Вера Крыжановская-Рочестер - Месть еврея

• Название: Месть еврея
• Автор: Вера Крыжановская-Рочестер
• Жанр: Исторические любовные романы
• ISBN: 978-5-906-13771-5

Насколько свободны мы в жизни и любви, если общество отвергает от рождения наше происхождение и кровь?

Венгрия, вторая половина XIX столетия. История любви юной аристократки и успешного банкира, счастью которых мешают предрассудки, как окружающих, так и собственные. Как часто в погоне за счастьем мы совершаем безрассудные поступки…

---

– Валерия, ангел мой, я люблю вас больше жизни! Согласитесь быть моей женой или дайте умереть у ваших ног.

– Бога ради, князь, встаньте, – умоляла Валерия, побледнев от волнения. – Вас могут увидеть!.. То, о чем вы просите, невозможно.

– Невозможно! – повторил он недоверчиво. – Я не встану, пока не услышу моего приговора. Вы отвергаете меня, потому что я вам антипатичен или потому, что сомневаетесь в моих чувствах?

– Встаньте, Рауль, и сядьте возле меня, – молила она со слезами на глазах.

Он машинально повиновался и сел снова на скамейку, глядя на Валерию с выражением такой мучительной скорби, что сердце ее сжалось.

– Ни одной из названных вами причин нет налицо, в данном случае, кто более вас заслуживает любовь и симпатию, и почему я могу сомневаться в ваших чувствах или быть опрометчивой в словах? Если бы три месяца тому назад вы сказали мне то же самое, я отдала бы вам свою руку с радостью, но теперь должна вам сказать: я не могу быть вашей женою, так как я уже не свободна.

Мертвенная бледность покрыла лицо Рауля.

– Так я опоздал! Но кого же вы любите? Кто этот избранник? Отчего ни ваш отец, ни ваш брат не сказали никому об этом? – Он наклонился к ней, с жадным беспокойством засматривая в ее глаза.

Но Валерия молчала. Да, никто не упомянул о Самуиле и о позорной сделке, которая обязывала дочь графа Маркоша выходить замуж за крещеного еврея. Ей тяжело было признаться князю Орохаю, что своим замужеством она платила за беспутство отца и брата. Как могла она ему сказать: «Я предпочитаю человека неизвестного, принадлежащего к презираемой расе». Какими бы глазами взглянул на нее этот гордый аристократ, который мог бы еще допустить, соболезнуя ей, необходимость, вынуждающую ее к такому поступку, но никогда бы не простил и не понял ее любви к человеку, столь не равному ей. Сильная борьба поднялась в слабой, колеблющейся душе Валерии, все предрассудки общества, с которыми она свыклась, ожили в ней, и ей было стыдно самой себя и своей любви; ни за что на свете не сказала бы она Раулю того, в чем не призналась даже своей лучшей подруге, боясь прочесть в глазах Антуанетты недоверие, удивление и осуждение. Властный взгляд Самуила, порабощавший ее, был далеко, и она снова подчинилась чувствам гордости и ложного стыда.

Валерия свыклась с мыслью, что на нее смотрят как на жертву, и ее приветливость к жениху принимают за долг необходимости; но у нее не хватало духа сказать: «Мы поняли друг друга, и я люблю этого великодушного честного человека». Несколько минут продолжалась внутренняя борьба и, наконец, гордость восторжествовала. Тихим, дрожащим голосом Валерия сказала:

– Нет надобности называть человека, за которого я выхожу замуж, вы его не знаете, так как он не бывает в нашем обществе. Но я должна вам сказать, что необходимость заставила меня сделать этот выбор; честь моей семьи и данное слово связывают меня с ним неразрывно. Если вы меня любите, Рауль, не мучьте меня и забудьте эту мимолетную мечту; я не могу изменить того, что сделано. – Она встала и поспешно ушла из сада, оставив Рауля в полном отчаянии. Молодой князь был избалован счастьем, все в жизни ему улыбалось, а каждое его желание и даже каждый каприз исполнялись немедленно. Эта первая, но тяжелая неудача показалась ему выше его сил. Закрыв лицо руками, он прислонился к спинке скамьи, и крупные слезы покатились из его глаз. Поглощенный своим горем, он не слышал шума приближающихся шагов и говора голосов, но к счастью Рауля, то была его мать. Опираясь на руку графа Маркоша, она пришла сюда отдохнуть. Увидев князя в слезах и отчаянии, граф остановился, пораженный увиденным, а княгиня, побледнев от испуга, кинулась к сыну.

– Что с тобой, дорогой мой? – спросила она с беспокойством. – Не болен ли ты?

Рауль порывисто встал и, подавив душившие его слезы, подошел к графу.

– За кого заставляете вы Валерию выходить замуж, чтобы спасти честь вашего имени? – спросил он еще дрожащим от волнения голосом. – Что за роковая необходимость связывать ее с человеком, которого она даже не хотела назвать по имени?

– Рауль, ты говоришь неясности! – перебила его пораженная княгиня, но взглянув на бледное, изменившееся лицо графа, убедилась, что сын ее коснулся свежей раны.

