Леонид Леонов - Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3. [1944-1945]

• Название: Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3. [1944-1945]
• Автор: Леонид Леонов
• Издательство: Совет ветеранов журналистики России. Союз журналистов РФ
• Жанр: Лирика
• Год: 1995
• ISBN: 5-7164-0006-Х

В руках у Вас книга, которую нельзя отложить, не прочитав ее. Это — не роман и не повесть, это страстный порыв рассказать о событиях, которые всегда будут в памяти народа. Каждое слово ее проникнуто правдой, одухотворено поиском истины.

Трехтомник «Живая память» — уникальная летопись героизма защитников Отечества в битве с фашизмом, сурового пути к великой Победе. В народе говорят: «Чтобы оценить Сегодня, увидеть Завтра, надо обязательно оглянуться в Прошлое». В этом помогут три тома, созданные большим отрядом ветеранов Отечественной войны — от солдат до маршалов, партизанами, тружениками тыла, писателями, учеными, журналистами. Материалы книги — это свидетельства очевидцев, они объективно и правдиво раскрывают грандиозный подвиг нашего народа, несут большой патриотический заряд.

Особенность книги — разнообразие жанров. Здесь воспоминания, очерки, фронтовые дневники, статьи, документы, письма, стихи, фотографии, репродукции картин. Издается трехтомник Объединением ветеранов журналистики России при Союзе журналистов Российской Федерации. Убеждены, что красочный трехтомник «Живая память» будет достойным подарком ветеранам войны и труда к 50-летию Победы, привлечет внимание нашего юношества, широких читательских кругов.

---

Больше всего Толстой писал в дни битвы за столицу. В критические дни сорок первого года, когда немцы стояли под Москвой и уже имели возможность из орудий обстреливать ее, писатель возвысил свой голос, предвещавший нашу победу. Именно эти выступления имел в виду Илья Эренбург, когда писал: «В дни войны Алексей Толстой оказался на посту. Его слова приободряли, веселили, горячили бойцов. Толстой не ушел в молчание, не ждал, не ссылался на отчужденность муз от музыки войны. Толстой говорил в октябре 1941 года, и Россия этого не забудет».

Работал Алексей Николаевич много и безотказно. Писал очерки, статьи, рассказы и даже репортажи. Однажды зашел у меня такой разговор с писателем:

— Завтра открывается сессия Верховного Совета для ратификации договора с Великобританией. Нужен очень ответственный репортаж. Не смогли бы вы взяться за это?

Попросил, и самому стало неловко: репортаж Алексею Николаевичу? Он, видимо, почувствовал в моем голосе смущение и сразу же сказал:

— Напишу. Я ведь когда-то писал такие газетные вещи. Дело для меня не новое. Старый репортер…

И написал. Хорошо написал. С писательской страстью. Главное — репортаж дышал верой, верой в нашу победу. Под таким заголовком он и был напечатан.

Алексей Николаевич как сотрудник газеты был очень аккуратен. Сам начинавший свою литературную деятельность как журналист, он хорошо понимал нашу работу, чувствовал газетный темп и никогда не подводил редакцию; если Толстой обещал, что статья будет в такой-то день и час, можно было смело оставлять для нее место не только в макете номера, но и в сверстанной полосе. То, что он приносил, никогда не откладывалось даже на день, а сразу же шло в номер. Он внимательно прислушивался к тому, что просила редакция написать, к нашим предложениям.

Нередко Толстой приносил статью или очерк, который мы ему не заказывали, и это нас тоже радовало. Вот, скажем, Толстой приехал в редакцию и, не успев поздороваться, шагнул к карте, внимательно разглядывая новую линию фронта. Увидев, что Смоленск, не столь уже далекий от столицы город, и Житомир, совсем близкий к Киеву, в руках немцев, покачал головой, затем грузно опустился на кресло и задумался. Несколько минут он оставался в той же неподвижной позе. А потом встрепенулся и стал у меня выпытывать все, что я знал о положении на фронтах войны. Все, что я знал, рассказал Алексею Николаевичу, а заодно пожаловался: по всем газетным канонам, центральной военной газете следовало бы дать обзор военных событий, сказать прямо, что обстановка очень тяжелая и опасная, хотя и не безнадежная, терять оптимизм нет оснований. Но какой же это будет обзор, если фронты нельзя обозначить, а города зашифрованы загадочными «А» и «К»? Толстой посочувствовал мне, но я не предполагал, что этот разговор он намотает на ус. А через день он принес в редакцию свою статью.

— Вот я написал, может, сойдет за обзор. — И вручил мне отпечатанную на машинке рукопись страничек на восемь.

Прочел я. Удивился и обрадовался. Без всех тех таинственных «А» и «К» Толстой нарисовал общую картину сражений с немецкими войсками, сказал все как есть, дал оценку боевых действий наших главных родов войск. Удивился я и тому, что все, что я узнал в Генштабе и рассказал Толстому, он, не записывая, запомнил. И настолько по-военному грамотно написал, что даже наши дотошные редакционные специалисты не смогли ни к чему придраться.

