Ефим Пермитин - Три поколения

• Название: Три поколения
• Автор: Ефим Пермитин
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1969

Книга «Три поколения» — мой посильный вклад в дело воспитания нашей молодежи на героических примерах прошлого.

Познать молодежь — значит заглянуть в завтрашний день. Схватить главные черты ее характера в легендарные годы борьбы за советскую власть на Алтае, показать ее участие в горячую пору хозяйственного переустройства деревни и, наконец, в годы подъема целины — вот задачи, которые я ставил себе на протяжении трех последних десятилетий как рядовой советской литературы в ее славном, большом строю.

---

Новость так обрадовала Андрея, такие розовые дали открылись за ней, что он мгновенно забыл и о Мухоморове и о заметке.

— Как говорится, не бывать бы счастью, да несчастье помогло: видно, кто-то и впрямь поверил в заметку Шпанова и распорядился насчет директора (о своем письме в райком Андрей не говорил никому). Это здорово, Игорище! — Андрей на радостях встряхнул Огурцова. — И новый директор, и новое оборудование, и запасные части. Спасибо Мухомору! Теперь жми на все педали! Жми! — и Андрей шутливо подтолкнул Игоря к двери.

С Огурцовым на пороге столкнулась Вера с тем же номером газеты в руках. Впервые Андрей увидел девушку такой возмущенной: брови Веры сбежались к переносью, в трясущихся от гнева руках она комкала газету.

— Что случилось?

Вера швырнула газету на стол.

— Нет, какой подлец! Эт-то же Шпанов…

— Вера!

Но Вера, казалось, не слышала Андрея. Все негодовало в ней, все было оскорблено: умный, деятельный, чистый Андрей, которого она любила, который казался ей самым талантливым агрономом и самым нравственным человеком… Андрей, весь смысл жизни, все желания которого, как казалось ей, сводились к единственному — работе, — и вдруг его поносят как бездельника!..

И кто? Отъявленный негодяй. Вера готова была сейчас же бежать к Шпанову и тащить его к прокурору.

— Слушай, Верочка! Игорю звонили: едет новый директор, везет оборудование… Заметка Шпанова выеденного яйца… Верочка!

— Нет, ты должен, Андрей! — закричала Вера. — Ты обязательно должен написать опровержение. Ведь это же вылазка, это же на весь район!

«Нет, какая, какая она!..» — думал Андрей, невольно любуясь горячностью Веры. Он улыбнулся: гнев его окончательно прошел: зачем волноваться по поводу явно лживой заметки, когда вместо алкоголика Кочкина едет новый директор, идут запасные части и оборудование, когда в МТС есть такие люди, как старик Созонтыч, Иван Анисимович Шукайло, Маша Филянова и вот эта взбешенная Верочка Стругова?

Но он видел взволнованное лицо Веры и, решив успокоить ее, с улыбкой сказал:

— Клеветника, Вера, мы, конечно, поставим на место…

— Нет, ты должен, ты обязательно должен написать опровержение! — твердила Вера.

Андрей подошел к ней вплотную и положил ей руки на плечи.

— Успокойся! Хотя Пушкин и сказал: «Хвалу и клевету приемли равнодушно и не оспоривай глупца!» — но мы его так оспорим, что и другим неповадно будет.

Глава VII

В воскресный день Андрей и Вера в легонькой кошевочке с впряженным в нее Курагаем по первому пушистому снегу ехали по полям и определяли, куда направить выходящие из ремонта дизели на снегозадержание и где на выдувах необходимо поставить щиты. Лошадью управляла Вера: она все еще держала Андрея на положении больного и решительно отобрала у него вожжи.

Вера была одета в черненую, охватывающую ее тонкую талию меховую поддевку, отороченную по бортам и у карманов мраморно-серой мерлушкой, в такую же мерлушковую шапочку, в валенцы и меховые рукавички.

И первый ослепительной белизны снег, и выезд в поле после двухнедельного лежания в постели, и Вера, как-то по-новому выглядевшая в зимней своей сряде, — все это настраивало Андрея по-мальчишески озорно. Хотелось опрокинуть кошевочку, вывалить в снег Веру, затеять игру в снежки.

В передке стояла бескурковка Андрея. С особым удовольствием сегодня утром он протер зеркально чистые стволы и несколько раз вскинул ружье к плечу. «Говорят, тут и тетеревов и лисиц видимо-невидимо», — улыбнулся Андрей, вспомнив захлебывающийся рассказ охотника, токаренка Витьки Барышева.

…Уже порядочно отъехали от МТС. Белые косогоры с седыми, припорошенными снегом гривами бурьянов, вытянутые изложины и круглые, точно фарфоровые чаши, лога поглотили их.

В торжественной тишине всходило солнце. Тянул влажный южный ветерок. Кошевка бесшумно плыла по мягкому снегу, оставляя атласисто-розовый след. Андрей слушал тишину в природе и тишину в своем сердце. Он был одет поверх куртки, перепоясанной патронташем, в бараний тулуп внапашку (чтобы можно было быстро скинуть его), в шапку-ушанку и новые, жесткие валенки.

