Александр Эльберт - Такова шпионская жизнь

• Название: Такова шпионская жизнь
• Автор: Александр Эльберт
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2016

Перед вами детективный роман. Иронический — шпионы есть, любовь есть, шпионажа нет. «Действующие лица — молодые ребята и девушки, ведущие абсолютно светский образ жизни. Веселые, современные, привлекательные. И всё им в этой внешней жизни дозволено, кроме наркотиков. Разумеется, это шпионы, агенты, только не Моссада, а чего-то подобного, но с другим названием. И название, и страну надо будет придумать. Так же, как Фолкнер придумал, населил, очеловечил Йокнапатофу. Одну из таких агентов (агентш?), молодую и очень красивую женщину, посылают на ответственное и очень опасное задание. Инструктирует ее молодой красавец — начальник и гражданский муж, т. е. бойфренд. Ей дозволяется всё, кроме перехода за некоторую запретную черту, о которой сказано только: „Сама знаешь, о чем я…“

---

8

Генрих высадил актера у гостиницы, поблагодарил за щедрые чаевые, и поехал домой, где уже сидели с виноватым видом его помощнички, с которыми он работал первый раз. Генрих понимал, что ругаться бессмысленно, поэтому был деловит и краток:

— Слишком много ошибок, господа-товарищи. Вы решили, что раз актер, значит профан в разведке. А он посмеялся над вами, обвел вокруг пальца и теперь вам одна дорога…

— Домой поедем, — сказал тот, кто сидел за рулем микролитражки…

— На заслуженный отдых, — грустно отшутился тот, который выбрасывал мусор, а потом бежал к машине… — Жена будет довольна…

— Не мне решать, ребята. Но тут вам больше нечего делать. Однако нет худа без добра: актер куда как умнее и грамотнее, чем нам его описали. И работать с ним надо с полным уважением. Он — достойный противник… Или соперник… Или коллега.

На следующий день после приезда съемки продолжились в обычном бешеном темпе. Петр Никодимыч, как звали актёра в этом фильме, дремал в кресле, пока над ним колдовали гримеры. Пришел режиссер, посмотрел, остался недоволен и попросил сделать лицо «более усталым». Сделали, режиссеру понравилось, самому актеру — нет. Но о такой «мелочи» не стоило спорить. Пока устанавливали свет, он еще раз пробежался глазами по тексту. Подумал: «Не все так плохо с этим максималистом. Слава Богу, можно не зубрить и импровизировать.» Но одна реплика показалась ему обязательной, очень важной и как нельзя лучше объясняющей, почему он работает не только актером: «Несчастный русский народ почему-то думает, что живет в 21 веке». Прибежал помощник режиссера, стал уверять, что «давно пора, всё готово, поторопитесь, пожалуйста!». А когда Петр Никодимыч появился на площадке, режиссер замахал на него руками: «Иди отдыхай!» — и принялся материть оператора и осветителей. Педрунчик весело засмеялся: всё в порядке, всё, как обычно. Вернулся в гримерную и стал думать совсем о другом.

* * *

— Ну как, Дани? — спросила Лола, заканчивая бесхитростный утренний макияж.

— Ты для кого так стараешься? — удивленно спросил Дани.

— Отстань! Привычка. Сама не знаю. И отвечай на вопрос.

— А нечего рассказывать. Всё идет по плану.

— По какому плану: нашему… — Лола замолчала, причмокивая губами бесцветную помаду. — Или… — тут она плотно сжала губы и, чтобы не прерывалась мысль, показала глазами и бровями вверх.

— В Мадриде — по их плану. — Дани замолчал и хитро хмыкнул. — А в самолете — по нашему.

