Жан Флори - Алиенора Аквитанская. Непокорная королева

• Название: Алиенора Аквитанская. Непокорная королева
• Автор: Жан Флори
• Издательство: Евразия
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-91852-018-5

Алиенора Аквитанская (1124–1204) — одна из самых известных женщин западноевропейского средневековья. История её жизни напоминает бурлескный роман, где на фоне политических интриг и зарождавшейся куртуазной культуры переплелись мотивы любви, ненависти, выгоды и жажды приключений. Внучка и наследница первого трубадура и могущественнейшего правителя Южной Франции, герцога Аквитанского Гильома IX, Алиенора унаследовала непокорный нрав своего великого предка. В эпоху, когда власть принадлежала мужчинам, она шла наперекор устоявшимся традициям и никогда не соглашалась быть не более чем супругой, пусть даже и королей: Алиенора стремилась сама выбирать себе мужа, управлять своими землями, активно участвовала в политических событиях; не случайно одной из самых ярких вершин её жизни стало участие во Втором крестовом походе. Побывав супругой французского короля Людовика VII, она вышла замуж за будущего английского государя Генриха II Плантагенета и вместе с ним основала сильнейшую державу западноевропейского средневековья — «империю Плантагенетов», состоявшую из Англии и доброй половины Франции. Сыновьями Алиеноры были прославленный король-рыцарь — Ричард Львиное Сердце и пресловутый Иоанн Безземельный. Дожив до восьмидесяти лет, Алиенора Аквитанская прошла через горнила многих искушений и испытаний, познала горечь поражений и плена, но всегда шла наперекор судьбе.

---

«Вплоть до сего дня князь апостолов восседает на святом престоле. Он правит, он властвует, ибо возведен трон, дабы стать строгим судией. Отец, обратите же сей меч Петра против нечестивцев — именно за это вознесен был апостол над всеми народами и царствами. Крест Христа одержал победу над орлами Цезаря, меч Петра — над мечом Константина, а святейший престол — над имперской властью <…>. Почему же Вы медлите, не веля освободить моего сына, почему не внемлите мне, относясь к моей просьбе с небрежением и жестокостью? <…> Верните мне моего сына, человека Божьего, ежели Вы священнослужитель, а не кровопийца, не желающий освободить моего сына, за что вам придется держать ответ перед Всевышним. Горе! Горе, если верховный пастырь оборачивается наемником, если бежит он от волка <…>. Мой сын томится в оковах, а Вы не отправились к нему и никого к нему не направили <…>; трижды Вы обещали мне послать легатов, но они так и не были посланы! На самом деле они скорее ligati (повязаны), нежели legati (легаты). Какое деяние восславило бы их больше, нежели освобождение короля-пленника? Они даровали бы мир народу, безопасность духовенству и радость всем людям! <…> „Восстанут цари земли, и князья совещаются вместе против Господа и против Помазанника его” (Ps., I, 2), против моего сына [Ричарда]. Один заковал его в кандалы, другой ведет жестокую войну в его владениях, разоряя их; как в пословице, „в то время как один его стрижет, другой волосы дерет; один его ногу держит, другой шкуру сдирает”. И все это видит Римский папа, и все это время меч святого Петра ржавеет в ножнах! Более всех согрешает тот, кто своим молчанием заставляет предположить, что он допускает подобное беззаконие. Разве нельзя считать таким попустителем того, кто не желает брать на себя роль обвинителя, тогда как он может и должен сделать это? <…> Недалек день, предсказанный апостолом, когда явятся на землю иуды, когда наступят тяжелые времена, когда рубище Христа вновь будет разодрано, сети Петра порваны, а единство католической Церкви разрушено. Мы уже вступили на путь страданий. Мы живем в нелегкое время и опасаемся наступления еще более суровых времен. Я не пророчица и не дочь пророка, но моя боль заставляет меня предвидеть многие невзгоды в будущем»[468].

Однако папа — бесспорно, боязливый человек — так и не откликнулся. Алиенора поняла, что бессмысленно ждать от него помощи. Она могла рассчитывать только на себя, на свою энергию, на дипломатическую активность — ее самой и ее окружения. Наконец, она могла рассчитывать на деньги для выкупа, способные удовлетворить непомерные запросы императора. Чтобы ускорить их приток, нужно было «выжать все» из духовенства, аристократии, народа. Не было ни одной церкви, ни одного ордена, сословия или пола, кто ускользнул бы от обязательства внести свой вклад в освобождение короля, замечает Рауль Коггесхоллский[469].

Деньги на выкуп собирали не только в одной Англии, но и во всей империи Плантагенета. Известно, например, что аббатство Св. Марциала в Лиможе выплатило 100 марок серебром, присоединив их к уже собранным 150 000 маркам[470]. Вильгельм Ньюбургский, со своей стороны, указывает на то, что этот первый в своем роде всеобщий налог взимали из рук вон плохо: деньги в казну поступали медленно, а при их сборе не обошлось без лихоимства; деньги растрачивали нечистые на руку королевские чиновники, что приводило к новым поборам, разорявшим баронов и церкви, в то время как из заключения Ричард посылал множество писем, настойчиво требуя от Алиеноры и ее слуг скорейшей выплаты выкупа[471].

