Эрве Гибер - Причуды Артура

• Название: Причуды Артура
• Автор: Эрве Гибер
• Издательство: Kolonna Publications: Митин журнал
• Жанр: Проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-98144-177-6

Я хотел рассказать историю святого, живущего в наши дни и проходящего все этапы, ведущие к святости: распутство и жестокость, как у Юлиана Странноприимца, видения, явления, преображения и в то же время подозрительная торговля зверями. В конце — одиночество, нищета и, наконец, стигматы, блаженство.

---

ГЛАВА IV

ФЛУОРЕСЦЕНТНЫЕ ЧАСЫ

Лапочка жил один, и ему удалось заставить Артура приходить к нему ночевать три раза в неделю: в качестве предлога он использовал то, что ему снятся кошмары, Артур вспомнил собственное детство и сжалился. Но ставни и занавески в спальне Лапочки закрывались на ночь так плотно, что не давали проникнуть ни малейшему лучу света, и оба оказывались в нескольких сантиметрах друг от друга в темнейшей тьме. Лапочка решил ложиться и больше уже не двигаться из страха, что шуршание одеяла смутит Артура. Бесшумно он протягивал к нему руку, но Артур никогда ее не касался, так как ничего не видел. Лапочка придумал следующую стратагему: он купил новые часы, стрелки которых светились сильнее, чем у предыдущих, и, ложась в тишине, принимался размахивать рукой, дабы стрелки, словно светящиеся мотыльки, привлекли взгляд Артура, и затем простирал руку к Артуру, ожидая, что тот возьмет ее, но либо Артур уже спал, либо спрашивал себя, чего именно ждет Лапочка, ибо он никогда не касался его руки. Однажды ночью Артур сказал ему:

— Мы поедем на полюс и будем пить там черепашье молоко. А научиться в жизни можно лишь одному. И ты, мой милый мальчик, должен об этом помнить: единственное, что нам дано познать, — это страдание.

Но Лапочка не мог его слышать, к тому же он был немой. Накануне великой бойни они опробовали летающие сети в верховье долины, но в них попала лишь мошкара. У Лапочки случился приступ тошноты, но доктор не нашел никакой болезни.

ГЛАВА V ЛАПОЧКА ЗАБЕРЕМЕНЕЛ!

Артура охватила очередная бесплодная причуда. Подобно художникам древности, он начал собирать различных ракообразных, всякую дичь, ягоды земляники, растерзанных скатов, порезанных на костлявые куски черных угрей, лимонные шкурки, устриц, потекшие арбузы, очищенные сочные зерна гранатов, заткнутые платками пузырьки, хрустальные колпаки и многочисленные ракушки, он никак их не упорядочивал, но подолгу рассматривал, испытывая особое необъяснимое удовольствие от того, как мякоть и плоть разлагается, а стекло противостоит тлению. На самом деле, он любил Лапочку потому, что тот был тихим и не мог его ни в чем упрекнуть.

У Лапочки все чаще и чаще случались приступы тошноты, и доктор был вынужден констатировать беременность. Ответственным мог быть только Артур, ибо в деревне уже не верили в дела Провидения, тем не менее, и один, и другой обоснованно заявляли, что и пальцем друг друга не трогали. Лапочка забыл сказать, что однажды, пока Артур спал, он украл у того несколько слезинок и с наслаждением выпил их из крестильной чашечки. Врач сказал, что нужно от всего этого избавиться, и Лапочка решил нанести визит леди Бигуди, жене мэра, которая тем только и занималась, что устраивала благотворительные праздники, он покинул ее в меланхолическом настроении, и Артур был с ним так же ласков, как был жесток с их добычей.

Когда Артур надевал маску обезьяны, Лапочка сразу же совал руку в единственную перчатку, и, если бы кто-то застал их вместе, то назвал бы безумцами.

ГЛАВА VI ПИРАМИДЫ ОТЦА ФАЛЬКОНЕ

Отец Фальконе заметил, что птичьи клювы, если их очистить скребком от перышек и волокон, вымочить в квасцах и затем выправить растворителем, превращаются в безукоризненные октаэдры, он коллекционировал их, называя своими маленькими пирамидками. В комнате позади магазина у него их было около сотни, пирамидки располагались на специальной деревянной доске, украшенной белыми кристаллами, имитировавшими снег. Закончив работу, он принимался воссоздавать Египетский поход, представляя всевозможные поражения: в его распоряжении не было настоящих солдат, не было даже миниатюрных фигурок, его взгляду было достаточно лишь пройти по птичьим клювам, и он слышал звуки столкновений обессиливающих тел, ему мерещились солдатские стоны. Иногда он проливал на снег из маленькой склянки, содержимое которой мог легко пополнить, несколько струек крови, ему это казалось милым, но он знал, что потом нужно будет помыть кристаллы, стоившие, в отличие от остального, порядочно.

