью, а жена сидела рядом и слушала. Наш юный баронет тем временем пил чай на чердаке у миссис Кроул.

С того дня Гибби часто и напряжённо раздумывал, как бы ему помочь миссис Кроул, и впервые пожалел, что пока не может распоряжаться своими деньгами. Научившись языку глухонемых, Гибби тут же начал обучать этой премудрости Донала, и вскоре оба они так наловчились, что порой вместо того, чтобы говорить, Донал сразу начинал объясняться на пальцах, так что теперь они могли общаться так свободно, как будто у каждого из них был не один язык, а целых два. Поэтому Гибби без труда сообщил Доналу о своём беспокойстве насчёт миссис Кроул и желании ей помочь, мягко сетуя при этом на то, что пока ничего не может для неё сделать.

Донал же при удобном случае решил рассказать об этом самой миссис Кроул.

— Видите ли, мэм, — сказал он в заключение, — он почему — то забрал себе в голову, что вы… как бы это сказать… водите слишком близкое знакомство с бутылкой. Я не знаю, так это или нет, вам лучше судить.

Миссис Кроул молчала, наверное, целую минуту. С того самого момента, когда Гибби выбежал из — за стола и оставил своих новых богатых покровителей, чтобы последовать за ней, сердце её всё сильнее привязывалось к нему, а старые воспоминания ещё больше возгревали эту новую любовь.

— Что ж, — наконец ответила она с завидной прямотой, — он, должно быть, вспоминает своего бедного отца и считает меня такой же. Может, я и не такая плохая, как он думает, но по большому счёту он прав. Надо мне над этим поразмыслить да прикинуть, как быть и что делать. Уж больно не хочется его, соколика, расстраивать. Эх, мистер Грант, если и есть на этой грешной земле одна чистая христианская душа, так это душа нашего маленького сэра Гибби. Кто бы мог подумать, что всё так будет? Но это — от Господа, и есть дивно в очах наших… Ох, да не смотрите же вы так на меня, уж что — что, а Библию — то я знаю! — добавила она, увидев, как в глазах Донала промелькнуло изумление. — А этот мистер Склейтер… Нет, негоже мне его злословить. Только я вот что скажу. Может он, конечно, и способен вбить гвоздик — другой или церковную крышу черепицей покрыть, а только мудрый строитель из него никудышный, и основания ему не положить. Да говорю же я вам, что помню свою Библию! — снова воскликнула она с некоторым торжеством. — Что бы им сделалось, — продолжала она, — и ему, и ей, и сэру Гибби, — пригласи они меня сесть с собой за стол и съесть тарелочку супа? Ведь Сам Господь не гнушался даже сброда почище меня. Кто знает, может наш маленький сэр Гибби ещё поможет мне воссесть с Ним за одним столом? Не могу, так мне и хочется называть его маленьким сэром Гибби — ведь его весь город так называл, — только ведь он уже совсем большой и ещё вырастет! А что он благородный, так я всегда знала, как себя вести, и отца его сколько знала, никогда по — другому и не называла, только сэр Джордж, ни больше, ни меньше. Честный он был человек, хороший. Да, сэр Джордж… хоть он и горбатился над своими башмаками, а по субботам приходил ко мне наверх, и я подавала ему умыться, да чистую рубашку моего мужа, упокой Господи его душу… Нет, мистер Грант, вы не думайте, я не католичка какая, чтобы молиться за тех, кого уже на белом свете нет, да и что в том проку, молиться, как молятся язычники? Нет, молиться надо за живых, чтобы им было во благо. А что до мёртвых — то помилуй, Господи, их души!

Читателю может показаться, что в тот вечер, ещё перед тем, как к ней пришёл Донал, миссис Кроул уже успела пообщаться с идолом, живущим в трёхстворчатом храме её кухонного буфета. Так оно, собственно, и было. Но к её чести скажем, что к концу года она стала пить заметно меньше, чем раньше, и это далось ей ценой немалых усилий, которые перемежались поражениями гораздо чаще, чем успехами.

Однажды — пусть те, кто любит копаться в человеческой душе, как в заводных механических часах, либо сами объясняют то, что произошло в тот день, либо отказываются мне верить, как им угодно — миссис Кроул вдруг с поразительной ясностью осознала, что ещё чуть — чуть, и она напьётся так, что не сможет даже встать.

