Юрий Сушко - Альберт Эйнштейн. Во времени и пространстве

• Название: Альберт Эйнштейн. Во времени и пространстве
• Автор: Юрий Сушко
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-096713-1

Альберт Эйнштейн – человек, повлиявший на ход истории в XX веке. Величайший ученый своего времени открывается перед читателем с неожиданной стороны. В новой книге Юрия Сушко публикуются ранее не известные факты из жизни гениального физика. Они шокируют, возмущают и неожиданно приоткрывают тайну создания советского ядерного оружия, которое и сохранило хрупкий мир после Второй мировой войны.

---

Свои дружеские «посиделки» или философские ужины друзья решили окрестить «Академией Олимпии». Президентом единогласно избрали Альберта, несмотря на то, что он был моложе других «академиков». А Соло даже изготовил особый диплом «Академии», на котором под связкой сосисок красовался профиль Эйнштейна, увенчанный пышным «титулом»: «Человек невероятно эрудированный, обладающий исключительными, изысканными и элегантными познаниями, с головой погруженный в революционные исследования космоса».

Даже на склоне лет Альберт Эйнштейн не забывал об «академических» уроках и, пафосно обращаясь как бы к самой мадам «Академии», заявлял: «Ваши члены создали вас, чтобы посмеяться над вашими давно созданными инфантильными сестерами-академиями. Насколько точно их ирония попала в цель, я смог вполне убедиться за долгие годы тщательных наблюдений».

«Академики» любили розыгрыши, острое словцо. Однажды Габихт укрепил на двери квартиры «президента» табличку с надписью «Albert Ritter von Steissbein», переводимую как «Рыцарь Задницы» (при этом Steissbein было так созвучно Scheissbein (фекалии), что сами шутники покатывались со смеху.

Милева? Да, она изредка присутствовала на заседаниях «Академии Олимпии». Но, как отмечали «академики», была необщительна, слушала внимательно, однако никогда не вмешивалась в мужские разговоры. И лишь изредка про себя вздыхала: как можно так безрассудно тратить время?..

Хотя тогда ей больше всего хотелось восстановить прежние, нежные и доверительные, отношения с Альбертлем, вытащить его из этого швейцарского, насквозь, как ей казалось, гнилого буржуазного болота, найти для него достойное преподавательское место. «Мы попытались найти где-нибудь работу, – сообщала она своей сербской подруге. – Как ты думаешь, люди нашего типа могут найти что-нибудь в Белграде?» Милева говорила, что они согласны на любую работу, могут преподавать что угодно – даже немецкий язык в школе…

* * *

«Всякую всячину» Альберт распространял также и на бесконечно таинственный мир музыки, которая становилась для него подлинной страстью. В период работы в бюро он при каждом удобном случае музицировал в любительском квинтете, состав которого был весьма разношерстен: собственно, сам физик-эксперт, юрист, математик, переплетчик и тюремный надзиратель.

Ульм, Мюнхен, Бавария, 1879-й и другие годы

– Герман, мне кажется, я скоро сойду с ума. Нашему Альбертлю уже скоро семь, а он до сих пор говорит только «да», «нет», «хочу», «не хочу»… Разве это нормально? По-моему, он просто умственно отсталый.

– Прошу тебя, Паулина, не надо так волноваться. Перерастет, – пытался успокоить жену Герман Эйнштейн. – Он вполне нормальный, здоровый, крепкий парень. Не переживай. Ну хочешь, давай еще раз съездим к герру доктору, пусть еще обследует нашего мальчика.

– Хорошо, я согласна.

Мать всю жизнь казнила себя за слова, которые непроизвольно вырвались у нее, когда она впервые увидела своего младенца на руках акушерки: «О, Боже, какого же уродца я произвела на свет!»

Эйнштейн-старший ничего не сказал, а утром следующего дня отправился зарегистрировать свидетельство о рождении сына:

«№ 224. Ульм, 15 марта 1879 г. Сегодня торговец Герман Эйнштейн, проживающий в Ульме, Ванхофштрассе, 135, иудейского вероисповедания, лично известный, предстал перед нижеподписавшимся регистратором и заявил о рождении ребенка мужского пола, нареченного Альбертом, в Ульме, по месту его жительства, от жены Паулины Эйнштейн, урожденной Кох, иудейского вероисповедания, марта 1879 г. в 11 ч. 30 мин. утра. Прочел, подтвердил и подписал Герман Эйнштейн. Регистратор Хартман».

Вскоре молодая чета перебралась в Мюнхен. Отец, забросив свое производство перин, на новом месте попытался с братом Якобом организовать новое предприятие по изготовлению водопроводной и газовой аппаратуры. Через несколько лет братья решили открыть фабрику по производству динамо-машин, дуговых ламп и электроизмерительного оборудования для муниципальных электростанций и сетей. Мама же всецело занималась домом и музыкой.