В первую ночь, когда они отправились в лес, Артура и Лапочку настигла темень: они взяли с собой смастеренные как попало кинкеты, луна не желала помогать в их предприятии, а нечто неведомое, будто нарочно, разбило ламповое стекло и развеяло пламя по ветру. Собираясь бежать прочь, они руками и ногами запутались в сетях. К ним стал приближаться орел, он кругами опускался все ниже, мрачный шум его крыльев уже отметал в стороны пряди волос и бил по щекам, они напрасно вцепились друг в друга, но орел пощадил их и, вместо того, чтобы наброситься, решил вернуться к выводку.

Из суеверия отец Фальконе не выбрасывал сердца птиц, которых потрошил, он хранил их в большой бутыли, наполненной спиртом, деревенские дети об этом знали, и ходило множество легенд об этих сердцах, но отец Фальконе ничего с ними такого не делал, лишь называл их своими прелестными шариками.

ГЛАВА VII ПЕРВОЕ ЧУДО

Лапочка никогда не слышал низкого и пылкого голоса Артура. Целую ночь Артур, думая, что сможет заставить Лапочку услышать его, брызгал тому в ухо слюной столь исправно и обильно, что слюна перелилась из ушной раковины через край, а Лапочка уснул от усталости. Но наутро его ухо слышало. Артур постановил, что нормальный ребенок должен получить хотя бы минимальное образование, объявил себя приемным отцом и сам пошел записывать Лапочку в школу. Но каждый звук, проникавший Лапочке в ухо, даже самый слабый и даже тот, что исходил изо рта Артура, был для него пыткой. Самые нежные мелодии заставляли его вопить от бешенства. Он засовывал себе в уши все, что только могло сгодиться, пихал туда вату, поскольку видел, что иногда так делают, но еще, словно он вил гнездо, совал туда веточки, сучки и фантики от конфет. Когда Артур хотел прочистить ему второе ухо, он отбивался, будто бесенок, и закончилось тем, что Артур связал его. Второе ухо было также чудесным образом излечено, и по всей деревне пошла молва, люди просили о встрече, чтобы Артур натер им слюной горбы, удлинил маленькие члены или соблаговолил раскрыть те, у которых кожа никак не слезала с головки, один негоциант вызвался разлить слюну по бутылкам, дабы поставлять в далекие страны, но Артур отказывался от всех предложений, он боялся стать шарлатаном, говорил, что не хочет лечить иностранцев, незнакомцев, ему было чем заняться с его лодкой и птицами; может быть, однажды, совсем постарев и обнищав, он и примет такой заработок, но тогда дар уже оставит его, он знал об этом.

ГЛАВА VIII БЫЛЫЕ ВОЗЛЮБЛЕННЫЕ

Лапочка привык к новым звукам и скорбел по привычным мелодиям, которые теперь перекрывал шум: отныне до него не доходили звуковые волны ни солнца, ни камней, ни чего-либо еще, к чему он прикасался или на что смотрел. Он сел на школьную скамью и, как все, ждал прихода преподавателя. Наконец, тот появился в изношенном сером пальто и берете, у него был искусанный пчелами толстый нос, а в руках футляр со скрипкой. Он написал на доске свою фамилию, это была корсиканская фамилия, похожая на название марки макарон, но никто не посмел засмеяться, был только первый день занятий. Преподаватель так и сказал:

— Вы не решаетесь засмеяться, поскольку сегодня первый день занятий, но через неделю вы будете шутить над моим именем у меня за спиной и прямо в лицо, пока что вы боитесь, вы еще не знаете, мягкий я или жестокий, но вот ты, да, иди сюда, поднимись к кафедре…

Вызвали Лапочку, и он поднялся к преподавателю. Месье Лючиони распахнул пальто и показал живот, он попросил стукнуть его. Лапочка не хотел, но преподаватель настаивал, чтобы ему отвесили тумаков, до тех пор, пока Лапочка не соблаговолил его легонечко пнуть. Преподаватель не был мазохистом, он всего лишь мечтал установить равноправные отношения с учениками. Лапочка был отправлен обратно на место и назван молодчиной. Потом месье Лючиони открыл футляр со скрипкой, прижал музыкальный инструмент к плечу, надавил на него подбородком и, бормоча что-то невнятное, принялся играть романс, хотя на самом деле он должен был преподавать ученикам литературу:

— Эта мелодия… напоминает мне о детстве… Я напевал ее дружкам, однако, не знаю, почему, когда я начинал ухаживать за девушкой, через пару недель ее хоронили, все они сгорали от лихорадки, тонули, не знаю, что там еще, но их чахлые тела не переносили моих объятий…

Весь класс взирал на месье Лючиони настолько ошеломленно, что он разгневался. В классе были и девочки, тем не менее, он воскликнул:

— Черт подери, вы же треплетесь друг с другом о том, что у вас между ног!

У Лапочки никогда еще не было семяизвержения, и он не понял, о чем шла речь. Встретившись с Артуром, он рассказал ему всё, и Артур в тот же вечер забрал Лапочку из школы. Он заявил: