Август Стриндберг - Том 1. Красная комната. Супружеские идиллии. Новеллы

• Название: Том 1. Красная комната. Супружеские идиллии. Новеллы
• Автор: Август Стриндберг
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-4224-0011-9

Роман «Красная комната», принесший Стриндбергу мгновенный и шумный успех, в сатирических тонах изображает нравы современного писателю шведского общества: тупой бюрократизм в управлении страной, паразитизм чиновничества, комедию парламентаризма, продажность прессы, аферы нарождающихся акционерных компаний, лицемерие религиозных и благотворительных обществ, зависимость искусства от капиталистов. На этом фоне разворачивается личная трагедия героя романа — постижение изнанки жизни и утрата при этом своих юношеских идеалов.

---

Почтенный!

Деньги получил! Однако, кажется, менял их, потому что в банке архитекторов выплачивают не иначе как сконенскими билетами по 50 крон! Ну да и так ладно!

Фальк здоров; он мужественно перенес кризис; к нему опять вернулось сознание — очень важный фактор для жизненного успеха, который, однако, как показывает статистика, очень ослаблен у детей, рано потерявших мать. Я дал ему рецепт, который он принял тем охотней, что и сам пришел к нему. Он опять станет чиновником, но не принимая денег от брата (это его последняя глупость, могу ее уважить); возвращается в общество, станет уважаемым, получит общественное положение и будет держать язык за зубами до тех пор, пока слова его не будут пользоваться авторитетом.

Последнее крайне необходимо, если он хочет продолжать жизнь, потому что у него предрасположение к сумасшествию. Он погибнет, если не выколотит из своей головы всех этих идей, которых я не понимаю; да, думается мне, что и сам он не может сказать, чего хочет.

Он уже приступил к лечению, и я поражен его успехами! Он непременно кончит придворным званием.

Так я думал. Но на этих днях ему попала в руки газета, и он прочел о Парижской коммуне. Тотчас же с ним случился рецидив, и он опять полез на деревья, но потом прошло, и он не осмеливается теперь открыть газету. Но он не говорит ни слова! Остерегайтесь этого человека, когда он однажды созреет!

Исаак начал теперь греческий язык. Он находит, что учебники слишком глупы и слишком длинны; поэтому он разрезает их и вырезает самое важное; это он вклеивает в счетоводную книгу, из которой он сделал компендиум {119} для экзаменов.

Его растущие познания в классических языках делают его наглым и неприятным. Он осмелился на днях спорить за шахматами с пастором и уверял, что христианство изобретено евреями и что все, получившие крещение, евреи. Это латынь да греческий испортили его! Боюсь, что я вскормил змею на моей волосатой груди; если так, то потомство женщины раздавит голову змия. Прощай!

Г. Б.

P. S. Фальк сбрил свою американскую бороду и не снимает больше шляпу перед рыбаками.

Теперь ты больше не получишь от нас известий из Немдё. В понедельник мы вернемся.

XXVII

Опять осень. Светлым ноябрьским утром Фальк отправляется из своей изящной квартиры на Большой улице в женский пансион на площади Карла XII, в котором ему предстоит начать уроки в качестве преподавателя шведского языка и истории.

Он хорошо воспользовался осенними месяцами, чтобы снова вернуться в цивилизованное общество; узнал при этом, каким варваром он стал за время своих скитаний; он бросил свою разбойничью шляпу и купил себе новую, высокую, которая первоначально не хотела сидеть как следует; он купил себе перчатки, но так одичал, что ответил: «пятнадцатый!», когда продавщица спросила о его номере; все продавщицы улыбнулись этому.

Мода очень изменилась с тех пор, как он купил себе последний костюм; ему казалось, что он франтом идет по улицам; и время от времени он глядел на свое отражение в зеркальных стеклах, чтобы убедиться, что все сидит хорошо.

Но теперь он ходит взад и вперед по тротуару перед драматическим театром и ждет, когда часы на церкви Св. Якова пробьют девять; он чувствовал беспокойство и тяжесть, как будто ему самому приходилось идти учиться {120}; тротуар слишком короток, и ему казалось, что он, как собака, бегает на цепи.

Одно мгновение оно серьезно думает о том, чтобы продлить свою прогулку, потому что знает, что можно прийти в Лилль-Янс, если пойти дальше по улице; и он вспоминает утро, когда тот же тротуар вывел его из общества, от которого он бежал на свободу, природу и — [в] рабство!

Часы бьют девять! Он стоит в сенях; дверь в школьную залу заперта; в полутьме он видит много детских одеяний, висящих по стенам: шляпы, боа, капоры, перчатки, муфты лежат на столах и на подоконниках, а на полу стоит целый полк ботиков и калош. Но не пахнет сырым платьем и мокрой кожей, как в передней риксдага, или в рабочем союзе «Феникс», или… ага, донесся запах свежескошенного сена: он определенно шел от той маленькой муфты, белой, как котенок, с черными хвостиками и голубой шелковой подкладкой; он не мог удержаться, взял ее в руки и понюхал запах духов «New-mown hay» [11] — тут отворилась дверь, и вошла маленькая десятилетняя девочка в сопровождении горничной.