Развитие юного Альбертля крайне беспокоило родителей. Мальчик явно отставал от своих ровесников, до трех лет вообще не говорил. Только с шести лет стал повторять следом за родителями заученные односложные, короткие фразы: «Иду гулять» – «Спокойной ночи» – «Доброе утро» – «Кушать» – «Не буду» – «Не хочу».

Еще больше их тревожили необъяснимые припадки гнева, которые время от времени волной накатывали на Альберта. И в такие моменты лицо его становилось совершенно желтым, а кончик носа бледнел. Как правило, свою злость Альберт срывал на своей младшей сестре Майе. Однажды он швырнул в нее кегельным шаром, в другой раз едва не пробил ей голову детской лопаткой. Врачи отмечали в мальчике признаки легкой формы аутизма, самопогружения в собственный мир.

Он не любил играть с ровесниками. Его излюбленные занятия требовали самостоятельности, терпения и целеустремленности. Без этого никак нельзя было построить карточный домик или стройный колодец из спичек.

– …И все-таки я с тобой не согласен, Полли, – горячился Герман. – Кстати, Якоб тоже говорит, что с нашим Альбертлем все в порядке. О какой отсталости ты говоришь? А компас?.. Ты помнишь, Паулина, как его заворожила магнитная стрелка? Он же часами наблюдал за ее поведением.

Матушку, конечно, больше тревожил аппетит сына, его внешний вид, поведение и здоровье, нежели какой-то дурацкий компас. А Альберт еще долго-долго помнил те свои детские впечатления: «То, что стрелка вела себя так определенно, никак не подходило к тому роду явлений, которые могли найти себе место в моем неосознанном мире понятий (действие через прикосновение). Я помню еще и сейчас – или мне кажется, что я помню, – что этот случай произвел на меня глубокое и длительное впечатление. За вещами должно быть что-то еще, глубоко скрытое. Человек так не раз реагирует на то, что видит с малых лет. Ему не кажется удивительным падение тел, ветер и дождь, он не удивляется луне и тому, что она не падает, не удивляется разнице между живым и неживым».

Когда в шесть лет родители надумали обучать его игре на скрипке, мальчик безмерно страдал и вымещал злость на учителях-мучителях. Бывало, даже кидался на преподавательницу, вооружившись складным стульчиком. Но со временем ненависть к урокам музыки чудесным образом растаяла, и уже с 14 лет Альберт со своим альтом стал участвовать в домашних концертах. Музыка спасала его от ипохондрии.

Этот элегантный музыкальный инструмент, которому Эйнштейн дал имя Лина, в часы покоя возлежал на шелковом покрывале, укутанный в особый шерстяной «пуловер». Моцарт, Бах, Шуберт, Шуман были безоговорочными кумирами Эйнштейна и в юности, и в зрелом возрасте. Фортепьяно молодой человек освоил позже самостоятельно и частенько импровизировал.

В Мюнхенской гимназии с учебной программой он, в общем-то, справлялся, переходя из класса в класс, но занятия его мало интересовали, как, впрочем, и обычные школьные забавы. Он даже слыл среди одноклассников непроходимым тупицей и тугодумом. Своих преподавателей Альберт раздражал независимым поведением, но особенно замедленной речью. Детей здесь муштровали, они маршировали, а учителя не вразумляли учеников, а отдавали команды. Это была не школа – казарма. С презрением вспоминая годы своего мюнхенского школярства, Эйнштейн говорил: «Учителя в начальной школе казались мне сержантами, а в гимназии – лейтенантами». А «лейтенанты» качали головами и мрачно предрекали: «Из вас, Эйнштейн, никогда ничего путного никогда не выйдет».

Однажды классный руководитель, не сдержавшись, мечтательно признался Альберту:

– Мне бы так хотелось, чтобы вы покинули нашу школу.

– Но я ведь ни в чем не виноват, господин учитель, – попытался возразить растерявшийся школяр.

– Да, это верно, – печально согласился педагог. – Но одного вашего присутствия в классе, Эйнштейн, уже достаточно, чтобы полностью подорвать уважение к учителю…

Зато, будучи в зрелом возрасте, он получил возможность подтрунивать над любопытными собеседниками, которые интересовались, как это ему удалось создать свою теорию относительности: «Почему именно я создал теорию относительности? Когда я задаю себе такой вопрос, мне кажется, что причина в следующем. Нормальный взрослый человек вообще не задумывается над проблемой пространства и времени… Я же развивался интеллектуально так медленно, что пространство и время занимали мои мысли, когда я стал уже взрослым. Естественно, я мог глубже проникать в проблему, чем ребенок с нормальными наклонностями».

Школьное образование его раздражало своей скукой, однообразием, зато уж дома он наслаждался свободой… Он мастерил различные механические модели, дядя Якоб, живший с ними, нередко подсовывал Альбертлю математические задачки и головоломки, и мальчишка бывал по-настоящему счастлив, когда ему удавалось с ними справляться. Якоб пытался внушить племяннику: «Алгебра – очень веселая наука. Когда мы не можем обнаружить зверя, за которым охотимся, мы временно называем его икс, и продолжаем охоту, пока не засунем его в подсумок».