Борис Воробьев - ДЕСЯТЬ БАЛЛОВ ПО БОФОРТУ (Повести и рассказы)

• Название: ДЕСЯТЬ БАЛЛОВ ПО БОФОРТУ (Повести и рассказы)
• Автор: Борис Воробьев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Современная проза
• Год: 1979

В книгу вошли повести и рассказы о войне и о людях наших дней, работающих в трудных условиях Севера и Дальнего Востока.

---

— Кый-ту!..

Шепот долетел до орла. Он вздрогнул и посмотрел по сторонам, пытаясь увидеть того, кто его звал.

— Кый-ту!.. — повторил Зейнулла.

Орел неловко спрыгнул с тела шакала и, волоча по земле крылья, вперевалку пошел на зов. Иногда трава скрывала от глаз орла человека, и тогда он останавливался и вытягивал шею, будто становился на цыпочки.

Зейнулла не знал, что сулит ему эта нежданная встреча, и на всякий случай приготовился к худшему. Трава, раздвигаемая орлом, шуршала все слышней, и наконец беркут появился из нее — огромный и страшный, как доисторический птеродактиль. Взгляды человека и птицы встретились, и человек не прочел в глазах орла ни хорошего, ни плохого. Они горели ровным желтым огнем, и Зейнулле показалось, что беркут не видит его.

— Кый-ту!.. — в третий раз позвал он.

Будто припоминая что-то, беркут склонил голову набок и уже с интересом уставился на Зейнуллу. И вдруг распустил крылья, широко расставил клюв и смешно затоптался перед охотником — совсем как в старые времена, когда, бывало, требовал мяса.

"Это очень умный беркут, — думал Зейнулла, размазывая текшие по щекам слезы. — А я старый, никуда не годный ишак…"

Собрав все силы, Зейнулла пополз к тому месту, где лежал уже околелый шакал, и беркут следовал за ним, по-прежнему раскрывая клюв и показывая красный остроконечный язык.

Зейнулла ободрал шакала и накормил беркута. Сам он попользоваться ничем не мог, потому что от мяса несло таким смрадом, что старику едва не сделалось дурно. Насытившийся беркут долго чистил и расправлял перья, а потом сорвался и полетел к горам. Зейнулла проводил его тоскливым взглядом, а потом впал в полуобморок-полусон.

На этот раз он очнулся уже ночью. Первой его мыслью была мысль о шакалах. Если они появятся снова, он ничего не может противопоставить им: у него уже нет сил.

Шакалы явиться не замедлили. Теперь их привлекал еще и запах мертвого собрата, и они, постепенно наглея, как и в прошлую ночь, смыкали круг. Но едва первые из них приблизились к останкам, в темноте туго ударили крылья, и из травы навстречу шакалам выпрыгнула сгорбленная мрачная фигура беркута. Не ожидавшие отпора шакалы пустились наутек, а беркут, как соловей-разбойник, посвистав и пощелкав им для острастки вслед, завернулся, как в бурку, в крылья и застыл. Теперь Зейнулла мог быть спокоен: пока этот крылатый страж находится на посту, ему не страшны были никакие шакалы. Уже не думая ни о чем, старик натянул на голову чапан и уснул как убитый.

Если бы он мог что-нибудь чувствовать в это время, он бы увидел, как опять вернулись шакалы и как опять ринулся им навстречу недремлющий беркут. И всю ночь в степи раздавались тугие удары крыльев, яростное орлиное щелканье и бессильный визг шакалов. Потом до сознания старика донеслись лай собак, лошадиный топот, людские голоса. Его подняли и понесли, и, когда временами он открывал глаза, видел в небе планирующую в потоках воздуха птицу, и перья птицы в лучах солнца червонели и переливались золотом…

С того дня беркут и человек стали неразлучны. Они не вспоминали старых обид, ибо те были искуплены дорогой ценой, и помнили добро, ибо в их жизни его было не так уж много. Каждый из них занимался своим делом, не мешая друг другу: беркут с утра улетал, а старик плел сетки и чинил капканы. Вечером, когда прилетал орел, они садились у порога и подолгу смотрели на горы, потому что для одного из них они были родиной, а другой отдал им лучшие годы своей жизни. Кто знает, что заставило орла покинуть недоступные снежные пики и возвратиться к дымному человеческому очагу — подступавшая ли старость, гонение ли ближних или какие другие, непонятные ему самому причины?..

И вот теперь беркут умирал.

Много смертей видел на своем веку Зейнулла и сам без трепета ждал уготованного всему живому срока, но сейчас был глубоко опечален. Умирал его единственный близкий, и Зейнулла ничем не мог помочь ему, ибо старость неизлечима.

Ночью старика кольнуло в сердце.

Он встал, засветил огонь, подошел к клети.

Беркут лежал, распластав огромные крылья.

— Кый-ту, — с надеждой позвал Зейнулла.

