Ефим Пермитин - Три поколения

• Название: Три поколения
• Автор: Ефим Пермитин
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1969

Книга «Три поколения» — мой посильный вклад в дело воспитания нашей молодежи на героических примерах прошлого.

Познать молодежь — значит заглянуть в завтрашний день. Схватить главные черты ее характера в легендарные годы борьбы за советскую власть на Алтае, показать ее участие в горячую пору хозяйственного переустройства деревни и, наконец, в годы подъема целины — вот задачи, которые я ставил себе на протяжении трех последних десятилетий как рядовой советской литературы в ее славном, большом строю.

---

Шукайло понимающе улыбнулся.

— Это ничего, Сашок, слова потом найдутся, главное, что в душе чувствуешь, что к машине ночью выскакиваешь… На словах-то иной как гусь на воде, а на деле — оторви да брось… А вот настоящее, душевное слово не каждому дается. Да и не всем же птицам щелкать по-соловьиному. Я тоже плохо спал сегодня. А уж я ли за пятнадцать лет не напахался! Поднимать целину — это, брат, дело историческое! Об этом песни складывать будут.

Иван Анисимович был необычно серьезен. Он волновался — и не скрывал этого. Шутка ли, — вся страна следит за целинниками. Газеты полны сообщений: там подняли первые гектары, там вспахали уже сотню, там — тысячу гектаров…

Передавали, что секретарь крайкома партии уже несколько раз летал над полями на самолете.

Шукайло хлопнул тяжелой рукой мечтательного тракториста по плечу и сказал:

— Чтоб борозда была как по шнуру! Уточкин говорит: в историю войдет эта твоя первая борозда.

Фарутин вскинул на бригадира глаза и хотел было ответить ему что-то, но Иван Анисимович предупредил его:

— Не надо, Сашок! Знаю, что не подгадишь. Поди полежи еще, сосни для точности глаза, а я тем временем вешки на загонке проверю.

Первая бригада завтракала на восходе солнца. Ели, как всегда, усердно, в молчании. Не нарушал распорядка и подкативший к стану директорский «газик».

Озорной Васька Лихарев остановил машину у самого котла и быстрым движением открыл дверцу прямо против бригадной поварихи.

— Как раз к кулешу! — сказал он и подмигнул разбитной, языкастой вдове.

Повариха сердито вздернула жидкую белесую бровь, сверкнула оловянными глазами и отрезала:

— Кому как раз, а кому и бычий глаз! Ты бы еще, чубатый кобель, ко мне в котел въехал!

— В другой раз, Авдотьюшка! — захохотал Васька.

— Уж я тебя тогда употчую половником промеж ушей, жеребца стоялого!

Из машины вышел огромный Боголепов и маленький, серый, очевидно, не выспавшийся, с подвязанной щекой Уточкин.

— Хлеб да соль, товарищи механизаторы! — покрывая могучим своим басом препирательство поварихи и шофера, поздоровался директор.

— Милости просим с нами кушать! Подвиньтесь, ребятишки, — за всех ответил поднявшийся навстречу гостям бригадир.

Боголепов, Уточкин и Васька сели. Повариха поставила перед ними дымящиеся миски.

— Откушайте нашего бригадного кулешу. Не знаю только, хорош ли. Что-то все уткнулись, едят, молчат. Не ругаются — значит, думаю, угодила.

Васька Лихарев поддел полную ложку и сказал:

— Такой кулеш и при коммунизме поешь, да еще из твоих распрекрасных рук, Евдокеюшка! Я, не подняться мне с этого места, заявку подаю на большую-пребольшую добавку…

— Задабриваешь, чубатый цыганище, — заулыбалась вдова.

Бригадир ел не спеша. Когда он наелся сам и увидел, что наелись все, в том числе и гости, положил ложку.

— У нас, Авдотья Трофимовна, два неписаных правила в бригаде, и ты их как повариха должна знать: первое — есть молча и досыта, работать без устали и дотемна; второе — положили ложки и сразу же на ножки. У тех же, кто после еды отдыхает часок, завертывается сала кусок да лени мешок… На ножки, товарищи! — скомандовал бригадир.

Трактористы и гости разом поднялись из-за длинного стола.

Правила в бригаде Шукайло хотя были и не писаны, но соблюдались строго: механизаторы тотчас же занялись делом.

Ни полевого бригадира Кургабкина, ни председателя колхоза Высоких еще не было и никто не мог сказать, когда они появятся, — вечером их видели пьяными.

— Пробовали наваренную к пасхе брагу да вино, не прокисло ли оно, и напробовались, — сообщила знающая все колхозные новости повариха.

— Наш завтрак в пять, их — в десять. На них равняться, с тоски облысеешь. Будем начинать, Константин Садокович? — спросил бригадир.

— Начнем.

В это время со стороны Предгорного показалась легковая машина.

— Гордей Мироныч катит! Вон откуда приехал, а наши колхозные руководители ждут, когда жены им горячих лепешек напекут… Я буду прямо говорить: кончать надо с этим, Тимофей Павлович! — Боголепов разломил вышелушенный кукурузный початок и с силой швырнул его в сторону.