Каждая строка статьи дышала неистребимой верой в наши силы, в нашу победу. И заголовок статьи Алексей Николаевич дал оптимистический: «Почему Гитлер должен потерпеть поражение». А вера в наши силы, в нашу победу нужна была в те дни как никогда. И для тех, кто шел в бой и надеялся увидеть ее зарю, и для памяти о тех, кто остался на поле брани, зная, что кровь его пролита недаром…

Толстой в штате редакции не состоял, но дай бог каждому штатному так работать в газете, как работал Алексей Николаевич. Он действительно чувствовал себя краснозвездовцем, а работники редакции чувствовали его своим! Он дружил с ними и часто беседовал с журналистами, особенно с теми, кто только что вернулся с фронта.

В редакции Толстой чувствовал себя как дома. Когда задерживался, ожидая гранки, верстку, а иногда и сигнальный номер газеты — хотел увидеть как будет выглядеть «Красная звезда» с его выступлением, — он укладывался в моей комнатушке на диване и дремал. Он никогда не стеснялся попросить еды, но мы старались предупредить его желание. А аппетит у него был всегда хорошим.

В редакции Толстой встречался и со своими старыми друзьями и знакомыми — Михаилом Шолоховым, Ильей Эренбургом, Петром Павленко и другими писателями, работавшими в «Красной звезде». Здесь он впервые познакомился с новым литературным пополнением, чьи таланты проявились в военную пору.

Однажды мы заговорили с Толстым о Константине Симонове. К этому времени Симонов уже напечатал в газете немало корреспонденций, очерков, стихов, стал заметной фигурой на фронте, а также среди писателей и журналистов. Толстому нравились его стихи и очерки, и он сказал мне об этом.

— Симонов только что вернулся с фронта, — сказал я Толстому. — Он здесь, в редакции. Хотите, я позову его?

С Алексеем Николаевичем Симонов был знаком лишь издалека. Он не раз видел Толстого в Союзе писателей в Центральном Доме литераторов. Как-то Алексей Николаевич сказал добрые слова о стихотворении «Генерал», и это было дорого для Симонова, ибо именно оно, по мнению поэта, положило начало его серьезной поэтической деятельности. В 1941 году Симонов написал цикл лирических стихов «С тобой и без тебя». Правда, тогда он думал, что до конца войны их вряд ли удастся напечатать, — не до лирики, мол, сейчас. Но они были не только напечатаны, но и встретили теплый прием у читателя.

Появился Симонов, худой, долговязый, с загорелым от фронтовых странствий лицом.

Они уселись в креслах друг против друга, и Толстой стал говорить о том, что ему понравилась любовная лирика Симонова. Диалог был у них пространный, и они заговорили вообще о лирике и поэтическом мастерстве. В общем, стихи Симонова понравились Толстому, с этого начался и этим закончился их длинный разговор.

Я поначалу рассчитывал, что разговор будет о делах фронтовых. Но о них на этот раз ни слова не было сказано. Говорили только о стихах. И все же эта беседа увлекла и меня, редактора военной газеты, которому в те дни было не до лирики…

4

Не раз просил Толстой у меня командировку на фронт. Понять писателя было нетрудно. Он хотел видеть войну своими глазами, его не удовлетворяли материалы, полученные из вторых рук.

Но сделать этого я не мог. Толстой в те годы был возраста, как говорится, непризывного, да и рисковать жизнью Алексея Николаевича нельзя было. Но все это мне трудно было объяснить писателю.

— А знаете ли вы, что в первую мировую войну я был специальным корреспондентом? — убеждал он меня. И рассказывал о своих поездках по дорогам войны в 1914 году на Волыни, в Галиции, Карпатах, а в пятнадцатом году на Кавказе. Напомнил он и Испанию, где побывал в траншеях под Мадридом.

Словом, доказывал, что фронт ему не в новинку.

В мужестве и бесстрашии Алексея Николаевича никто не сомневался. Но я отвечал Толстому, что и время другое, и война другая, и сам Алексей Николаевич другой. Говоря так, я имел в виду не только годы, но прежде всего его место в литературе. Но когда я понял, что эти аргументы не действуют, я призвал на помощь последний, самый сильный. Я сказал Толстому, что у меня был разговор на эту тему с секретарем ЦК партии А. С. Щербаковым и получил ясный ответ: «Ни в коем случае. Есть прямое указание Сталина — беречь Толстого, на фронт не посылать».

И все же мы старались дать возможность Толстому если не побывать на передовых позициях, то хотя бы встретиться с людьми войны.

Я знал, какой глубокий интерес вызывает у Толстого каждое сообщение о воздушном таране. Он преклонялся перед мужеством героев этих атак и не раз высказывал желание написать о них. Восхищала его не только «соколиная удаль и смелость» летчика, но и искусство тарана.

— А ведь этому делу их не учили, — говорил он. — Героизм героизмом. Но какая нужна точность, расчет, выдержка! Как это получается?

— Знаете что, — сказал я писателю. — Вот только что мне сообщили о новом таране. Летчик из подмосковного истребительного полка Виктор Кисилев вчера таранил немецкий бомбардировщик. Если хотите, мы вас отвезем в полк, он рядом, недалеко. Там и узнаете, как все это происходит. И напишете. — Он с радостью согласился…

Связаться с летчиками особого труда не составляло. Я позвонил комиссару полка и сказал, что к ним собирается Толстой, скоро выедет. Военком ответил, что с радостью встретят писателя.

— Ждем…

На второй день мы усадили Толстого в редакционную машину и в сопровождении репортера Дмитрия Медведовского и фотокорреспондента Сергея Лоскутова отправили в полк.