— Ну тогда ещё только глоточек, — примирительно сказала она себе. — Только глоточек, он же последний, больше в бутылке ничего нет, так неужели оставлять?

Она опростала бутылку. У неё получилось почти полстакана, и она одним махом опрокинула его в рот. Но пока она держала виски во рту, чтобы растянуть удовольствие, её вдруг пронзило странное и грозное ощущение: ей показалось, что в этот самый момент решается вся её судьба, что именно сейчас секира кладётся у корней дерева её жизни. Она упала на колени, но не для того, чтобы молиться, как сэр Джордж, а для того, чтобы выплюнуть виски в огонь. Пламя с рёвом взметнулось вверх в печную трубу. Она отшатнулась.

— Боже мой! — воскликнула она. — Неужто у меня за нутро такое дьявольское, что выдерживает этакую пакость? Да во мне, наверное, бесов живёт, не перечесть! Имя мне не иначе, как легион. Что же будет с моей бедной душой?

После этого целую неделю она не пила ни глотка, а когда всё же выпила, то с большой осторожностью, раз и навсегда порешив, что не станет вливать в себя больше зелья, чем сможет унести на своих ногах.

Мистер и миссис Склейтер как могли справились со своим негодованием и сообща решили в этом случае оставить поведение сэра Гилберта без внимания.

Глава 45 Неожиданный поворот

К тому времени Гибби обычно приходил к Доналу каждую пятницу около четырёх часов пополудни и оставался с ним до субботнего вечера. Суббота была для обоих выходным днём. Однажды в пятницу миссис Склейтер охватило жгучее искушение: ей захотелось пойти за ним, неожиданно навестить мальчиков у Донала дома и посмотреть, чем они там занимаются.

День был солнечный и морозный. Шагая по улице в меховой шубке и шапочке навстречу обжигающему ветру и проходя мимо заснеженных крыш, застывших канав и мёрзлых окон, миссис Склейтер с разрумянившимися щеками и блестящими глазами, была похожа на саму жизнь, смеющуюся над смертью. Навстречу ей тоже попадались люди, но далеко не у всех из них на лицах сияло такое же торжество, потому что холод и правда был жуткий. Добравшись до Висельного холма, она сообразила, что шла вслед за Гибби так быстро, что мальчики вряд ли успели заняться чем — то определённым, и потому решила ещё чуть — чуть походить по округе. Но через некоторое время, снова приближаясь к Висельному холму по соседней улице и проходя мимо знакомой булочной (её хозяин был прихожанином в церкви мужа), она вдруг увидела нечто такое, что заставило её остановиться и заглянуть в окно, составлявшее верхнюю половину двери. Она увидела, что возле прилавка, болтая ногами, сидит Гибби и с самым что ни на есть блаженным видом уписывает полупенсовую булочку. «А ведь только что пообедал!» — возмущённо подумала миссис Склейтер, в своём гневе усмотрев в его поведении упрёк её домашнему хозяйству. Но вглядевшись пристальнее, она заметила ещё один и гораздо более веский повод для неудовольствия. Этого — то она и боялась! С другой стороны прилавка стояла прехорошенькая девочка, и её общество, по всей видимости, чрезвычайно нравилось юному баронету. На свежем румяном личике девочки сияли серо — зелёные глаза, а алые губы, улыбаясь, обнажали ровные зубки белее самой первосортной муки. Как раз сейчас девочка весело смеялась и оживлённо болтала с Гибби, а тот отвечал ей сияющим от радости лицом, смехом и увлечёнными жестами. Было понятно, что им очень хорошо вместе.

После возвращения в город Гибби уже два или три раза заходил в эту булочную, но до сих пор ему ни разу не удавалось застать в ней свою старую знакомую Майси, ту самую, которой он когда — то помог отыскать аметистовую серёжку. Сегодня же Майси с удовольствием вспомнила ту их встречу, а потом они, весело смеясь, наперебой принялись напоминать друг другу забавные случаи из детства. Майси была простой и послушной девочкой, так что войди сейчас в лавочку её отец или мать, её манеры и речь по отношению к сэру Гилберту ничуть бы не изменились. По правде говоря, ей было гораздо приятнее болтать с Гибби, нежели с подмастерьем своего отца: тот, хоть и мог говорить, был скучнее самого скучного теста, а Гибби, даже оставаясь немым, так и светился жизнью и радушием.