Уточкин ничего не ответил, только болезненно сморщился. Молодое лицо его было землисто-серым: Тимофей Павлович все еще страдал от зубной боли.

— Вот напущу я на них Гордея Мироныча, — погрозился Боголепов, — он проведет с ними душеспасительную беседу…

Зарокотал и трактор. Боголепов насторожился, слушая работу мотора. «Настроили, как гитару!» — удовлетворенно подумал он и заулыбался.

— А этот большеглазенький москвичок у тебя, Иван Анисимович, видать, с музыкальным ухом…

— Старается, Константин Садокович. Знает, что соберутся сегодня старые «музыканты».

Автомобиль председателя райисполкома остановился у трактора. Старик Корнев с трудом выбрался из машины, снял шапку и помахал ею.

— Приветствую первую бригаду и ее славного бригадира!

Вслед за стариком выскочил одетый в короткий черненый полушубок, осунувшийся за последнее время главный агроном МТС.

— Здравствуйте, мужички-полевички! — здороваясь с каждым за руку, весело заговорил Гордей Мироныч. — Я вот ему, вашему главному агроному, говорю: «Спят, поди, еще шукайловцы, будить придется», — а он молчит, но вижу — бровь у него дергается: смеется над стариком. А потом и утешил. «Если, — говорит, — кто спит, так это председатель колхоза Высоких и полевой бригадир Кургабкин, а шукайловцам совесть не позволит спать до восхода солнца». Вижу, по его и вышло. Где же они, главные-то наши хозяева? На полатях еще? А ведь не нами сказано: «На полатях лежать — хлеба не видать…»

Председателя райисполкома обступили механизаторы.

— Да заглушите его ненадолго! — Гордей Мироныч указал на работающий трактор. — Ведь гривенники в воздух летят. — Гордей Мироныч, словно застеснявшись, чуть тише проговорил: — Когда вижу, где можно сэкономить, а не экономят, у меня такое настроение, будто в штанах карман прохудился: хожу, а деньги из него сыплются.

Андрей впервые видел деда на работе и с удовольствием наблюдал за ним. Ему нравилась простота, с какой он начал беседу. Молодой агроном знал, что люди, живущие на полевом стане не одну неделю, бывают рады приезду свежего человека и душевному разговору.

За осень и зиму Андрей Корнев успел убедиться в том, сколь умны и наблюдательны эти простые, малозаметные на первый взгляд работники МТС, как точно и безошибочно определяют они высокомерно поучающих руководителей.

Повариха принесла табуретку, смахнула с нее фартуком пыль.

— Пожалуйте, товарищ председатель райисполкома, на мое креслице.

Гордей Мироныч сел и с удовольствием вытянул страдающие от застарелого ревматизма ноги.

— Вот так-то будет способней, — улыбнулся старик сгрудившимся вокруг него трактористам. — На чем бишь я остановился?

— На армии механизаторов, — подсказал Саша Фарутин.

— Да, да, так вот: хоть и велика ваша армия, но каждый боец в ней на счету. Хорошие тракторист и прицепщик на крюке своего трактора везут колхозу богатство, плохие — нищету. К стыду нашему, есть еще у нас и бракоделы. «Борона все закроет», — рассуждают они. Но от глаз хорошего полевого бригадира и честного, понимающего агронома ни мелкая пахота, ни огрехи не ускользнут. Вот, скажем, повариха, — Гордей Мироныч повернулся к Авдотье Тетериной. — Некоторые ее считают маленькой спицей в колеснице. Неправильно это! В большой армии, как в сложной машине, каждый винтик важен. Легли голодными трактористы и прицепщики — какие же они будут работники! Не подвез водовоз воды — стоит трактор. Как видите, все важны, все главные…

Неожиданно оказавшись в центре внимания, Евдокия Тетерина, казалось, помолодела на десять лет. Необычного цвета ее глаза подернулись влагой и так победно озарили механизаторов, что Васька Лихарев, подтолкнув горючевоза и указав на вдову, шепнул:

— Гляди, Евдоха-то на седьмом небе! Теперь от этой похвалы она такие вам кулеши будет закатывать…

— Но как же все-таки при таком большом зачине нет ни Высоких, ни Кургабкина? — Гордей Мироныч посмотрел на дорогу Предгорного, точно поджидая запоздавших руководителей колхоза.

Но дорога была пустынна. Старик огорченно вздохнул.

— Константин Садокович, пошли своего молодца, пусть сейчас же хоть без штанов, но доставит их в бригаду.

Боголепов повел бровью Ваське, и тот в два прыжка очутился у машины. Когда шум «газика» замолк, Гордей Миронович посоветовал «начинать дело». Как сказал он: «Ленивых ждать — самим ленивыми стать».

Фарутин побежал заводить мотор, а Гордей Миронович, старчески кряхтя, поднялся и, взяв под руку Боголепова, отвел его в сторону.