Левее длинной гряды обындевелых бурьянов, недалеко от кошевки, на снежной глади вынырнул прерывисто четкий след. Вера по-охотничьи скосила на след глаза и, пригнувшись к самому уху Андрея, выдохнула:

— Смотри!

Блаженно улыбавшийся чему-то своему, Андрей и вздрогнул, повернул голову и, с загоревшимися глазами, тоже полушепотом сказал:

— Лисица!

Склонившись через борт кошевки, Андрей внимательно рассмотрел сине-голубоватую в глубине оследий стежку.

— Свежехонький! На мышковье отправилась… Ветерок, тепло. Вот-вот наткнемся… — Андрей взял из передка кошевки заряженное ружье и скинул ставший вдруг тяжелым и жарким бараний тулуп.

Они ехали тихим шагом и больше уже не говорили. Щекочущий холодок подкатил к сердцу охотника, оно гладко замирало. Настроение Андрея передалось и Вере: она зорко смотрела вперед и по сторонам и так ловко правила лошадью рядом со следом, что казалось, понимала каждую мысль своего спутника.

Подъем на изволок кончился, и на обширной, залитой розовым утренним солнцем полосе, метрах в восьмидесяти, они увидели лисицу.

Огнисто-золотая, распушив хвост, вытянувшись в струну, она кралась к кому-то. Каждое ее движение на сверкающей глади снежного поля было законченно красивым, полным неповторимой звериной грации. Временами она так низко пригибалась к снегу, что спина ее совершенно сливалась с полузасыпанным жнивником.

«К кому это она?» — напряженно думал Андрей, слыша биение своего сердца. Приподнявшись, он увидел остожье соломы и понял: «К зайцу или куропаткам на остожье!»

Лиса кралась к добыче тоже из-под ветра.

«Может, подъедем?» Может, подъедем?» — настойчиво билась одна-единственная, отдававшаяся в висках мысль.

Андрей взглянул на Веру. Она, казалось, тоже забыла обо всем на свете. Подавшись вперед, с побледневшим лицом, девушка видела только лисицу. Как и для Андрея, для нее сейчас мир замкнулся на этом звере.

Неожиданно лиса остановилась, подняв, как собака на стойке, переднюю лапу. «Напугаем!» — просекло сознание Андрея. Но в тот же миг послушный вожжам Курагай остановился и тронулся, лишь когда лиса снова пошла. Теперь стало уже заметно, что кончик пушисто-белого хвоста лисицы дрожит.

Андрей вскинул ружье: в обоих стволах у него была трехнолевка, пересыпанная крахмалом.

«Можно?.. Нет, нельзя!.. Можно? Нельзя! Еще с десяток… с пяток метров…» — точно нашептывал кто-то в уши Андрею. Но лиса опять легла, и жеребец снова недвижно замер.

— Веронька, дорогая!.. — беззвучно зашептал Андрей, не спуская горящих глаз со зверя, совершенно слившегося с жнивником. Из бурой щетки только, чуть видные, выступали треугольные черно-бархатные уши. — Веро-онь-ка-а! — Андрей задыхался от нетерпеливого азарта. — Еще три метрика…

Курагай фыркнул, и, точно подкинутая пружиной, взвилась лисица. Раз за разом охотник выстрелил по ней.

Андрей и Вера во весь рост стояли в кошевке и понукали скачущую лошадь. Припадая на правую ногу и неестественно вихляя задом, лисица мчалась быстро, но уже через минуту стало ясно, что она ранена и сдает.

— Верочка, милая!.. Еще! Еще!.. — молил Андрей.

Бараний тулуп давно упал с кошевки. С головы Веры свалилась каракулевая шапочка, а она, ничего не замечая, кроме лисицы, все гнала и гнала Курагая, кидающего в передок кошевки ошметья снега из-под копыт. Лиса стремилась к гряде бурьянов, но Вера, поняв маневр зверя, побочила и погнала на «перестриг».

Трясущимися пальцами Андрей рвал застежку патронташа. На скаку, в ныряющих взметах кошевки он силился вставить новые патроны в стволы и совал их мимо патронников. Наконец, вставив, закрыл ружье.

Лиса вдруг легла. Вера сдержала жеребца, и Андрей спрыгнул в снег. Трясясь от возбуждения, старался унять дрожь, но мушка и стволы качались. На мгновенье он поймал треугольную голову зверя и нажал гашетку. Выстрела Андрей не слышал. Забыв о больной ноге, он скачками побежал к добыче. Вера, не доскакав нескольких шагов до вытянувшейся на снегу лисицы, осадила жеребца. Выскочив из кошевки, она повернулась к Андрею и, вспомнив о его больной ноге, испуганно закричала:

— Тише! Тише, ты, сумасшедший!..

Андрей очнулся. Пьяными от азарта глазами взглянул на Веру и, соблюдая охотничье достоинство, пошел к убитому зверю шагом. Не спеша склонился над лисой и поднял ее за толстый пушистый хвост. Это оказался матерый, досиза выкуневший, горевший на солнце, как грач, лисовин. С лаково-черного носика, с жестких усов его сбегали рубиновые капли.

Андрей осторожно положил лисовина к ногам Веры.

— Это тебе моя первая лисица, — сказал он и опустил счастливые охотничьей удачей глаза.