Владимир Высоцкий - Я не верю судьбе

• Название: Я не верю судьбе
• Автор: Владимир Высоцкий
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Поэзия
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-16748-7

В этой книге нет воспоминаний и дневниковых записей — только стихи и песни В. Высоцкого. И снова мы слышим живой голос поэта с его неподражаемой интонацией, с его надрывной мощью и убийственной иронией. И снова звучат в памяти его строки — то смешные, то трогательно-лиричные, то пронзительно-провидческие.

---

1971

О фатальных датах и цифрах

Моим друзьям — поэтам

Кто кончил жизнь трагически, тот — истинный
   поэт,
А если в точный срок, так — в полной мере:
На цифре 26 один шагнул под пистолет,
Другой же — в петлю слазил в «Англетере».

А в 33 Христу — он был поэт, он говорил:
«Да ни убий!» Убьешь — везде найду, мол.
Но — гвозди ему в руки, чтоб чего не сотворил,
Чтоб не писал и чтобы меньше думал.

С меня при цифре 37 в момент слетает хмель, —
Вот и сейчас — как холодом подуло:
Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль
И Маяковский лег виском на дуло.

Задержимся на цифре 37! Коварен Бог —
Ребром вопрос поставил: или — или!
На этом рубеже легли и Байрон, и Рембо, —
А нынешние — как-то проскочили.

Дуэль не состоялась или — перенесена,
А в 33 распяли, но — не сильно,
А в 37 — не кровь, да что там кровь! — и седина.
Испачкала виски не так обильно.

«Слабо стреляться?!
В пятки, мол, давно ушла душа!»
Терпенье, психопаты и кликуши!
Поэты ходят пятками по лезвию ножа —
И режут в кровь свои босые души!

На слово «длинношеее» в конце пришлось
   три «е», —
Укоротить поэта! — вывод ясен, —
И нож в него! — но счастлив он висеть
   на острие,
Зарезанный за то, что был опасен!

Жалею вас, приверженцы фатальных дат
   и цифр, —
Томитесь, как наложницы в гареме!
Срок жизни увеличился — и, может быть,
   концы
Поэтов отодвинулись на время!

1971

Вот и разошлись пути-дороги вдруг

«Вот и разошлись пути-дороги вдруг…»

Вот и разошлись пути-дороги вдруг:
Один — на север, другой — на запад, —
Грустно мне, когда уходит друг
Внезапно, внезапно.

   Ушел — невелика потеря
   Для многих людей.
   Не знаю, как другие, а я верю,
   Верю в друзей.

Наступило время неудач,
Следы и души заносит вьюга,
Все из рук вон плохо — плачь не плачь, —
Нет друга, нет друга.

   Ушел — невелика потеря
   Для многих людей.
   Не знаю, как другие, а я верю,
   Верю в друзей.

А когда вернется друг назад
И скажет: «Ссора была ошибкой»,
Бросим на минувшее мы взгляд,
С улыбкой, с улыбкой.

   Ушел — невелика потеря
   Для многих людей.
   Не знаю, как другие, а я верю,
   Верю в друзей.

1968

«Мой друг уедет в Магадан…»

Игорю Кохановскому

Мой друг уедет в Магадан —
Снимите шляпу, снимите шляпу!
Уедет сам, уедет сам —
Не по этапу, не по этапу.

   Не то чтоб другу не везло,
   Не чтоб кому-нибудь назло,
   Не для молвы: что, мол, — чудак, —
   А просто так.

Быть может, кто-то скажет: «Зря!
Как так решиться — всего лишиться!
Ведь там — сплошные лагеря,
А в них — убийцы, а в них — убийцы…»

   Ответит он: «Не верь молве —
   Их там не больше, чем в Москве!»
   Потом уложит чемодан
   И — в Магадан!

Не то чтоб мне — не по годам, —
Я б прыгнул ночью из электрички, —
Но я не еду в Магадан,
Забыв привычки, закрыв кавычки.

   Я буду петь под струнный звон
   Про то, что будет видеть он,
   Про то, что в жизни не видал, —
   Про Магадан.

Мой друг поедет сам собой —
С него довольно, с него довольно, —
Его не будет бить конвой —
Он добровольно, он добровольно.

   А мне удел от Бога дан…
   А может, тоже — в Магадан?
   Уехать с другом заодно —
   И лечь на дно!..

1965

Притча о правде и лжи

Булату Окуджаве

Нежная Правда в красивых одеждах ходила,
Принарядившись для сирых, блаженных, калек, —
Грубая Ложь эту Правду к себе заманила:
Мол, оставайся-ка ты у меня на ночлег.

И легковерная Правда спокойно уснула,
Слюни пустила и разулыбалась во сне, —
Грубая Ложь на себя одеяло стянула,
В Правду впилась — и осталась довольна вполне.

И поднялась, и скроила ей рожу бульдожью:
Баба как баба, и что ее ради радеть?! —
Разницы нет никакой между Правдой и Ложью, —
Если, конечно, и ту и другую раздеть.

Выплела ловко из кос золотистые ленты
И прихватила одежды, примерив на глаз;
Деньги взяла, и часы, и еще документы, —
Сплюнула, грязно ругнулась — и вон подалась.

Только к утру обнаружила Правда пропажу —
И подивилась, себя оглядев делово:
Кто-то уже, раздобыв где-то черную сажу,
Вымазал чистую Правду, а так — ничего.

Правда смеялась, когда в нее камни бросали:
«Ложь это все, и на Лжи одеянье мое…»
Двое блаженных калек протокол составляли
И обзывали дурными словами ее.