Филипп Август, со своей стороны, не сидел сложа руки: обратившись к Генриху VI с встречными финансовыми предложениями, он отправил ко двору императора епископа Филиппа Бовезийского, а затем архиепископа Реймсского — и тому и другому было поручено уговорить Генриха выдать Ричарда французскому королю или, по крайней мере, задержать его в плену. Теперь император мог играть за двумя столами, то и дело повышая ставки. Переговоры возобновились, но условия стали иными: 29 июня в Вормсе Генрих обязался освободить Ричарда, если ему будет выплачена сумма в сто тысяч марок, в счет общей суммы выкупа, составляющей сто пятьдесят тысяч марок серебром, то есть более тридцати пяти тонн серебра, около двух с половиной ежегодных доходов английского королевства! Вероятно, именно в этот сложный период Ричард слагает ротруэнж, красноречиво свидетельствующий о чувстве беспомощности, заброшенности, овладевшем королем, чье освобождение затягивалось из-за медлительности его вассалов и подданных, обязанных уплатить за его выкуп, как предписывало это феодальное право. Однако первая часть нужной суммы уже собрана, и Ричард просил свою мать приехать в Германию, вместе с Готье Руанским и другими знатными лицами, а на время своего отсутствия назначить великим юстициарием Англии Губерта Вальтера[472]. Еще перед этим Алиенора дипломатическим путем добилась избрания Губерта архиепископом Кентерберийским[473].

Несмотря на преклонный возраст (семьдесят лет), Алиенора была готова выкупить своего сына собственноручно. Собрав большую часть требуемой суммы, которую посланцы императора прибыли пересчитать в Лондон, она переплыла Ла-Манш и в конце декабря 1193 г. отправилась в Германию[474]. Тогда Генрих решил освободить Ричарда 17 января 1194 г. Он выдвинул также одно из своих условий: Ричард должен стать его вассалом — Генрих доверит ему титул короля Прованса, который превратил бы английского короля в сюзерена Раймунда Сен-Жилльского[475]. Оба государя считали эту сделку выгодной: Ричард смог бы оказывать давление на своего нового вассала, графа Тулузского, а Генрих повысил бы свой престиж императора, этого сюзереном королей. Впрочем, эти более или менее вынужденные оммажи на деле не обладали реальной значимостью: они были призваны утолить чрезмерное самолюбие императора. Если верить Рожеру Ховденскому, который, как правило, был хорошо осведомлен о происходящих событиях, Алиенора посоветовала Ричарду принести императору оммаж за королевство Англию, чтобы снискать милость своего тюремщика и добиться освобождения, вновь оказавшегося под угрозой:

«Чтобы избежать заточения, Ричард, король Англии, по совету своей матери Алиеноры отказался от английского королевства, передал его императору как владыке мира [sicut universorum domino], передав ему инвеституру при помощи копья. Однако в присутствии знати Германии и Англии император, как и было условлено, тотчас же вернул ему королевство Англию в обмен на ежегодную дань в пять тысяч фунтов стерлингов; золотым крестом император дал ему инвеституру. Однако вплоть до своей смерти император считал Ричарда, как и его наследников, свободным от этих и других условий соглашения»[476].

Филипп Август и Иоанн, понимая, что развязка вот-вот будет для Ричарда благоприятной, пошли на крайние меры. Они предложили Генриху VI заманчивую сумму за то, чтобы он удержал Ричарда в плену:

«В то время, когда шли переговоры об освобождении короля Англии, к императору прибыли посланцы французского короля и графа Иоанна, брата английского короля; они предложили ему 50 000 марок серебром от короля Франции и 30 000 марок серебром со стороны графа Иоанна — при условии, что он оставит короля Англии в заключении вплоть до дня Святого Михаила. Вдобавок, если император согласится, они будут выплачивать ему 1000 фунтов серебром в конце каждого месяца — так долго, сколь он продержит короля в плену. Или же король Франции даст ему 100 000 марок серебром, а граф Иоанн — 50 000 марок серебром, если император выдаст им короля Англии или, по крайней мере, будет держать его в плену год, начиная с этой даты. Вот как любили они короля!»[477]

Предложение было соблазнительным, и Генрих задумался. Он вновь перенес дату освобождения Ричарда. Но в то время, как Филипп Август, объединившись с Иоанном, вторгся в Нормандию и завладел Эврё — но не стал осаждать Руан[478] — в Майнце наступила развязка. На 2 февраля назначили встречу, на которой вновь должны были обсудить условия освобождения короля. Из-за нового предложения короля Франции оно снова оказалось под вопросом, замечает Рожер Ховденский:

«Император пожелал расторгнуть принятое соглашение из-за непомерной жажды денег, предложенных ему французским королем и графом Иоанном <…>. Он дал королю Англии прочесть письмо, которое послали ему король Франции и граф Иоанн, желавшие помешать его освобождению. Увидев это письмо и ознакомившись с ним, король был глубоко взволнован, ибо потерял всякую надежду на освобождение»[479].

Но немецкие князья, благоволившие к Ричарду, были возмущены действиями императора и в большинстве своем высказались за освобождение пленника. Возможно, именно в этот момент Ричард, послушавшись совета Алиеноры, решил стать вассалом императора, чтобы польстить его самолюбию. Спустя два дня, 4 февраля, король был освобожден. Архиепископ Руанский поведал о событиях этого дня, особенно тревожного для Алиеноры и ее сына, в письме к декану собора Св. Павла в Лондоне, который воспроизвел его слова в своем сочинении: