Александр Арбеков - О, Путник!

• Название: О, Путник!
• Автор: Александр Арбеков
• Жанр: Любовно-фантастические романы

Этот эпический фантастический роман, состоящий из трёх книг, предваряет собой целую серию романов под общим названием «Квинтет. Миры». В неё так же включены романы «Баллада о диване», «Девушка, которая, якобы, не умела любить», «Две ипостаси одной странной жизни» и «Призрак и Леший». Все эти произведения объединены общей идеей, которая заключается в том, что всё вокруг нас, как говорил один умный человек, кажется нам таким, каким оно не является на самом деле. Душа человеческая так же велика и загадочна, как и Космос, а может быть и больше, чем он. Всё в этом мире, вроде бы простом и прозаичном на первый взгляд, скрыто под мистической и загадочной вуалью. Приподними всего лишь её краешек и перед тобою откроются бесконечные и неведомые ранее пространства, полнящиеся тайнами, загадками и гипнотически притягивающие к себе так, что уже невозможно будет не сорвать решительно и бесповоротно вуаль, дабы познать всё скрытое под ней до конца. И так. Настоящий роман, предлагаемый вашему уважаемому вниманию, обо всём. О Земле и о Вселенной. О жестоких и кровавых битвах на тверди и в небе. О стремлении к познанию, о мужестве, о пороках, о трусости, о чести, о долге и совести. Он полон приключений, тайн, необычных поворотов сюжета и, конечно же, он в первую очередь о великой и всепобеждающей любви на фоне грандиозных и невероятных событий. Конец романа очень неожидан. Да, и ещё два момента… Во-первых, автор романа на его страницах неоднократно беседует с Богом в дружеской обстановке. Это несколько необычно, но почему бы и нет? Во-вторых, автор претендует на некоторую философичность своего творения. Прав он или не прав, судить вам.

---

— Ах, да, КАПИТАН, КАПИТАН… — нахмурился я. — Мой старый добрый соратник… Как жаль, как жаль. Не отведать мне ухи по его рецепту. Жаль, очень жаль…

— По какому рецепту, Государь?

— Да я и сам его не знаю, увы, увы… Странная, однако, штука жизнь. Она, как книга. Подчас текст неожиданно прерывается на страницах, безжалостно вырванных кем-то до того, как мы надеялись и пытались её прочитать до конца. А кто их вырвал, зачем и почему, чёрт его знает?

— Да, Сир, согласен, — вздохнул Капитан. — Эти страницы мог вырвать и какой-нибудь случайный идиот, но, скорее всего, — ОН… — моряк задумчиво посмотрел в небо.

Я тоже поднял голову, вопрошающе и мрачно глянул в мирную безоблачную высь. Тёмно-синяя бездна сурово опустила на меня свой тяжёлый взор. Стало неуютно и тоскливо.

— Да, судьбы наши всё-таки прежде всего зависят от НЕГО, — вздохнул я. — От этого никуда не денешься…

— Разрешите Вас проводить к ГРАФИНЕ, Сир?

— Конечно, конечно, немедленно! — встрепенулся я и бросил мимолётный взгляд на ЗВЕРЯ.

Он плавно растворился в воздухе. Капитан и рулевой вздрогнули, побледнели, напряглись и одновременно сглотнули слюну, а потом облегчённо вздохнули.

— Однако, — восхищённо произнёс капитан.

— А то как!? — весело ответил я.

ГРАФИНЯ лежала на кровати с закрытыми глазами. Она была слегка бледна, волосы её хаотично облепили подушку, словно мокрый ворох светло-коричневых водорослей. Белое платье, такое же мокрое, рельефно облепило прекрасное тело девушки, подчёркивая все его очевидные и неповторимые достоинства.

— Почему не переодели? — нервно и раздражённо произнёс я, наклоняясь к ГРАФИНЕ и ловя её дыхание.

— Сир, как можно? — виновато откликнулся Капитан.

— Ах, да… Оставьте нас одних! — нетерпеливо сказал я.

