Эльдар Рязанов - Четыре вечера с Владимиром Высоцким

• Название: Четыре вечера с Владимиром Высоцким
• Автор: Эльдар Рязанов
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-475-00020-4

Книга Эльдара Рязанова не похожа ни на какие другие книги о Владимире Высоцком. Построенная в виде интервью автора с родными и близкими поэта, его друзьями, артистами Театра на Таганке, кинорежиссерами, в чьих фильмах снимался Высоцкий, она позволяет читателю стать участником общей беседы и вновь вспомнить любимые песни, тексты которых ее сопровождают.

---

Рязанов. Володя, значит, очень много времени проводил в разговорах?

Говорухин. Практически каждый день. Он бежал, торопился, спешил… Как бы он ни был занят — спектакль вечерний, может быть, после него где-то концерт, может быть, даже на выезде, — все равно здесь всегда уже ночью шея разговор, без выпивки, просто разговор обо всем, ну обо всем. Просто так собирались, и тот, кто мог сюда зайти без приглашения, и тот, кто был приглашен; и начинался разговор, который, как правило, заканчивался в четыре, а то там и в пять часов утра. И после того, когда все расходились, он все-таки шел к своему письменному столу… Стол, который когда-то принадлежал Таирову, чем он очень гордился… Он шея к столу и на рассвете, как бы рано завтра ни надо было вставать, все-таки садился и сочинял стихи. Будучи сам удивительно интересным рассказчиком, мог часами слушать.

У него было поразительное умение слушать так, что люди раскрепощались, самые разные, от академика до последнего алкаша. Каждый хотел выложить ему все самое главное. Мне бы хотелось, чтобы у телезрителей не сложилось впечатление, что вот говорят о покойном замечательном поэте, что это был ангел такой. Володя был прекрасен тем, что он наряду с огромным количеством достоинств все-таки обладал и всеми теми очаровательными недостатками, без которых…

Абдулов. Не всеми.

Говорухин. Ну не всеми, может быть. Но тем не менее недостатки у него были, этим он был прекрасен. Он был живой и запомнившийся на всю жизнь человек. Он курил в день три пачки «Винстона», любил женщин, жизнь…

Абдулов. «Я любил и женщин и проказы…»

Говорухин. Да, он был хулиган и вместе с тем прекрасный товарищ, умница, замечательный парень, наша совесть, честь и, вообще, долго говорить…

Абдулов. Сейчас читаешь каждый день газеты и слушаешь телевизор и радио — и говорят, каким же должен быть настоящий советский человек. Да Господи Боже мой! Да вот такой человек и жил среди нас. Мне посчастливилось, я благодарен судьбе, которая позволила мне двадцать лет не расставаться с Володей. Такой предельной откровенности, удивительной любви к Родине, к своему народу, удивительной работоспособности, удивительной честности и удивительной требовательности…

Говорухин. Прежде всего по отношению к себе. Да, такой человек жил среди нас. И как же ему было сложно жить так, как, теперь оказывается, и надо жить!

Абдулов. Очень жаль, что он не дожил до сегодняшнего дня, потому что, конечно, он бы теперь очень порадовался.

Говорухин. Чему-то порадовался, чему-то нет… Абдулов. И перестройке! Хоть слово уже немного затаскано. Эту перестройку подготовили такие, как Высоцкий, как Шукшин. В том, что происходит сейчас в стране, подготовительной Володиной работы, конечно, немало.

Я из дела ушел, из такого хорошего дела!
Ничего не унес — отвалился в чем мать родила.
Не за тем, что приспичило мне, — просто время приспело,
Из-за синей горы понагнало другие дела.
Мы многое из книжек узнаем,
А истины передают изустно:
«Пророков нет в отечестве своем»,
Но и в других отечествах — не густо…
Растащили меня, но я счастлив, что львиную долю
Получили лишь те, кому я б ее отдал и так.
Я по скользкому полу иду, каблуки канифолю,
Подымаюсь по лестнице и прохожу на чердак.
Пророков нет — не сыщешь днем с огнем:
Ушли и Магомет, и Заратустра.
Пророков нет в отечестве своем,
Но и в других отечествах — не густо…
А внизу говорят — от добра ли, от зла ли, не знаю:
«Хорошо, что ушел, без него стало дело верней».
Паутину в углу с образов я ногтями сдираю, —
Тороплюсь, потому что за домом седлают коней.
Открылся лик — я встал к нему лицом,
И он поведал мне светло и грустно:
«Пророков нет в отечестве твоем,
Но и в других отечествах — не густо…»
Я влетаю в седло, я врастаю в коня — тело в тело,—
Конь падет подо вшой — я уже закусил удила.
Я из дела ушел, из такого хорошего дела!
Из-за синей горы понагнало другие дела.
Скачу, хрустят колосья под конем,
Но ясно различаю из-за хруста:
«Пророков нет в отечестве своем,
Но и в других отечествах — не густо…»

Абдулов. Я помню этот страшный день — 28 июля его хоронили, Слава, да?