Она глядит на учителя большими бесстрашными глазами и делает маленький кокетливый кникс, на который учитель почти смущенно отвечает поклоном, которому улыбаются и девочка, и горничная. Она опаздывает; но это ее нисколько не пугает, потому что она дает себя так спокойно раздеть горничной, как будто приехала на бал.

И вдруг какой-то звук из комнат. Сердце его забилось — что это такое? Ах, это орган! Гм!.. Старый орган! Да, и целое воинство детских голосов поет: «Иисусе, благослови начинание!» Ему скверно на душе, и он думает о Борге и Исааке, чтобы вернуть себе самообладание.

Но становится еще хуже: «Отче наш!..» Господи! Старое «Отче наш»! Как давно…

Наступает такая тишина, что слышно, как подымаются маленькие головки и шуршат воротнички и фартучки; потом открываются двери, и целый цветник девочек от восьми до четырнадцати лет колышется из стороны в сторону.

Он чувствует себя неловко, и у него такое впечатление, как будто он пойманный вор, когда старая начальница приветствует его и подает ему руку; цветник приходит в движение, перешептывается и обменивается взглядами.

Теперь он сидит во главе длинного стола, окруженный двадцатью свежими личиками, глядящими весело; двадцать детей, которые никогда не знали горчайшего унижения человеческой жизни — бедности, они смело и с любопытством встречаются с его взглядами; но он смущен, пока собирается с духом; но потом он уже дружен с Анной, и Шарлоттой, и Жеоржеттой, и Луизой, и Харри; преподавание становится удовольствием; Людовик XIV и Александр остаются великими людьми, как все, добившиеся успеха; французская революция — ужасное событие, при котором благородный Людовик XVI и добродетельная Мария-Антуанетта погибли, и т. д.

Когда он потом поднялся в присутствие по снабжению сеном кавалерийских полков, он чувствовал себя веселым и помолодевшим. В этом присутствии, в котором он читал «Консерватора», он просидел до одиннадцати часов; потом пошел в присутствие по винокурению; там позавтракал и написал два письма — Боргу и Струве.

Ровно в час он входит в отделение по обложению наследственной пошлиной {121}. Там он проводит ввод в наследство, на котором зарабатывает сто крон; до обеда у него еще столько свободного времени, что он успевает просмотреть корректуру законов о лесоводстве, которые он издает.

Наступают три часа. На мосту у дома дворянства можно встретить молодого человека с важным лицом, с руками за спиной и с карманами, набитыми бумажными свертками; он не спеша идет рядом со старым худощавым седым человеком лет под пятьдесят. Это актуар присутствия по наследствам. Это человек, более интересующийся мертвыми, чем живыми, и поэтому Фальк так хорошо чувствует себя в его обществе; а он привязан к Фальку, потому что тот, подобно ему, собирает монеты и автографы и потому, что он не склонен к оппозиции, что редко бывает среди молодых людей.

Теперь оба старых друга идут в ресторан «Розенгрен», где они уверены, что не встретят молодых людей, и где они говорят о нумизматике и автографах. Потом они пьют кофе в уголке кафе Рюдберга и просматривают до шести часов каталоги монет; в это время выходит официальная «Почтовая газета», и они читают о назначениях.

Они счастливы в обществе друг друга, ибо никогда не спорят. Фальк так свободен от убеждений, что стал любезнейшим молодым человеком, и поэтому начальство и товарищи любят и ценят его.

Иногда они засиживаются, и тогда перекусывают на Гамбургской и выпивают рюмку настойки в ресторане при Опере, а то и две рюмки. Когда потом видишь их в одиннадцать часов, возвращающихся под руку, то, право, приятно поглядеть.

Фальк часто обедает и ужинает в семействах, в которые его ввел отец Борга; дамы находят его интересным, но никогда не знают, как он относится к ним, потому что он всегда улыбается и говорит им приятные колкости.

Но когда он пресыщен семейной жизнью и общественной ложью, то идет в Красную комнату; там он застает ужасного Борга, поклонника Исаака, его тайного врага и завистника Струве, у которого никогда нет денег, и саркастически настроенного Селлена, который постепенно подготовляет себе второй успех, после того как все его подражатели приучили публику к новой манере.

Лундель, покинувший религиозное поприще, после того как закончил алтарную живопись, стал жирным эпикурейцем, который приходит в Красную комнату только тогда, когда можно есть и пить даром; он живет теперь портретами, что связано с бесчисленными приглашениями на обеды и ужины; как уверяет Лундель, эти посещения необходимы, чтобы изучать характеры.