Виктор Савин - Юванко из Большого стойбища

• Название: Юванко из Большого стойбища
• Автор: Виктор Савин
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1975

Повести и рассказы открывают перед читателем удивительный мир уральской природы, знакомят с людьми этого края.

---

Утлая лодочка, точно стрела, врезалась в песчаную косу. Яков Тимофеевич подхватил ее за носовую часть и вытащил на берег вместе с детьми, с чемоданами и прочими пожитками.

Векшинский стан находится недалеко от берега. Большой деревянный дом с маленькими окнами стоит на высоком бугре, окруженный седыми елями, будто частоколом.

Расцеловав дорогих гостей, старый охотник в обе руки подхватил их вещи. Но Георгий тут же отобрал у него свой тяжелый чемодан и пошел рядом с отцом. Семен этого не сделал. Он пошел к дому налегке, чуть отстал, сорвал придорожную метличку и стал разжевывать ее сладкий желтоватый корешок.

После того как дети хорошо поели, отдохнули, Яков Тимофеевич поставил на стол в переднем углу тарелку с кедровыми орехами, позвал к себе парней:

— Орехи вот. Ешьте. Давно не ели… Как, однако, вам наука далась? Как жить станете?

Старший сын, круглолицый, голубоглазый, холеный подросток, не спеша раскрыл свой чемодан, наполненный книгами, достал свидетельство об окончании школы-семилетки, подал его отцу и сел на лавку за столом, приняв независимую, самодовольную позу. Яков Тимофеевич, держа в одной руке бумагу, а другой растирая поясницу, подошел к стене, снял с гвоздика очки с толстыми стеклами, приблизился к окну и стал внимательно читать документ, полученный Семеном.

— Так. Молодец! — сказал он, возвращая сыну свидетельство. — Все пятерки. Похвалить можно. Однако как насчет охоты? Насчет рыбной ловли? Одному-то мне плохо ведь. Глаза тупые стали. В ушах словно труха наложена. Векшины испокон веков зверя бьют, птицу стреляют, рыбу ловят. А Семен что будет делать?

— Охоте и рыболовству нас, отец, не учили, — с достоинством ответил сын. — Школа дает только общее образование. Политехнизация до нас еще не дошла. Однако скоро введут. Уже ружья какие-то привезли, мишени, ниток много, сети вязать.

— Мудреные слова у тебя, Семен. И куда теперь ты с этим, как говоришь, образованием?

Отец пристально из-под густых спутанных бровей посмотрел сыну в глаза.

— Отличникам учебы везде дорога открыта, отец. Можно на счетную работу, можно в библиотеку, в красный чум.

— Тебе, выходит, надо жить в большом стойбище?

— Меня уже звали в охотколхоз, в правление. И в аймачную библиотеку приглашали.

— Приглашали, Семен? О, приглашали, так это все равно что в гости, на почетное место. Ты им что сказал?

— С отцом, мол, надо посоветоваться, как так-то.

— Хорошо сказал, Семен, хорошо! Отцовский совет не путо, ноги не свяжет.

Старик прошелся по избе, приосанился.

— А ты, Гошка? Давай твой документ.

— А зачем его казать? — глянув на брата не то с усмешкой, не то с издевкой, сказал младший сын — вихрастый, веснушчатый, с бойкими карими глазами, — У меня пятерок мало. Даже одна тройка затесалась.

— Зачем тройка? Пошто тройка? — Отец покачал головой.

— Отвечаю так, медленно, слова трудно подбираю. Язык у меня, что ли, толстый…

— Виноват ли тут язык? — заметил Семен. — Утром не успеешь продрать глаза — бежишь на лыжах. После уроков на катке кружаешь. Вечером-то опять в техническом кабинете. Оно и некогда было пятерки получать.

— В пятерках не самая цель. Я везде поспевал, — огрызнулся Георгий. — А ты вставал с книжкой и засыпал с книжкой. У тебя и в голове-то бумага. Пойдешь на охоту, попадешь под дождик — одни клочки от тебя останутся, как от промокашки.

Братья вскинули головы, как петухи, готовые кинуться в драку.

— Ладно, парни, — примиряюще сказал отец. — Для чего ссориться? Будем жить, будем глядеть.

Как и в прежние годы во время школьных каникул, старик Векшин не приневоливал своих детей к каким-либо занятиям. Он дал им полную волю. Пускай, дескать, пока отдохнут, наберутся сил, позреют, как брусника в бору, а затем уж пойдут в дело.

