Варткес Тевекелян - За Москвою-рекой. Книга 1

• Название: За Москвою-рекой. Книга 1
• Автор: Варткес Тевекелян
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1964

Это книга об активной творческой роли рабочего класса, по-хозяйски заинтересованного в завтрашнем дне своей родины; конфликт между директором текстильного комбината коммунистом Власовым и начальником главка Толстяковым положен в основу сюжета первой книги романа.

---

После долгих размышлений Лариса Михайловна решила, что ей непременно нужно повидаться с Юлием Борисовичем, — в конце концов он единственный человек, которому она может рассказать обо всех своих бедах и огорчениях, ничего не скрывая. Он разумный человек, он может дать хороший совет… И кроме того, не признаваясь в этом даже самой себе, она где-то в тайниках души надеялась, что такая встреча может привести к восстановлению их прежних отношений. Ведь она так одинока, так нуждается в поддержке!.. А если этого и не случится, то по крайней мере наступит конец мучительной неопределенности…

В субботу она суетилась весь день. Уложила волосы у лучшего дамского мастера парикмахерской «Гранд-отель», сделала маникюр, заглянула по привычке в антикварный магазин и купила статуэтку пузатого китайского монаха из фарфора. Впрочем, даже такое удачное приобретение не обрадовало ее. Чтобы назавтра быть свежей и бодрой, Лариса Михайловна легла рано. Утром она поднялась чуть свет, приняла ванну, долго возилась у зеркала и потом, взяв такси, отправилась к Никитским воротам.

Когда она позвонила, Юлий Борисович лежал еще в постели. Накануне у него были Борис и Вадим. Сидели допоздна, и, кажется, они выпили лишку. Сейчас у него болела голова, слегка поташнивало. Он был зол на весь мир. Этот мальчишка заладил ходить к нему в гости, брал деньги взаймы и не возвращал. Мало того — пришлось два раза свести его в ресторан.

Накинув на себя халат и ворча, что ходят, мол, всякие бездельники и не дают человеку отдохнуть даже в воскресенье, Юлий Борисович пошел открывать дверь. У порога стояла Лариса Михайловна в котиковой шубке и меховой шапочке. От неожиданности он невольно отступил назад.

— Можно? — спросила Лариса Михайловна, стараясь казаться веселой и непринужденной.

— Конечно… Хотя, по-моему, это и не очень разумно…

Делая вид, что не расслышала эту не слишком приветливую реплику, она разделась в передней, не спеша поправила перед зеркалом волосы и вошла в комнату.

Юлий Борисович последовал за ней с обреченным видом, даже слегка втянув голову в плечи, словно ожидая удара. Приход к нему Ларисы Михайловны в такую раннюю пору ничего хорошего не предвещал.

Никонов сошелся с Ларисой Михайловной в первый год войны, спустя месяца два после ухода Ивана Васильевича Косарева на фронт. До этого между ними установились легкие, непритязательные отношения. Бывая в фабрикоуправлении, Никонов обязательно заглядывал в контору, пошутить, посмеяться с кокетливой «плановичкой», говорил ей комплименты, рассказывал анекдоты, а иногда приносил маленькие подарки — плитку шоколада, флакон духов. Лариса Михайловна, в свою очередь, всячески давала понять, что молодой инженер ей нравится. Впрочем, новый помощник начальника механических мастерских заигрывал не только с «плановичкой». Все женщины — служащие комбината — находили его симпатичным и галантным кавалером.

Сдавая дела помощнику, Иван Васильевич попросил его не оставлять семью без внимания. «Лариса остается совсем одна с двумя детьми, ей будет нелегко… Прошу вас, Юлий Борисович, в случае чего, помочь ей», — сказал он на прощание. Никонов даже обиделся: «Разве об этом нужно просить?» Он взял на себя роль доброго опекуна и часто заходил к Ларисе Михайловне по вечерам.

Очень скоро между ними установились близкие отношения, и когда Толстяков тоже стал ухаживать за ней.

Юлий Борисович встревожился. Встать поперек дороги директору он считал по меньшей мере неразумным: захоти Василий Петрович — броня Никонова будет аннулирована и он окажется на фронте… К тому же у него никаких серьезных намерений не было: не станет же он связывать свою жизнь с женщиной, которая старше его на восемь лет, да еще с двумя детьми на руках!

И Юлий Борисович откровенно посоветовал Ларисе Михайловне подумать о будущем, о детях.

— Видишь ли, надеяться на возвращение твоего мужа нечего. В этой войне слова «пропал без вести» равносильны слову «погиб». Предположим, что он попал в плен, — разве он выживет? Если у Василия Петровича серьезные намерения, колебаться, по-моему, нечего. Он человек влиятельный, с большими связями, с ним ты и твои дети будете жить, как у Христа за пазухой. Ради тебя, ради будущности твоих детей я готов пожертвовать всем, даже моей любовью к тебе…

И она не заставила долго уговаривать себя, вышла замуж за директора, на связи с Никоновым не прерывала.

