Мэри Стюарт - Кристальный грот

• Название: Кристальный грот
• Автор: Мэри Стюарт
• Издательство: Улисс
• Жанр: Историческое фэнтези
• Год: 1993
• ISBN: 5-86149-001-5

Первая книга знаменитой трилогии известной английской писательницы о волшебнике Мерлине и короле Артуре.

---

— Если не отшельник, то кто же ты?

— Вот сейчас — учитель.

— У меня есть наставник. Он из Массилии, но ему довелось побывать и в Риме. Кого ты учишь?

— До сих пор — никого. Я стар и устал, я пришел жить здесь в одиночестве и учиться.

— А почему у тебя там, на ящике, мертвые летучие мыши?

— Я изучал их.

Я воззрился на него.

— Изучал летучих мышей? Как ты можешь изучать их?

— Я изучаю их строение, как они летают, любят и питаются. Их образ жизни. И не только их, но и зверей, и рыб, и растений, и птиц — всего, что я вижу.

— Но это же не изучение! — Я посмотрел на него с изумлением. — Деметрий — это мой наставник — говорит, что наблюдать за ящерицами и птицами — это все мечтания и пустая трата времени. Хотя Сердик — это мой друг — посоветовал мне изучать вяхирей.

— Почему?

— Потому что они быстры и бесшумны и умеют вовремя уйти с дороги. Ведь несмотря на то, что они откладывают всего два яйца, что за ними охотятся все — и люди, и звери, и ястребы, — вяхирей по-прежнему больше, чем каких-нибудь других птиц.

— И их не сажают в клетки. — Старик выпил воды, не отводя от меня глаз. — Итак, у тебя есть наставник. Значит, ты умеешь читать?

— Конечно.

— Ты читаешь по-гречески?

— Немного.

— Тогда пойдем.

Он поднялся и направился в пещеру. Я последовал за ним. Он снова зажег свечу — до того погашенную ради экономии свечного сала — и при ее свете поднял крышку ящика. В нем я увидел свитки книг — я и не подозревал, что в мире есть столько книг. Я наблюдал, как он выбрал одну из них, осторожно закрыл крышку и развернул свиток.

— Вот.

Я с восхищением увидел, что это. Рисунок — тонкий, но отчетливый — скелета летучей мыши. И рядом с ним, начертанные аккуратными причудливыми буквами греческого письма, фразы, которые я немедленно начал разбирать вслух, забыв даже о присутствии Галапаса.

Через минуту или две на мое плечо легла его рука.

— Вынеси ее наружу. — Он вытащил гвозди, державшие одну из высушенных тушек на крышке ящика, и осторожно положил ее на ладонь. — Задуй свечу. Мы посмотрим это вместе.

Так, без лишних вопросов и церемоний, начался мой первый урок у Галапаса.

Лишь когда низко висящее над одним из гребней долины солнце стало отбрасывать длинную, ползущую по склону тень — лишь тогда я вспомнил, что меня ждет иная жизнь и как далеко мне ехать. Вскочил на ноги.

— Мне нужно ехать! Деметрий не проговорится, но если я опоздаю к ужину, меня спросят, почему.

— А ты не хочешь рассказывать?

— Нет, иначе мне не позволят прийти сюда снова.

Он молча улыбнулся. Вряд ли я заметил тогда не высказанное вслух допущение, на котором основывался весь этот разговор — он не спросил меня ни как я попал сюда, ни почему. И, будучи всего лишь ребенком, я воспринял это как должное, хотя из вежливости спросил его:

— Мне ведь можно еще раз приехать, правда?

— Конечно.

— Я… я не знаю, когда. Я никогда не знаю, когда мне удастся выбраться — я хочу сказать, когда я буду свободен.

— Не беспокойся. Когда бы ты ни приехал, я буду знать. И буду здесь.

— Как ты узнаешь?

Он сворачивал книгу длинными изящными пальцами.

— Так же, как узнал сегодня.

— А! Я забыл. Ты хочешь сказать, я войду в пещеру и выгоню летучих мышей?

— Как тебе будет угодно.

Я радостно рассмеялся.

— Мне никогда не встречались такие, как ты. Подавать сигналы с помощью летучих мышей! Если рассказать, то никто мне не поверит, даже Сердик.

— Не рассказывай даже Сердику.

Я кивнул.

— Хорошо. Совсем никому. Сейчас мне пора ехать. До свидания, Галапас.

— До свидания.

Так шли день за днем, месяц за месяцем. Когда я только мог — раз, иногда дважды в неделю — я садился на пони и ехал вверх по долине к пещере. Казалось, он точно знает, когда я приеду, ибо почти всегда он был на месте и, достав книги, ждал меня; когда же его не было видно, я поступал, как мы условились и чтобы вернуть его, посылал сигналом летучих мышей. Недели шли, и они привыкли ко мне, требовалось уже два-три метко брошенных по своду пещеры камня, чтобы выгнать их наружу; со временем необходимость в этом отпала: во дворце привыкли к моему отсутствию и прекратили задавать вопросы о моих поездках. Это позволило договариваться с Галапасом о днях моего приезда.

