Виктория Холт - Властелин замка

• Название: Властелин замка
• Автор: Виктория Холт
• Издательство: Селена
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-88046-018-5

Готический роман Виктории Холт (1906―1993) «Властелин замка» («The King of the Castle», 1967):

В старинном французском замке Гейяр ожидают приезда известного английского реставратора, сэра Даниэля Лоусона. Однако приезжает не он, а его дочь Даллас: профессор Лоусон неожиданно скончался. Неизменная помощница отца в его работах, Даллас, чтобы не нарушать контракта, предлагает хозяину замка свои услуги. Это, понятно, лишь завязка сюжетной интриги. А далее на фоне древнего, хранящего страшные семейные тайны замка перед читателем романа разворачивается история непростой, полной страсти и чарующей искренности любви…

Роман Виктории «Властелин замка» издавался в России также под названиями «Изумруды к свадьбе» и «Влюбленный граф».

---

Не с кем поговорить. Вернувшись из Каррфура, я пошла в сад и долго сидела там, размышляя. Женевьева! Моя дочь! Случаи из прошлого возникли в моей памяти. Будто я смотрела пьесу, состоявшую из сцен, неуклонно ведущих к развязке. Я вспомнила приступы ярости, ее несдержанный смех — он эхом звучал из прошлого в моей памяти. Моя мать… моя дочь. Они даже внешне похожи. Чем больше я старалась вспомнить лицо матери, тем больше оно походило на лицо Женевьевы. Теперь я знала, что должна следить за своей дочерью, как мой отец следил за мной. Малейшее отклонение в ее поведении, которое раньше я принимала за детские шалости, приобретало новое значение. Порочное семя передалось через меня новому поколению. Отец, который хотел стать монахом, оказался не способен противиться своей страсти к жене, даже узнав о ее безумии, и в результате родилась я — и я в свою очередь родила ребенка. Потом ужас моего положения заставил меня задрожать — ведь была не только моя бедная Женевьева. Есть еще не родившийся ребенок.

Вчера я не поехала в Каррфур. Не могла. Сказала, что болит зуб. Нуну засуетилась вокруг меня. Она дала мне несколько капель своей настойки, от нее я заснула. Проснувшись, я почувствовала себя посвежевшей, но вскоре мои тревоги опять стали терзать меня. Ребенок, которого я так ждала… каким он будет? Что станет с моей бедной Женевьевой? Сегодня утром она приходила, она всегда приходит ко мне в первую очередь. Я слышала, как она разговаривала с Нуну за дверью. Нуну говорила: «Твоя мама плохо себя чувствует, у нее болит зуб, она хочет отдохнуть». «Но я всегда хожу к ней», — ответила моя дочь. «Не сегодня, дорогая. Пусть мама отдохнет». Но Женевьева пришла в бешенство. Она топала ногами, и когда Нуну старалась удержать ее, она укусила ее за руку. Я лежала и дрожала. Он прав. Эти внезапные приступы — не просто детские капризы. Нуну не может справиться с ними… и я не могу. Я позвала ее, и она вошла, в глазах ее стояли слезы, губы плотно сжаты. Она бросилась ко мне и обхватила меня с неистовой силой. «Нуну хочет разлучить нас. Я не позволю ей. Я убью ее». Вот как она говорила, безудержно, дико. Она так не думает, всегда говорила я. Просто у нее такая манера! Как она похожа на Онорину. Мой отец заметил в ней это семя. Да, оно есть… меня охватил ужас.

Папа зовет меня. Поэтому я поехала в Каррфур. «Он все время ждет вас, — сказали мне. — Он следит за дверью. Зовет вашу мать. Наверное, он думает, что вы — это ваша мать.» Я села у его постели, он смотрел на меня дико блестевшими глазами и звал то меня, то мою мать. Он бормотал что-то о грехе и воздаянии, но было не так понятно, как раньше. Я думала, он умирает. Я видела, что он все больше возбуждается, и склонилась, чтобы расслышать его слова. «Ребенок? — спрашивал он. — Будет ребенок?» Я подумала, что он говорит о том, что я сказала ему, но потом поняла, что мысли его далеко в прошлом. «Ребенок… У Онорины будет ребенок. Как это могло случиться? О, это воздаяние Господне. Я знал… и несмотря на это… я ходил к ней, и это воздаяние Господне… до третьего и четвертого колена… а семя… порочное семя… будет жить вечно». «Папа, — сказала я, — все это давно прошло. Онорина умерла, а я здорова. Со мной ничего не случилось». Он смотрел на меня непонимающим взглядом и бормотал: «Мне сказали, что у нее будет ребенок. Я хорошо помню тот день. «Вы станете отцом», — сказали мне. И они улыбались мне… и не знали, какой страх был в моем сердце. Вот оно — воздаяние. Мой грех не умрет вместе со мной. Он будет жить в третьем и четвертом поколениях. В ту ночь я пошел к ней в комнату… Я стоял над ней. Она спала. У меня в руке была подушка. Я мог задушить ее… это был бы конец… конец ей и ребенку. Но она была красива… черные волосы… круглое детское лицо… а я был трусом, я упал на нее, обнял и понял, что никогда не смогу убить ее». «Ты расстраиваешь себя, папа, — сказала я. — Все прошло. Ничего уже не изменить. Вот я здесь… и я здорова, поверь мне». Он не слушал меня, а я думала о Женевьеве и о не родившемся ребенке.