Столь удачно сложившиеся обстоятельства вполне устраивали Юлия Борисовича. Сняв с себя ответственность за судьбу Ларисы, он в то же время приобрел возможность если и не влиять через нее на Василия Петровича, то уж, во всяком случае, быть всегда в курсе его замыслов и намерений. Время шло, Никонову все больше надоедали ее навязчивость, бесконечные упреки и частые сцены ревности. Он тяготился затянувшейся связью и искал благовидного предлога, чтобы порвать ее…

Лариса Михайловна долго пудрилась у туалетного столика, еще раз поправила прическу и, повернувшись к нему, сказала:

— Вижу, ты не рад моему приходу!

— Отчего же? Я просто не ожидал. Ты ведь могла предупредить меня по телефону…

— Мне так нужно поговорить с тобой! — Она подошла к нему и сделала робкую попытку обнять его.

— Извини, я оденусь! — Юлий Борисович торопливо юркнул за ширму.

Еще недавно его холодность оскорбила бы ее и она устроила бы бурную сцену с истерикой, криками, обвинениями в измене. Но сейчас она молча опустилась в кресло и сидела неподвижно, глядя в окно.

— Видишь ли… Я давно хотел сказать тебе, — говорил Юлий Борисович из-за ширмы. — Пойми, как мне тяжело: Василий Петрович прекрасно ко мне относится, доверяет, а мне совестно ему в глаза смотреть… Самое разумное — разойтись нам по-хорошему, остаться друзьями…

Удивленный ее молчанием, он вышел из-за ширмы. Она сидела в кресле и, закрыв лицо руками, тихо плакала.

Юлий Борисович стоял и холодно, со скукой, смотрел на нее, думая, что она, по-видимому, не скоро уйдет от него.

Глава пятнадцатая

1

Конец декабря… Для одних это долгожданный Новый год, веселый праздник, шумные вечеринки, танцы до утра, подарки, сердечные поздравления и надежды на будущее. Для директора предприятия — это конец хозяйственного года, пора самой напряженной работы. Нужно завершить квартальную и годовую программу, еще и еще раз заглянуть в показатели, подтянуть отстающие участки. Дорог каждый час, не доглядишь, упустишь — и конец, наверстать некогда!

Показателей множество: вал, натура, качество, себестоимость, производительность труда и оборудование, простои, брак, фонд зарплаты. Ассортимент — одних артикулов больше сорока, а если учесть расцветки и рисунки, их набирается больше двухсот. Сорвется выпуск десятков рисунков — испорчены показатели, сойдет на нет труд и старания тысяч людей. Могут придраться, отведут от участия во Всесоюзном соревновании, и коллектив лишится премии, а инженерно-технические работники — прогрессивки.

Нужно еще думать о людях, об их досуге. Не у всех квартиры, многие живут в общежитиях, им тоже хочется весело встретить Новый год. А дети? Разве можно оставить их без елки, без подарков?

Старый год уходит, становится достоянием истории. Плановики и статистики подведут итоги всего, что было создано трудом. Запишут эти итоги в толстенные книги, чтобы через некоторое время сдать их в архив. А жизнь продолжается, поднимается ступенькой выше, становится лучше.

В эту пору директор завода, фабрики или даже маленькой мастерской похож на полководца на поле боя. Ведя решительное наступление, он в то же время подтягивает тылы, подсчитывает ресурсы, старается учесть все, предусмотреть даже мелочи, чтобы второго января обеспечить выполнение суточного, уже повышенного по сравнению с прошлым годом плана.

Именно за таким занятием и застал Власова влетевший к нему в кабинет Шустрицкий.

— Ну и порядки, я вам скажу! — говорил плановик, потрясая бумагой, которую держал в руке. — Семнадцать лет работаю экономистом, но такого еще не видел! Совсем совесть потеряли!

— О ком вы, Наум Львович? — Зная склонность Шустрицкого к преувеличениям, Власов невольно улыбнулся.

— О нашем главке, о ком еще! Подумайте — ни с того ни с сего увеличить согласованный по всем показателям план еще на десять процентов!.. Итого — рост по сравнению с текущим годом на шестнадцать процентов. Легко сказать — шестнадцать процентов: это же пять тысяч метров в сутки! Работа средней фабрики. Попробуйте выполните! И это делается двадцать девятого декабря, как будто мы резиновые, можно тянуть сколько угодно.

Тень недовольства пробежала и по лицу Власова. Нахмурив брови, он спросил:

— Откуда вы это взяли?

— Хорошенький вопрос, откуда я это взял! Не сам же выдумал! Да моей фантазии и не хватило бы на такое. Телефонограмму получили, сам Толстяков подписал. Слова-то какие, вы только послушайте: «Ввиду дополнительного задания министерства и учитывая наличие у вас неиспользованных внутренних ресурсов, суточный выпуск продукции по вашему комбинату на сорок девятый год устанавливается в размере тридцати шести тысяч метров. Ассортимент остается прежний. Примите меры для обеспечения выполнения. В. Толстяков».