Стервой ругали ее, и похуже, чем стервой,
Мазали глиной, спустили дворового пса…
«Духу чтоб не было, — на километр сто первый
Выселить, выслать за двадцать четыре часа!»

Тот протокол заключался обидной тирадой
(Кстати, навесили Правде чужие дела):
Дескать, какая-то мразь называется Правдой,
Ну а сама — пропилась, проспалась догола.

Чистая Правда божилась, клялась и рыдала,
Долго скиталась, болела, нуждалась в деньгах, —

Грязная Ложь чистокровную лошадь украла —
И ускакала на длинных и тонких ногах.

Некий чудак и поныне за Правду воюет, —
Правда, в речах его правды — на ломаный грош:
«Чистая Правда со временем восторжествует!..»
Если проделает то же, что явная Ложь!

Часто, разлив по сто семьдесят граммов на брата,
Даже не знаешь, куда на ночлег попадешь.
Могут раздеть, — это чистая правда, ребята, —
Глядь — а штаны твои носит коварная Ложь.
Глядь — на часы твои смотрит коварная Ложь.
Глядь — а конем твоим правит коварная Ложь.

1977

Купола

Михаилу Шемякину

Как засмотрится мне нынче, как задышится?!
Воздух крут перед грозой, крут да вязок.
Что споется мне сегодня, что услышится?
Птицы вещие поют — да все из сказок.

   Птица Сирин мне радостно скалится —
   Веселит, зазывает из гнезд,
   А напротив — тоскует-печалится,
   Травит душу чудной Алконост.

     Словно семь заветных струн
     Зазвенели в свой черед —
     Это птица Гамаюн
     Надежду подает!

В синем небе, колокольнями проколотом, —
Медный колокол, медный колокол —
То ль возрадовался, то ли осерчал…
Купола в России кроют чистым золотом —
Чтобы чаще Господь замечал.

Я стою, как перед вечною загадкою,
Пред великою да сказочной страною —
Перед солоно- да горько-кисло-сладкою,
Голубою, родниковою, ржаною.

   Грязью чавкая жирной да ржавою,
   Вязнут лошади по стремена,
   Но влекут меня сонной державою,
   Что раскисла, опухла от сна.

     Словно семь богатых лун
     На пути моем встает —
     То мне птица Гамаюн
     Надежду подает!

Душу, сбитую утратами да тратами,
Душу, стертую перекатами, —
Если дó крови лоскут истончал, —
Залатаю золотыми я заплатами —
Чтобы чаще Господь замечал!

1975

«Был побег на рывок…»

Вадиму Туманову

   Был побег на рывок —
   Наглый, глупый, дневной, —
   Вологодского — с ног
   И — вперед головой.

   И запрыгали двое,
   В такт сопя на бегу,
   На виду у конвоя
   Да по пояс в снегу.

Положен строй в порядке образцовом,
И взвыла «Дружба» — старая пила,
И осенили знаменьем свинцовым
Сочухавшихся вышек три ствола.

   Все лежали плашмя,
   В снег уткнули носы, —
   А за нами двумя —
   Бесноватые псы.

   Девять граммов горячие,
   Аль вам тесно в стволах!
   Мы на мушках корячились,
   Словно как на колах.

Нам — добежать до берега, до цели, —
Но свыше — с вышек — все предрешено:
Там у стрелков мы дергались в прицеле —
Умора просто, до чего смешно.

   Вот бы мне посмотреть,
   С кем отправился в путь,
   С кем рискнул помереть,
   С кем затеял рискнуть!

   Где-то виделись будто, —
   Чуть очухался я —
   Прохрипел: «Как зовут-то?
   И — какая статья?»

Но поздно: зачеркнули его пули —
Крестом — в затылок, пояс, два плеча, —
А я бежал и думал: добегу ли? —
И даже не заметил сгоряча.

   Я — к нему, чудаку:
   Почему, мол, отстал?
   Ну а он — на боку
   И мозги распластал.

   Пробрало! — телогрейка
   Аж просохла на мне:
   Лихо бьет трехлинейка —
   Прямо как на войне!

Как за грудкú, держался я за камни:
Когда собаки близко — не беги!
Псы покропили землю языками —
И разбрелись, слизав его мозги.

   Приподнялся и я,
   Белый свет стервеня, —
   И гляжу — кумовья
   Поджидают меня.

   Пнули труп: «Эх, скотина!
   Нету проку с него:
   За поимку полтина,
   А за смерть — ничего».

И мы прошли гуськом перед бригадой,
Потом — за вахту, отряхнувши снег:
Они обратно в зону — за наградой,
А я — за новым сроком за побег.

   Я сначала грубил,
   А потом перестал.
   Целый взвод меня бил —
   Аж два раза устал.

   Зря пугают тем светом, —
   Тут — с дубьем, там — с кнутом:
   Врежут там — я на этом,
   Врежут здесь — я на том.

Я гордость под исподнее упрятал —
Видал, как пятки лижут гордецы, —
Пошел лизать я раны в лизолятор, —
Не зализал — и вот они, рубцы.

   Эх бы нам — вдоль реки, —
   Он был тоже не слаб, —
   Чтобы им — не с руки,
   А собакам — не с лап!..

   Вот и сказке конец.
   Зверь бежал на ловца.
   Снес — как срезал — ловец
   Беглецу пол-лица.

…Все взято в трубы, перекрыты краны, —
Ночами только воют и скулят,
Что надо, надо сыпать соль на раны:
Чтоб лучше помнить — пусть они болят!

1977