— Вот и хорошо. Дай-ка мне бюстгальтер… Да не этот. Вон тот, с прозрачными лямками. Спасибо. И не смотри на меня так. Не для себя наряжаюсь, для дела. Продолжай, покрутись в районе съемок, поглазей на него. Да попроще. И как только он тебя приметит, исчезай постепенно. Не переиграй, он умный и многоопытный. Это только наши начальнички там, — Лола показала головой за спину, — считают его простоватым дилетантом. А нам с тобой нельзя ошибаться. Слишком много поставлено на карту.

Дани наклонился и хотел поцеловать начальницу, но Лола слегка отклонилась:

— Не надо, дорогой, не время. Ступай, тебе пора. И не забудь: мы все собираемся сегодня…

— …в 8 вечера в кафе на рыночной площади. А я до сих пор не знаю, кто это «все».

— Вечером узнаешь. Только ничему не удивляйся, не радуйся, не огорчайся. Побудь немножко вежливым простачком. Никаких симпатий — антипатий. Мы все случайно встретились и отдыхаем после работы. И никакой аппаратуры: она мало что даст, а новичков и дилетантов не будет, очень легко засветиться. Да вот ещё что: первый не знакомься, выжидай, поглядывай — ты же простачок на роли второго плана.

Оба засмеялись. Дани наклонился, Лола чмокнула его в лоб. Рабочий день начался.

* * *

Ближе к вечеру Петр Никодимыч отработал две небольшие сцены и сидел в гримерной, изрядно усталый и недовольный. Ему казалось, что фильм не получается. Поначалу продюсер, сценарист и режиссер были едины во мнении сделать картину о сегодняшей России, какой её видит очень давно живущий на Западе русский интеллигент, его играет дон Педро, сохранивший язык, теплые детские воспоминания и неожиданные привязанности. Но в команде не было русских, фильм снимали на английском языке, массовка была местная — так проще и дешевле, а хороших, дорогих актеров собрали со всего мира, кроме самой России. Вот и получается фильм для массового зрителя о сегодняшней России, какой её видит западный интеллигент, русское происхождение которого озвучено, но по ходу фильма не просматривается. Всё давно забыто, остались только сантименты. У Педрунчика русских корней не было: мама — испанка, папа — мексиканец испанского происхождения. Он, Педрунчик, Петр Никодимыч, Пьер, Пинхас — в совершенстве знал европейские языки, но русский с трудом отличал от болгарского. Ему не нравилось. что фильм получался сладкий, сентиментальный и некритичный. Не было России Гоголя, Толстого, Булгакова, Бродского. Скорее это была Россия глазами Дюма, Иоганна Штрауса или, в крайнем случае, глазами миллионеров, удачно работающих на российском рынке. И всё бы ничего, не единожды нелогичный, неправдоподобный фильм получался интересным сам по себе и собирал огромную аудиторию. Так нет же, сработал инстинкт. Дон Педро в какой-то момент почувствовал, что кто-то на съемочной площадке изо дня в день наблюдает за ним и посмеивается над искренним желанием хорошего актера сделать то, что он не понимает и понимать не может. Посторонних не было и не могло быть, режиссер не выносил присутствия посторонних. В последних сценах массовки и актеров второго плана не было. Актеров, играющих главных героев, он хорошо знал и не мог ни в чем заподозрить. Значит, кто-то из вспомогательного персонала.

Пришел помощник режиссера и спросил, готов ли Петр Никодимыч продолжить и снять ночную сцену прогулки по городу. Педрунчик кивнул.

— Тогда надо переодеться и освежить грим. Рабочие готовят натуру, а «сам» отдыхает. У вас минимум 40 минут.

«Он?» — подумал Педрунчик. — «Не похоже. Он с первого дня рядом, а это наваждение началось совсем недавно и с каждым днем давит всё сильнее. И ведь что странно: люди вокруг меня меняются, а это дурное мироощущение всё время со мной и заставляет сомневаться. Ну какой я Петр Никодимыч? Я — испанец, я — голивудская звезда, я — человек мира, я — никто не слышит? — шпион понарошке, как «они» думают, и я — многоопытный контрразведчик, работающий не за страх, а за совесть. И вот теперь я превращаюсь в шизофреника, который не знает, кого и в чем заподозрить.»