С конца мая, когда у Ольвены родился ребенок, Моравик все меньше и меньше обращала на меня внимания, а когда в сентябре появился сын у Камлаха, она утвердилась в роли официальной управительницы королевских яслей, бросив меня так же неожиданно, как птица бросает гнездо. Все меньше видел я и мою матушку, она довольствовалась общением со своими женщинами; таким образом, я был покинут на Деметрия и Сердика. Деметрий имел свои причины приветствовать случавшийся время от времени выходной, а Сердик был моим другом.

Он расседлывал моего грязного и потного пони, не задавая вопросов или подмигивая и отпуская непристойные замечания насчет того, где я был; он считал, что шутит, я так это и принимал.

Комната моя была теперь полностью в моем распоряжении, делил ее со мной отныне лишь волкодав; в память о прошлых днях он проводил в моей комнате ночи, но охранял ли он меня — трудно сказать.

Нет, наверное — опасности для меня не было. В стране, если не считать вечных слухов о вторжении из Малой Британии, царил мир; Камлах и его отец жили в согласии; я, судя по всему, быстро и охотно приближался к темнице пострижения в священники и потому, когда мои занятия с Деметрием официально заканчивались, волен был идти куда угодно.

В той долине я никогда никого не встречал. Лишь летом в бедной хижине у опушки леса жил пастух. Другого жилья здесь не было, и по тропе за пещерой Галапаса ходили лишь овцы да олени. Она никуда не вела.

Он был хорошим учителем, я быстро все усваивал; по правде сказать, во время его уроков я просто забывал о времени.

Преподавание языков и геометрии мы оставили Деметрию, религии — священникам моей матушки, уроки же Галапаса были больше похожи на песни сказителей. В молодости он путешествовал по другим землям, был в Эфиопии, в Греции, в Германии, объехал все Средиземное море, он видел и узнал много необычного. Он учил меня и практическим вещам — как собирать травы и сушить их для хранения, как готовить из них снадобья и извлекать эссенции для некоторых хитроумных препаратов и даже ядов. Он заставлял меня изучать зверей и птиц, и на мертвых птицах и овцах, что мы находили в горах, а раз и на мертвом олене, я постигал строение органов и костей тела. Он научил меня останавливать ток крови, вправлять сломанную кость, удалять зараженную плоть и очищать рану для заживления, и даже — хотя это было позднее — как, лишив животное чувствительности с помощью паров, сшивать нитью его плоть и сухожилия. Помнится, первый заговор, которому он научил меня, был предназначен для сведения бородавок — он так прост, что с ним по силам справиться даже женщине. Однажды он достал из ящика книгу и развернул ее.

— Знаешь, что это?

Я привык уже к чертежам и рисункам, но узнать что-нибудь в этом рисунке не смог. Надписи были на латыни, и я заметил слова «Эфиопия» и «Счастливые острова», а потом, в самом углу, «Британия». Казалось, линии беспорядочно идут во всех направлениях, и по всей поверхности рисунка шли контуры нарисованных гор — как поле, на котором славно поработали кроты.

— Вот здесь, это горы?

— Да.

— Значит, это картина мира?

— Карта.

До того мне не доводилось видеть карту. Сначала я не понимал, как она устроена, но немного погодя, по мере его объяснений, я увидел лежащий на карте мир с высоты птичьего полета, со всеми его дорогами и реками. Они были подобны лучевым нитям паутины или путеводным линиям, ведущим пчелу внутрь цветка. Как человек находит известную ему реку и следует за ней через заросшие вереском торфяники, так с картой можно было проехать верхом от Рима до Массилии, или из Лондона в Каэрлеон, ни разу не спросив дороги и не разыскивая дорожных столбов. Искусство составления карт ведет начало от грека Анаксимандра, хотя некоторые утверждают, что ранее оно было знакомо египтянам. Карта, что показал мне Галапас, была скопирована из книги Птолемея Александрийского. Когда Галапас закончил объяснения, и мы вместе изучили карту, Галапас попросил меня достать табличку для письма и сделать собственную карту, карту страны.

Когда я закончил рисовать, он взглянул на нее.

— Вот это, в центре, что это?

— Маридунум, — ответил я удивленно. — Посмотри, вот мост и река, а это дорога через рынок, а здесь ворота казарм.

— Это я вижу. Но я ведь не сказал «карту города», Мерлин, я сказал «карту страны».

— Всего Уэльса? Откуда же мне знать, что находится севернее этих холмов? Я никогда не был севернее, чем сейчас.