Прошлой ночью я не спала. Я думала о горе своего отца. И не могла забыть о Женевьеве. Я думала о ее неистовости, так пугавшей Нуну. Теперь я понимала, почему. Нуну знала мою мать. Страхи Нуну лишь отражали страхи отца. Я видела, что Нуну следит за моей дочерью. Задремав, я увидела кошмарный сон. Кто-то сидел в комнате с зарешеченными окнами. Я должна была убить ее; я стояла с подушкой в руке. Это была моя мать… но у нее было лицо Женевьевы и в руках у нее был ребенок… ребенок, который еще не родился. Я заставила ее лечь и стояла над ней с подушкой. Проснулась я с криком: «Нет! Нет!» Меня трясло. После я не могла спать. Я боялась уснуть и увидеть кошмар, поэтому взяла настойку Нуну, а потом заснула без снов.

Утром я проснулась, и сознание мое прояснилось. Если мой ребенок — мальчик, он будет продолжателем рода де ла Таллей. И я подумала, что порочное семя безумия вкрадется в замок, как привидение, и будет преследовать их род столетиями. И принесу им это семя я. Женевьева? О ней позаботится Нуну. Нуну знает. Она будет следить за ней. Она устроит так, чтобы Женевьева не выходила замуж. Может быть, Нуну уговорит ее пойти в монастырь, как папа хотел уговорить меня. Но ребенок… если это будет мальчик… у папы не хватило мужества. Нужно мужество. Если бы папа убил мою мать, я бы никогда не родилась. Я не знала бы боли… ничего. Так могло бы быть и с ребенком.

Прошлой ночью случилась странная вещь. Я проснулась от кошмара, и вспомнила, как хорошо спится после содержимого той бутылочки с ребристыми боками. Ребристыми, как сказала Нуну, для того, чтобы в темноте сразу определить, что это бутылочка с ядом. Яд! Но от него так сладко спится, такое облегчение! Я подумала, что можно принять в два… в три раза больше, чем Нуну давала мне от зубной боли… и не будет никаких страхов… никаких проблем. Ребенок ничего не узнает. Ребенок не придет в этот мир, за ним не будут все время следить, ожидая первого проявления порока. Я потянулась за бутылочкой и подумала, что не буду такой трусихой, как папа. Представила, что сейчас я такая же старая, как он… лежу на смертном одре, кляня себя за несчастья, которые навлекла на своих детей. Я посмотрела на бутылочку и испугалась. Приняла несколько капель и заснула, а утром сказала себе, что это не выход.

Сейчас ночь, и опять страхи преследуют меня. Спать не могу. Все думаю о папе и маме в комнате с зарешеченными окнами, и ощущаю внутри себя ребенка. Нуну, пожалуйста, позаботься о Женевьеве. Я оставляю ее на твое попечение. Может быть, сейчас у меня достанет мужества, которого не хватило папе. Если бы ему это удалось, многим из нас от этого стало бы лучше. Моя маленькая Женевьева никогда не родилась бы… Нуну избавилась бы от страхов… Я никогда бы не родилась… Мой отец был прав. Вот она, бутылочка из зеленого стекла. Тетрадь я положу в шкаф вместе с теми другими и Нуну найдет ее. Она любила читать о тех днях, когда я была маленькой, она говорит, что они напоминают ей о прошлом. Она объяснит им, почему… если я смогу. Правильно ли я делаю… Теперь я попробую заснуть… Если не смогу… Утром я напишу, что так чувствуют себя люди ночью… Днем все, выглядит по-другому. Но папе не хватило мужества… Хватит ли у меня… Хватит ли…»

На этом запись оборвалась. Но я знала, что произошло. Она нашла в себе то, что называла мужеством, и из-за этого той ночью она и ее неродившийся ребенок умерли.

Картины, вызванные к жизни записями Франсуазы, целиком заняли мое воображение. Я так ясно все себе представляла: дом, наполненный мрачной тайной; комнату с зарешеченным окном, ограду у камина; высоко на стене лампа; неистовая и страстная женщина; муж-аскет, не находящий в себе сил противиться ее чарам; его борьба со своими чувствами; он предается страсти и в результате получает то, что его фанатичному разуму кажется возмездием. Рождение Франсуазы, вечная слежка, воспитание в уединении… а потом брак с графом. Я поняла, почему этот брак был неудачным с самого начала. Невинную и невежественную девушку учили относиться к супружеству с ужасом; оба разочарованы: она — страстным молодым мужем, он — холодной женой.

И все в замке знали о том, что брак неудачен, и когда Франсуаза умерла от передозировки настойки опия, все задались вопросом: не дело ли это рук мужа?

Это было жестокой несправедливостью, и виновата в этом Нуну. Она читала то, что прочла я; она знала то, что я только что обнаружила, и при этом она позволила подозревать графа в убийстве жены. Почему она не показала ему эту тетрадь, в которой все так понятно изложено?

Граф должен знать правду.

Я посмотрела на часы. Граф должен быть в саду. Он, наверное, недоумевает, почему я не пришла к нему, как обычно. Мы имели обыкновение сидеть у пруда и строить планы на будущее, обсуждая свадьбу, которая состоится, как только он полностью выздоровеет.