Елена Колядина - Цветочный крест • Потешная ракета

• Название: Цветочный крест • Потешная ракета
• Автор: Елена Колядина
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2016
• ISBN: 978-80-7499-204-9

Один из самых знаменитых и обсуждаемых романов в истории премии «Русский Букер» теперь в одной книге с продолжением. Героиня «Цветочного креста» и «Потешной ракеты» юная Феодосья Строгонова и непримиримый священнослужитель отец Логгин, пытающийся наставлять её на путь истинный, вновь заставляют каждого читателя дать свой собственный ответ на извечный вопрос: «Что есть грех и что есть святость?».

---

– Девка уж, почитай, просватана, а ты ей все игрушки на куны меняешь, – ревниво изрекши в бок мужу Мария. – Поберег бы куны-то, чай у тебя сын теперь!

– Олей! Олей! – прыгала Феодосья, то прикладывая пояс к стегнам, то разглядывая малюсенькие причиндалы. – Ну и утварь мала! Как же ея выковали? Али серебряным же молоточком на золотой наковаленке? А гребешок как истинный! Таким гребешком только мышат и причесывать! Али ресно да брови приглаживать?

Свиток шелку, багряного, с золотистыми перьями, и оплечье, расшитое кораллами и бирюзой, и те Феодосью оставили более равнодушными, чем серебряные фитюльки.

– А тебе, батя… – Путила порылся в коробе. – Где же? Либо еще короб в сенях остался? Сейчас принесу.

– Али челяди нет, чтоб короба таскать? – возмутилась Мария.

– Сам хочу! Там у меня отцу вещные гостинцы припасены.

Путила поднялся и пошел к дверям.

– Сынок, – тревожно вопросила Василиса. – Али ты ногу повредил? Вроде косит тебя на левое стегно?

– Безделица! Это аз кистенем маленько помахал.

– Да когда же, Господи? Али в Москве?

– Нет, уж на пути домой, – пояснил Путила уже из сеней. – Вот короб-то, стоит-дожидается, никуда не убег.

– Надо, Путилушка, коли рана есть, скоро ея изврачевати, – встряла Матрена.

– Мелочь! – отмахнулся Путила. – Ну задел один зуб рыбий по стегну, аз уж и забыл. А он-то надолго запомнит! Аз ему синие-то зенки кровью залил. Черт с ним! Он уж одной ногой в земле. Батя, погляди, какой нож!

– Ну-у, мужики за ратное взялись, – протянула Мария. Разродившись сыном, она заметно осмелела в речах. – Теперь до утра про булаты баять будут.

– О-о, скрамосакс так скрамосакс, – оценил Извара Иванович большой боевой нож явно иноземной работы. – Таким искрамосает на начинку в пирог!

Глава семейства нарочно назвал нож, преподнесенный сыном, старинным словесом, только и оставшимся от некогда грозного оружия, что подвешивали к чреслам, как выразился бы отец Логгин, оризонтально к земле.

После ножа извлечена была невероятная булава: шишка ея, или другими словесами, набалдашник в углублениях между ребер имел серебряные гвоздочки.

– Уж изгваздаю аз в другой случай пса на говно! Сей-то раз пожалел булаву, в коробе держал, бо на гостинец вез. Что ж, думаю, поднесу отцу кий, а он уж кровавыми соплями увешан? А другой раз – не-е-т! Держитесь, скоморохи поганые!

– Какие скоморохи?.. – тихо вопросила Феодосья.

– Мы обозом уж к Тотьме подъезжали, а тут навстречу ватага, медведями да псами злосмрадно воняющая. Ну и помяли мы с товарищами им бока маленько. Так помяли, что на том свете лечиться придется!

Феодосья стала возле стола. Задрожали в длани, зазвенели мелко друг о друга забавные ковшичек, прялочка, веретенце да уточка-солонка, забренчал бубенчик.

– Феодосья!! – отчаянно гаркнула Мария. И вскочила с лавки, метя рукавами миски со стола. – Пойдем, позрим Любимушку! Али он плачет, а проклятая доилица дрыхнет?

Она схватила сродственницу за рукава и потащила вон.

– Али мы басни слушать будем, али потчевать дорогого нашего Путилушку? – подхватилась Матрена. – Наливай, Василиса, сыну чарку меду!

Глава восьмая Сказочная

– Сказывают, под Москвой бысть такой Троицкий монастырь. А в ем бысть медный горшок, – заворачивая пальцы кочедыком, дабы изобразить округлые бока сего мифологического горшка, принялся за новую баснь Путила. – Кладут в его каждый день с утра кореньев обычную меру. Ну там, луку, репы, брюквы, петрушки, чеснока, моркови и всего, чего полагается для варева. А в обед начинают черпать и раздавати монахам, паломникам, блаженным, странникам и всем, кто в сиим монастыре случится, ну всем, кого черт принесет. И всегда варева исчерпывается ровно столько, сколько в сий день хавальщиков!

– Ну? – не поверил Извара Иванович.

– Ишь ты! – Василиса двумя перстами левой руки отерла заеды на устах, правой же поскребла под оголовником.

– Вот будто бездонный тот горшок, – изгребая поверху собственную миску пястью и сам зело дивясь, уточнил Путила.

– Ну положим, накрошу я три репы и меру брюквы, сварю, – Мария нарочно обрисовала картину варенья собственными дланями, а не руками холопки, дабы выказать cвою хозяйственную хватку. – А припрется хавать прорва батюшек. И всем хватит той репы? Это как же?

– И-и! И чего здесь дивного? – гордо отворотя нос в сторону, хмыкнула Матрена. Она зело не любила, когда кто-либо баял более дивные новины, чем она, благонравная вдова. – Иисус Христос накормил тучу хавальщиков тремя хлебами и пятью рыбами. А тут – репы котел! И ничего здеся дивного нет. Знай жижи тайком подливай да черпай!

– Ну не знаю, баба Матрена, – недовольно промолвил Путила. – А только про тот горшок везде по Москве бают.

– Казна государева тоже бездонная, – кинулась Мария защищать перед Матреной мужа. – Вона нас сколько едоков у царя батюшки, и всем-то он пищи даст. А ведь тоже народу всегда по-разному. То помрут все, изверги, то наоборот, наплодятся неуборно.

Опровергнуть сий чудный дарственный дар царя Алексея Михайловича Матрена не посмела. И Путила взялся сказывать другую новину.

– А государь-то наш умен! – начал он от печки. – Корыстолюбым боярам не дает разгуляться, бо держит порядок! Не за бороду, так за елду на правеж приведет!

Начало новины всем очень понравилось. Слушатели с удовольствием переглянулись и вперились в Путилу в предвкушении комедиальных событий. Лишь Феодосия пребывала в своих мыслях. Перста ея то перебирали невидимые звончатые гусли, то складывались ноготок к ноготку, так что ваялось ожерелье розового бисера. А то и шепотала Феодосья неразборчивыми словесами.

– Повелел Алексей Михайлович проверить, как правят и волю его выполняют наместники в Уломской земле, – с удовольствием вещал Путила. – Ибо дошли до Москвы жалобы на неправые суды в Уломе. А сиживали там бояре Васильчиковы – отец и сын. Доложили царю, что правят Васильчиковы воровски и все больше в свою мошну.

– По-родственному! – с ухмылкой крякнул Извара Иванович.

И все тоже ухмыльнулись, де-мол, знаем мы методы правления эдаких поганых бояр Васильчиковых, не первый день пажить топчем.

– И попросил тогда смиренно Алексей Михайлович прислать ему из Уломы для врачевания горшок блох. Бают, блох этих как-то там настаивают на водке и опосля с осторожностью втирают в царские чресла.

Матрена важно качнула главой и сложила руки перевязью на грудях, дав понять, что метод сий лечебный действительно существует и ей, повитухе, знаком.

– Горшок примите мой, отписал государь наш с гонцом Васильчиковым, бо в расход вводить эдаких покорных добрых бояр аз не намерены, а уж блох нижайше прошу изловить в короткий срок и выслать в Москву. Ибо бают доверенные люди, что в Уломской земле самые целебные блохи государства Русского. Это царь, значитца, так псам тем отписал.

Василиса, Извара, Матрена дружно повалились в бока от смеха.

– Лих наш царь!

– Так и надобно с нашим народом, – промолвил высоким от смеха голосом Извара Иванович, – народ-то нынче лукав! Все бы самому лакомиться!

– Получили Васильчиковы указ и горшок, да так и повалились в шубах гонцу в ноги. Мол, смилуйся, добрый человек, как же мы блох изловим и в горшке удержим? Али оне будут сидеть там да дожидаться? На то она и зовется блоха, что скачет, как ошалелая. Может, царь наш батюшка благодетель на клопов согласится? Гонец аж кровью налился. Да вы что, молвит, псы, может, ищо тараканов государю отправите от щедрот ваших?! Так-то вы на милость его отеческую отвечаете? Алексей Михайлович живота своего на вас не щадит, а вы блох пожалели? Васильчиковы переглянулись, за шеи подержались, да стали золото взамен блох предлагать. Гонец ни в какую! И в тот же час убыл с пустым горшком и докладом Васильчиковых, что блохи в Уломе все перемерли по воле Божьей. А следом оне, Васильчиковы, доверенного человека посылают, чтоб разузнал все доподлинно через своего человека в царских палатах. Тот человек и рассказал, как все было. Подали Алексею Михайловичу пустой горшок. Да еще прилгнули, де-мол, молвили Васильчиковы: «Уломским блохам – царь не указ!» Государь, знамо дело, рассвирепел, аки лев. И молвит грозным гласом, но с болью в душе: «Это как же псы Васильчиковы об народе моем заботятся, если даже блохи у них от бескормицы преставились? Это как же народ мой в Уломе без блох бедствует? Всяко было в землях русских при иных правлениях: хлеба иной раз недоставало, соли. Но чтоб блох?! Али мне за персидскими блохами гонцов за море посылать и там ажиотаж делать? Али так оскудела земля русская, что и насекомого царю для врачевания не сыскать? Повесить Васильчиковых! Но перед тем на правеж и выбить штраф!»

– Ну молодец царь Алексей Михайлович, прижучил воров! – вдарил себя по стегну Извара Иванович.

И жены дружно плеснули по ляжкам.