Орел не отозвался. Зейнулла. вошел в клеть и потрогал тело птицы. Тепло уже выходило из него. Зейнулла с трудом вытащил беркута из клети, завернул его в кошму и пошел седлать лошадь.

Он повез мертвого друга в горы, чтобы там похоронить его.

В темноте Зейнулла вырыл могилу и осторожно опустил в нее тело беркута. Потом он зарыл яму, заровнял и закидал сверху камнями.

Так когда-то хоронили самых близких родственников его далекие пращуры.

ОБЫКНОВЕННЫЕ ШТОРМЫ НЕОБЫКНОВЕННЫХ ЛЮДЕЙ

Борис Воробьев родился в 1932 году в Калининской области. Это значит — все, что он напишет впоследствии о войне, не мемуары, не личный опыт. А география его повествований не родные места, а места его работы и службы.

…А как, собственно, произошел выбор — нет, не просто профессии, потому что для писателя его дело больше чем профессия, это главная линия жизни, — у автора этой книги? Почему он так четко обозначил свое творчество вехами "приключенчества", так безоговорочно вышел на эту дорогу — на тропу странствий, штормов, крутых поворотов?

Ну, во-первых, таким человеком, конечно же, надо родиться. Есть среди нас особенные люди, которые не сами ищут приключений, а приключения ищут их. Мы можем ходить вслед за ними по той же тропе, и она будет безликой и обыденной, а для них станет путем неожиданностей и открытий.

Во-вторых, необозримые просторы нашей Родины. Они ли не располагают к странствиям, к дальним путям, они ли не самая благодарная почва для приложения сил, для работы и встреч с будничными, но героическими людьми?

И в-третьих, — литературный дар романтического склада, подкрепленный широким образованием и специальными знаниями.

…Много? Но вот совпало — именно у Бориса Воробьева, написавшего все эти рассказы и повести и продолжающего работать в том же ключе, на тех же дальних тропах и высоких точках.

У него не было войны, но была служба в армии, в суровых местах, и острова в хмурой северной области Тихого океана стали для него жизненной школой.

Но ведь не всякую школу поминаешь добром, не во всякую приятно вернуться хотя бы в воспоминаниях!.. Более того, не любая школа даст пищу воображению, историческим реминисценциям. А вот получилось так, что суровая земля, которая пережила на своем веку много жестокого, кровопролитного, была плацдармом военных схваток, решающих боев, — она и увиделась будущему писателю неожиданными красками настоящего и романтическим ореолом прошлого.

Были большие стройки в разных местах страны. Потом был исторический факультет МГУ. Была неожиданная для него самого работа на турбазе в родной Калининской области — поездки с туристами, связанные не просто с "осмотром памятников" и "просматриванием пейзажей", а с трудными маршрутами и медленным вживанием городского человека в неповторимые верхневолжские места, где сохранилось еще так много неизведанных троп.

Вот тогда, может быть, Борис Воробьев и захотел рассказать людям о том, что успел узнать и понять сам. Может быть, в первых "своих" "туристах" увидел отчасти и учеников, которым захотелось раскрыть какие-то тайны природы, приобщить к любимому им самим, может быть, он видел в них и своих будущих читателей. Этот путь кажется мне таким понятным для писателя-"приключенца".

…Можно создать целый феерический мир приключений, не покидая кабинета, такие приключения особенно экзотичны и романтизированы. Можно просто вести путевые заметки, и это интересно и поучительно, заметки такого рода внесли золотой вклад в приключенческую литературу. Выбор Бориса Воробьева пал на те часы в жизни человека, которые отмечены баллом "десять" по шкале Бофорта — штормом, атакой, безвыходным окружением, смертельным заданием — испытанием на разрыв, концентрированием всех человеческих сил — и всегда победой добра. Победа — одно из главных правил жанра приключений.

Но, показывая эти часы "пик", Воробьев делает и другое дело: он строит мир "смелых и больших людей" как мир будничный, повседневный, обязанный быть в постоянной готовности не ради славы, но ради службы, не в честь романтики, но просто потому, что еще есть на земле такие места, где XX век может внезапно кончиться, технические достижения покажутся жалкими игрушками взрослых детей, а в действие должны незамедлительно вступить сильное тело, светлая голова, мужественное сердце.

Те, кто уже испытал в жизни этот страшный миг — груда искореженного металла вместо самолета, или заглохший мотор машины посреди ледяной пустыни, или внезапно прервавшаяся радиосвязь, потеря карты, компаса… — те поймут слова "кончился XX век". Именно тогда мы впервые задумываемся: а были ли мы достойны всех этих технических достижений или они были подарены каким-то мудрецом слабым людям, не надеющимся на собственные силы? Именно тогда мы начинаем ощущать Природу, медлительную, вечную и вездесущую, следящую за нами тысячью глаз — глазами собак, орлов, деревьев… И древнее умение человека дружить с природой и глядеть в ее глаза как равный равному, как сильный сильному рождается в этот час.