Моё желание было мгновенно исполнено. Я коснулся губами лба ГРАФИНИ, вдохнул аромат её чудесных волос. Он потерял свою привычную для меня индивидуальность, так как был перемешан со всевозможными запахами моря, но это не помешало ему оставаться восхитительным и манящим.

Девушка глубоко вздохнула и внезапно открыла так любимые мною, милые, слегка раскосые зелёные глаза, обхватила меня своими волшебными тонкими и нежными ручками, неожиданно сильно прижала к себе и заплакала навзрыд. Я вдруг ощутил во всём теле внезапно вернувшуюся в него боль, застонал и тоже заплакал, сотрясаясь от облегчающих, опустошающих, очищающих и сладостных рыданий. Да, вот это сцена! Сюда бы ПОЭТА…

— Неужели передо мною славная воительница, бесстрашная укротительница Горных Жеребцов, Мастер Кинжала!? — насмешливо воскликнул я, нарочно путаясь в волосах моей возлюбленной с одной только прагматичной целью, — стереть ими свои неожиданные слёзы.

— Неужели я имею честь лицезреть непобедимого, мужественного, бесстрашного, овеянного легендами, бессмертного Императора!? — вторила мне девушка, вытирая свои слёзы о мою рубашку, куда она уткнулась с той же самой целью.

Мы оба счастливо и весело засмеялись, сели, скрепили свои уста долгим и сладким поцелуем.

— Как ты? — спросила ГРАФИНЯ.

— Как всегда. Очередная битва выиграна. Всех я победил, поразил и даже, очевидно, утопил. Мне не привыкать, знаешь ли…

— Неужели ты справился с эти чудищем? Невероятно!!!

— Мы справились, мы, дорогая. Я и ЗВЕРЬ… Помнишь, я говорил тебе как-то, что мне нипочём чудовища морские?

— Помню, помню! Ах, ты, мой герой, — девушка снова поцеловала меня в губы, я с готовностью ответил ей тем же.

— Дорогая, — с тревожной нерешительностью произнёс я. — Ты случайно не видела моего ПОСОХА? — и замер в ожидании ответа.

— Твоего ПОСОХА? — нахмурилась и помрачнела ГРАФИНЯ.

У меня ёкнуло сердце, на душе стало нехорошо, муторно, тревожно.

— Твоя волшебная палка под этой кроватью, — внезапно беззаботно рассмеялась девушка.

— Что!? — я резво опустился на пол, заглянул под кровать и достал из-под неё ПОСОХ.

— Фу, как просто! Обошлось! Слава Богу!

— Всё простое просто…

ПОСОХ был холоден и отстранён. Но он был! Я крепко сжал его в руке, счастливо засмеялся. У каждого свой характер…

— Мы с тобой упали в воду почти одновременно, — сказала ГРАФИНЯ. — Я от толчка, который получила яхта, а ты от удара щупальца. Ах, какое потрясающее было зрелище! ПОЭТ, конечно же, опишет этот момент в Летописи в своём стиле, как надо. Ну, например, так: «Император некоторое время после удара Спрута величественно парил над суровым морем, словно большая хищная птица, высматривая своим гипнотическим и пронзающим морскую бездну оком пока очень опасную, зловещую, но уже неминуемо обречённую на страшную смерть, жертву!».

— Боже мой! — искренне восхитился я. — Зачем мне Придворный Летописец!? Зачем лишняя трата средств!? Всё, — отныне ты будешь заниматься Летописью! ПОЭТА увольняю! Деньги, выделенные на его содержание, пойдут тебе на бриллианты. Всё, решено!

— Дорогой мой! Какие бриллианты!? — сначала возмутилась, а потом рассмеялась ГРАФИНЯ. — Зарплаты нашего витии едва-едва хватит на содержание одного Горного Жеребца!

— О, как!? Ишь ты! Однако!

— Ибо!

Мы счастливо рассмеялись, замерли в объятиях друг друга.