Говорухин. Да, да.

Абдулов. И вот, вы знаете, мне стало немножко, чуть-чуть не по себе. Смотрю, говорят люди, которых Володя, ну, мягко говоря, не любил… Из тех, кто выступал…

Туманов. Выступали люди, которых я семь лет не видел у Володи дома. Уже когда мы сидели в катафалке, цветов, действительно, было что-то страшное. Наверное, в этот момент многие прозрели на этой площади. Потому что цветов было столько, что казалось, этот катафалк засы-пят. И тронуться с места не могли. Помню, лобовое стекло засыпано цветами… Рев милицейских машин… Крики, свистки, испуганные все… Испуганная Марина, уцепившись мне за локоть, говорит: «Я видела, как хоронили принцев, королей: я ничего подобного представить не могла». Я к чему это говорю? Потом, уже шутя, Трифонов скажет: «Как умирать после Высоцкого?» Смерть Володина как-то расшевелила многих, растолкала, понимаете, заставила многих перестроиться. В тот день, ты помнишь, Слава, когда хоронили, ты еще мне сказал: «Он и мертвый не дает покоя».

Говорухин. Он очень хотел быть напечатанным, Володя. Он-то ощущал себя в первую очередь поэтом.

И, конечно, как всякий поэт он хотел видеть свои стихи напечатанными. И вот мне кажется, что тут на его пути, я бы не сказал, что общество отвергло поэта или какие-то там начальники не давали его печатать. Нет. Тут, пожалуй, братья-поэты виноваты, они взялись таким плотным кольцом, они так взялись за руки, чтобы не пропустить его в литературу, что это, конечно, было просто поразительно наблюдать.

Туманов. Думаю, это главная его боль при жизни.

Говорухин. За всю свою титаническую двадцатилетнюю работу он увидел единственное стихотворение напечатанным. С купюрами, помню…

Рязанов. Сколько стихотворений у него всего?

Говорухин. Всего поэтических произведений около 750, а вообще есть произведения незаконченные…

Туманов. Володя был легкоранимый человек, он очень переживал какие-нибудь неудачи, когда что-то не получалось. Я помню, однажды мы ночью как раз заговорили о поэзии. И я коснулся, наверное, самого больного для Володи: «А что думают поэты?» Он так улыбнулся, улыбка была болезненной, говорит: «Знаешь, Вадим, меня они все считают чистильщиком». — Я не стал дальше спрашивать, я видел его болезненное лицо, его улыбку, и я специально перешел на другую тему.

Я бодрствую, но вещий сон мне снится.
Пилюли пью — надеюсь, что усну.
Не привыкать глотать мне горькую слюну:
Организации, инстанции и лица
Мне объявили явную войну —
За то, что я нарушил тишину,
За то, что я хришпо на всю страну,
Затем, чтоб доказать — я в колесе не спица,
За то, что мне неймется, и за то, что мне не спится,
За то, что в передачах заграница
Передает блатную старину—
Считая своим долгом извиниться,
«Мы сами, без согласья…» — Ну и ну!
За что еще? Быть может, за жену—
Что, мол, не мог на нашей подданной жениться,
Что, мол, упрямо лезу в капстрану
И очень не хочу идти ко дну,
Что песню написал, и не одну,
Про то, как мы когда-то били фрица,
Про рядового, что на дзот валится,
А сам — ни сном ни духом про войну.
Кричат, что я у них украл луну
И что-нибудь еще украсть не премину.
И небылицу догоняет небылица.
Не спится мне… Ну, как же мне не спиться!
Нет, не сопьюсь — я руку протяну
И завещание крестом перечеркну,
И сам я не забуду осениться,
И песню напишу, и не одну,
И в песне я кого-то прокляну,
Но в пояс не забуду поклониться
Всем тем, кто написал, чтоб я не смел ложиться!
Пусть даже горькую пилюлю заглотну.

Говорухин. У меня подобных эпизодов много, по которым можно судить, как его любил народ. Однажды ему позвонили в дверь, он вышел, там стоит человек с бочонком, говорит: «Я пасечник. Это вам из Саян; это вам мед от нас. Спасибо за то, что вы есть!» И мы месяц на кухне пили чай с этим медом.

ТУМАНОВ. А как его любили в театре, я сейчас расскажу. Ночью, это было примерно около двух часов, Володя приехал злой, растолкал меня, я спал у него здесь. Его таким злым я редко видел. Он мне рассказал историю, которая произошла у них в театре… Был просмотр каких-то фильмов, отрывков из фильмов, где их артисты снимались. И он говорит: «Появляется кто-то из артистов, к примеру Коля, Вася, Валера, — зал смеется, хлопает. И вдруг появился на экране я — и гробовое молчание».