– Друг мой, я бы мог обидеться этим странным приемом, требовать отчет в моих действиях, – сказал граф, овладев собой, – но ваше душевное состояние служит вам извинением. С прискорбием я должен вам подтвердить, что вот уже два месяца как Валерия – невеста банкира Мейера. По весьма уважительным причинам, данное обещание не может быть нарушено, несмотря на отвращение, которое этот брак мне внушает.

С глухим стоном вырвался Рауль из рук матери, которая силилась его удержать, и убежал из сада.

– И вы молчали до сих пор о таком важном деле, граф? – проговорила княгиня, опускаясь в изнеможении на диван. – А между тем нам нужно найти средства выйти из этого критического положения.

– Да, княгиня, если бы такое средство существовало, я бы, конечно, воспользовался им прежде, чем решиться выдать графиню Маркош за крещеного еврея; но, мне кажется, теперь не время толковать о столь запутанном деле.

– Вы правы, друг мой, мы поговорим с вами об этом завтра утром, а теперь пойдемте поглядим, что делает Рауль. В возбужденном состоянии он способен на какое-нибудь безумие.

Несмотря на слабость в ногах, она снова взяла под руку графа, и они вместе обошли все залы, галереи и террасы, но Рауля нигде не было.

Видя, что его спутница еле держится на ногах и может каждую минуту упасть в обморок, граф подвел ее к креслу.

– Успокойтесь, дорогая княгиня, и не бойтесь. Юная любовь пылка, но быстро проходит, как летняя гроза. Я позову Рудольфа, он мигом найдет огорченного князя, который, вероятно, плачет и мечтает где-нибудь за кустом.

Рудольф был найден и послан на розыски.

– Найди, дорогой, этого полоумного и вразуми, – сказал старый граф. – Убеди его вернуться к гостям, а то его мать мучается беспокойством.

Молодой граф немедленно отправился и, не найдя его в замке, прошел в сад, где в эту минуту никого не было, хотя все аллеи были освещены; но и там Рауля не оказалось. Встревоженный Рудольф направился в конец парка к озеру; там, на искусственном островке возвышался маленький, ярко освещенный павильон. У берега одна из гондол была отвязана и виднелась теперь у подножия лестницы, ведущей в павильон. Рудольф вскочил в гондолу и быстро переплыл к острову. Но и в павильоне никого не было. Он обошел окружавший павильон садик. Там находился грот, в глубине которого мраморная нимфа держала в руке зажженный фонарь, и пламя его отражалось в струях фонтана, каскадом ниспадавшего в озеро. Полоса света, тянувшаяся из грота и озарявшая бледным светом деревья и берег, дала возможность Рудольфу рассмотреть какую-то темную фигуру на траве, в двух шагах от воды. Наклонясь, он увидел, что это был князь, который, закрыв голову руками, ничего не видел и не слышал.

– Рауль, приди в себя и будь мужчиной, – говорил ему Рудольф, толкая его и почти силой поднимая на ноги. – Как можно лежать на сырой траве, ведь ты же простудишься; твое исчезновение будет неизбежно замечено, что подумают гости? Успокойся, мой бедный друг, – присовокупил он, увидев изменившееся лицо князя. – Как каждый мужчина, ты должен уметь примириться с неизбежным; не теряй же мужества и подумай о своей бедной матери. Жизнь полна таких неожиданных случайностей, что не следует падать духом. Судьба устроит твое счастье.

Эти слова, казалось, подействовали на Рауля; он оправил свой туалет и пригладил волосы.

– Ты прав, – сказал он спокойным голосом. – Нет надобности, чтобы все знали о моем полнейшем поражении. Пойдем.

Они молча вернулись в замок, но проходя зал, где находился буфет с прохладительными напитками, Рауль спросил бокал замороженного шампанского и выпил его залпом.

– Что ты делаешь? – сказал Рудольф, вырывая у него из рук бокал, который он хотел наполнить снова. – Ты так разгорячен, а пьешь ледяное вино.

Ничего не отвечая, Рауль пошел дальше. Когда он вошел в танцевальный зал, им овладело лихорадочное оживление. Никогда, быть может, он не был веселее, блестяще и с увлечением принимал участие в танцах. Чтобы заглушить внутренний огонь, пожиравший его, он глотал мороженое порцию за порцией и пил вино со льдом. К Валерии он не подходил и за ужином сел на противоположном конце стола.

– Он дивно красив, – говорила себе Валерия, глядя на лихорадочно горевшее лицо князя и сравнивая его со своим женихом, – но все же в его глазах нет такого огня, который покоряет, лаская, нет энергии, составляющей главную красоту мужчины. Нет, нет, Самуил, я остаюсь тебе верна! Пусть они презирают меня, эти гордые аристократы, ты один дашь мне счастье!

Когда на другой день Рудольф вошел к себе в уборную, то, к величайшему удивлению, увидел там старого камердинера Рауля. Слуга, взволнованный и бледный, по-видимому, ожидал его с нетерпением…