— Эх, милый! Орёл ты мой могучий! А на самом деле кувыркался ты, как большая удивлённая лягушка, подброшенная в воздух цаплей, намеревающейся её съесть. Комичное и одновременно трагичное было зрелище, скажу я тебе, — девушка отстранилась от меня. — Фу, какой же ты мокрый!

— Какое образное сравнение, сколько в нём суровой правды жизни с определённым поэтическим привкусом. «Большая удивлённая лягушка». Какая, однако, аллегория. Премного благодарен. А что касается мокроты, то, вообще-то, ты не на много суше меня.

— Но всё-таки суше!

— Но каким образом ПОСОХ оказался под этой кроватью? — нетерпеливо спросил я, а потом крикнул в пространство. — Люди!

— Да, Сир! — на пороге мгновенно появился статный Гвардеец.

— Можжевеловки нам!

— Есть, Сир!!! — рявкнул боец, в результате чего каюта содрогнулась, как от удара спрута.

ГРАФИНЯ от неожиданности и испуга подскочила, миндаль её прелестных глаз обратился в фундук.

— Боже мой, где ты находишь таких монстров!?

— Были бы Вождь, чёткие цели и справедливые идеи, а монстры всегда найдутся! — строго и довольно произнёс я.

— Погоди, я отражу эту мысль в анналах, — ГРАФИНЯ заметалась в поисках бумаги.

— Да сядь ты! Запомни, и всё! Что же было дальше? Ну, после нападения спрута?

— И так, мы упали в воду почти одновременно, — продолжила ГРАФИНЯ. — Но я раньше, потому что ты некоторое время парил над волнами, как большая хищная птица.

— Да хватит же издеваться, в конце концов!

— Хорошо, хорошо, — хохотнула девушка. — В полёте ты выронил ПОСОХ из руки, и он неминуемо бы упал в море. Но рядом в это время вдруг оказался ПОЭТ. Он проявил неплохую реакцию, умудрился в прыжке подхватить ПОСОХ и свалился с ним в воду вслед за мною. Потом туда же, но на некотором отдалении, бухнулся ты, а вслед за тобой в море бросился АНТР. Потом нас вытащили из воды и подняли на галеру. Вот, собственно, и вся история.

— Молодец, писака, молодец, — задумчиво пробормотал я. — Говоришь, у него хорошая реакция?

— Отменная.

— А где он, кстати, находится?

— Понятия не имею, — девушка осторожно приподнялась, встала на ноги, чуть покачнулась.

Я молниеносно вскочил, заботливо поддержал её, обнял, поцеловал в чудесную гладкую и стройную шейку.

— Ну, если сравнивать ПОЭТА с тобой, то у него реакция, так себе, — засмеялась ГРАФИНЯ, слегка отстраняясь от меня и снова присаживаясь на кровать. — Что-то я замёрзла, надо переодеться.

— Эй, люди! — громко крикнул я.

На пороге, как по мановению волшебной палочки, мгновенно возник ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ. В руках он держал поднос с графином и рюмками. Гвардейский мундир на нём был тоже мокрым, но это его, по-видимому, совершенно не смущало.

— Рад видеть вас дружище в добром здравии!

— Служу Империи! — гаркнул вояка.

Мы с ГРАФИНЕЙ весело засмеялись. Я подошёл к Гвардейцу, хлопнул его по плечу, отчего он сильно покачнулся, но устоял.

— Немедленно принесите какую-нибудь сухую, чистую и приличную одежду небольшого размера для Её Сиятельства.

— Будет исполнено, Сир! — ВТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ исчез также быстро, как и появился.

Я разлил по рюмкам Можжевеловку. ГРАФИНЯ поморщилась.

— Надо, милая, надо… Для расширения сосудов и согревания организма. На дворе, если ты заметила, отнюдь не лето.

— Без тоста не могу.

— Как говорил Данте Алигьери: «Следуй своей дорогой, и пусть люди говорят что угодно!». Так давай и дальше следовать своей дорогой!