* * *

И приснилось мне чудище о семи ногах и двух языках и было то чудище огромное и доброе. На одном языке оно говорило, на другом — молчало. Две ноги оказались, когда примотрелся, руками, одна — толстым хвостом, который подкладывался под попу, чтобы сидеть было удобнее. На четырех ногах чудище не торопясь передвигалось, на двух — бегало, но это бывало редко. Остальное было нормальное: два глаза, два носа, а не две дырочки в одном носу, рот — один, но из двух половинок. Уши — скорее как у жирафа, чем как у слона. Зато шеи почти нет, как у очень толстого бегемота. Из семи ног четыре делают свою работу на совесть, две передние ноги расположены у самой шеи и могут крутиться во все стороны, зато хвост — вечно чем-то вымазан и требует постоянного присмотра. Подошло это чудище к Лоле и спрашивает на лапландском языке: «А где Пико?» — А Лола удивляется и отвечает на кара-калпакском языке: «А кто это?» — Чудище не удивляется и говорит по-узбекски: «А это тот актеришко, который думает, что может Петра Никодимыча изобразить.» — «А-а-а, — говорит Лола по-испански. — Он только что вернулся от своей Мирки и играет в киноактера, но скоро переключится на контрразведку». Чудище подстелило седьмую ногу, село на неё, почесало первой ногой чуть пониже рта и спросило по-русски: «А на фига?» «Что: на фига?» — тоже по-русски переспросила Лола Шук. А чудище продолжает по-русски: «На фига ты мне об этом говоришь? Это секретная тайна и мне её знать не положено.» Тут Лола перешла на арабский: «Какая же это тайна, если о ней любой Моссад знает?» «Ну уж дудки, — отвечает чудище по-английски. — Не каждый Моссад знает про Мерилин, а это…»

«Действительно,» — подумал я на своем языке и проснулся, очень сердитый и расстроенный: затащили меня в такую запутанную трясину, из которой поди-ка выберись без потерь! А теперь еще издеваются: «Доброе чудище о семи ногах с двумя носами и двумя языками…» Я же не фентези пишу! И не детектив! Я пишу шпионский роман! Иронический, саркастический, патриотический, любовный — какой угодно, но прежде всего — шпионский!

Обиженный на всех и вся, я вышел из дому, сел на велосипед и поехал на озеро. Погода чудесная: безветренно, не жарко, солнышко изредка прячется за редкими облаками. И дышится легко и свободно. Будний день, на озере тихо и безлюдно. Пошел купаться. Наплавался вволю, стою на мелком месте и смотрю на воду. Бегают легкие золотистые гребешки, утки с утятами никуда не торопятся, между ног шныряют серебристые рыбки с два пальца длиной. Подплывают к берегу мужчина и женщина, выходят постепенно из воды и вдруг женщина — а она без купальника — здоровается со мной и поворачивает обратно на глубокое место. Промолчала бы — я бы её не узнал. Но она поздоровалась, я ответил и вспомнил: раньше я её встречал на другом пляже с мужем и детьми. А сейчас она голая и не с мужем, а с незнакомым голым мужчиной. Так на этом пляже почти все купаются голышом. Промолчала бы — я и внимания не обратил бы. А теперь могу черт знает что подумать — это ей так кажется. А мне-то всё равно, только она об этом не знает. И я засмеялся и подумал: «Петр Никодимыч! Пинхас! Педрунчик! Успокойся, кому ты нужен, в мире и без тебя хватает и секретов, и разведчиков. Живи спокойно, играй в свои самые разные игры, люби свою Мирку. А еще лучше — заведите вы с ней маленьких шпиончиков, как твоя мама просит.» И так мне стало хорошо и спокойно, что я сел на лавочку и задремал.