Семен целыми днями лежал с книгой в гамаке, растянутом между двумя елями за лужайкой, недалеко от дома. Под вечер, когда одолевали комары и мошки, он раскладывал возле гамака курево и дымом отгонял гнуса. В ненастную погоду валялся на кровати в избе и все читал, читал. Временами, отложив книгу, он отдавался мечтам. Весь мир, каким он представлял его по книгам, был у него точно на ладони: большой, огромный и понятный. И вот только окрестности вокруг отцовского охотничьего стана были для него действительно тайгой, темным лесом. Он знал, что влево от дома течет речка Кипсия, вправо, километрах в пятнадцати, — ее приток Виляй. На стыке этих рек, несущих воду на север, находится большое охотничье стойбище Глухариное. На юго-западе лежит цепь высоких Каменных гор, то белых, то синих, в зависимости от погоды. Главная жизнь, казалось Семену, проходит за этими горами. Там и солнце-то не такое: оно намного больше, теплее, ласковее. Да и звезды совсем другие: здесь мелкие, как горошины, а там крупные, как лимоны, как апельсины. Там и люди — не чета здешним: они лучше, красивее, у них все хорошо, все прекрасно. А тут, в треугольнике между двумя реками и скалистым хребтом, люди какие-то неуклюжие, все равно что медведи, и не знают они настоящего счастья, настоящей радости. И что это за жизнь? Раскусишь, так не малина, не морошка, а клюква.

Младший сын, Георгий, или Гошка, как его называли все в доме, читал, пожалуй, больше не для себя, а для родителей. По воскресеньям к берегу возле стана причаливал голубой почтовый катер. Он привозил для Якова Тимофеевича скопленные за неделю газеты. Георгий усаживал отца с матерью в переднем углу и по своему выбору вычитывал новости. А его самого в газетах больше всего интересовали охота и рыбная ловля. Однажды он прочитал заметку о единоборстве охотника с пятью бурыми медведями. Человек в этой схватке хотя и сильно пострадал, но вышел победителем. Подвиг охотника произвел на парня сильное впечатление. И ему потом несколько ночей подряд снилось, как он сам сражается с огромными зверями.

С утра до вечера Георгий был на реке: купался, загорал, ловил рыбу. А в ненастье, забравшись под навес сарая, строгал, пилил, стучал молотком. Вокруг него валялись стружки, проволока, обрезки жести. На вопросы родителей, что он мастерит, Георгий отвечал уклончиво: «Потом узнаете…»

И вот это «потом» наступило. Было воскресенье. В такие дни в доме царил обычно праздничный покой. Пахнет пирогами, сдобой, жареным и пареным. Крашеные полы, лавки, стекла в окнах поблескивают особой свежестью. Георгий торжественно извлек из-под лавки лакированный ящик, отражающий солнечные блики, поставил его на стол и подцепил к проводам, протянутым с улицы через окно. В ящике вспыхнули огоньки, похожие на яркие пуговки, что-то зашумело. Яков Тимофеевич ухмыльнулся в бороду, многозначительно посмотрел на жену. Старая женщина с голубыми, точно вылинявшими глазами приподнялась на месте и не спускала взора с ящика с огоньками. Это для нее была диковинка. Наконец из ящика раздался отчетливый голос:

«Внимание! Говорит Москва…»

— Ай да Гошка! Ай да молодчина! — Старик Векшин, большой, сутулый, встал, подошел к сыну и крепко прижал к себе. — Спасибо! Не зря учился!

Растроганный отец вернулся на лавку. Его поблекшие, старческие глаза цвета осенней травы стали влажными.

Осенью Яков Тимофеевич подозвал к себе сыновей и сказал:

— Погуляли, отдохнули — теперь в лес надо, заняться другой наукой, большой наукой. Большой книгой. Эту книгу в сундук не положишь, на полку не поставишь. А выучишь — человеком станешь, счастье найдешь. А без счастья какая жизнь на свете!

Торжественный, подтянутый, старый охотник по-молодому подошел к стене, снял висевшие на лосиных рогах два ружья и вручил их сыновьям. Семену, как старшему, он подал почти новую двустволку, а Георгию — старую одноствольную переломку.

— Вот вам, получайте… Другие отцы дают своим детям кто пилу и топор, кто длинный шест — хорей, чтобы на олешках ездить, а в нашем векшинском роду все получают ружья. Ты, Семен, и ты, Георгий, не обижайтесь, кому что досталось. Встанете на ноги, науку в лесу возьмете, купите себе ружья по душе. Пока стреляйте этими. С ними ходили за зверем и птицей ваши деды и отец. Их руки никогда не тряслись. Они ходили на рысь, на росомаху, на медведя. Никаких трудностей они не боялись. Самый опасный враг в лесу — это страх. Он бьет под коленки, отводит руки с ружьем в сторону, закрывает глаза, застилает уши. Так-то недолго и пропасть…

На другой день, чуть свет, Яков Тимофеевич поднял парней с постели. Сам проследил за их сборами, проверил, все ли у них при себе. Вышел на крыльцо, проводил, пожелал удачи.

Семен направился в сторону Каменных гор, а Георгий — большого стойбища. Охотиться вместе братья отказались. У каждого был свой нрав, свои принципы. Однако ни у которого не было еще охотничьего опыта, навыков. Оба ушли в тайгу, как в неведомый путь.

Первым вернулся домой Семен. Он пришел к обеду. Ему повезло. Наткнувшись на непуганый глухариный выводок, он снял с дерева поднявшуюся из травы копалуху, а потом разыскал и попрятавшийся, затаившийся молодняк.