Никки Френч - Близнецы. Черный понедельник. Роковой вторник

• Название: Близнецы. Черный понедельник. Роковой вторник
• Автор: Никки Френч
• Жанр: Иностранный детектив
• Год: 2013
• ISBN: 978-966-14-4934-2, 978-966-14-4933-5, 978-966-14-4257-2, 978-5-9910-2202-6, 978-966-14-4930-4, 978-966-14-4932-8

Много лет назад нерадивая мать оставила одного из близнецов в парке на скамейке. Алан долгие годы не догадывался о существовании брата, пока незримая связь между ними не дала о себе знать! Во сне Алан видит мальчика – сына, которого у него нет. Женщина-психотерапевт понимает, что это разыскиваемый полицией ребенок. Подозрение падает на Алана, но у него есть алиби, которое так необходимо теперь его брату…

---

– Я сейчас пересматриваю это дело.

– Зачем?

– Мы ведь так и не распутали его, – ответил детектив. Он не солгал, но и полной правды не открыл.

– Джоанна умерла, – неожиданно заявила Дебора Тил. – Разумеется, я до сих пор верю, что, возможно, она просто уехала далеко-далеко, но на самом деле понимаю, что она мертва, и я уверена, что и вы это понимаете. Возможно, она умерла в тот самый день, когда пропала. Зачем ворошить прошлое? Если вы обнаружите ее тело, то, пожалуйста, сообщите мне. Но ведь вы все равно уже не сможете найти ее убийцу, правда?

– Я не знаю.

– Наверное, вам приходится время от времени пересматривать нераскрытые преступления, чтобы выполнить то или иное бюрократическое правило. Но я давно сообщила все, что могла. Я повторяла свой рассказ много раз, пока мне не начало казаться, что я схожу с ума. Вы хоть представляете, каково это – потерять ребенка?

– Нет, не представляю.

– Уже кое-что, – заметила она. – По крайней мере, вы не заверяете меня в том, что знаете, что я чувствую.

– Вы назвали Джоанну боязливой девочкой.

– Так и было. – Дебора Тил, нахмурившись, посмотрела на него.

– И она знала, что разговаривать с незнакомцами нельзя?

– Конечно.

– Тем не менее она исчезла средь бела дня, на оживленной улице…

– Да. Словно она приснилась нам.

Или, возможно, она доверяла человеку, который похитил ее, подумал Карлссон.

– Наступает момент, когда приходится сказать себе: все кончено. Понимаете? Приходится. Я заметила, что, войдя сюда, вы сразу же посмотрели на фотографии. Я знаю, что вы подумали: здесь нет ни одной фотографии Джоанны. Наверное, вы решили, что это не совсем нормально.

– Вовсе нет, – возразил Карлссон, и на сей раз он не кривил душой. Он искренне верил в пользу избегания болезненных воспоминаний. Его опыт подсказывал, что именно это позволяет человеку оставаться нормальным.

– Это Рози, а это мой муж, Джордж. И двое моих младших детей, Эбби и Лорен. Я плакала, и молилась, и носила траур, пока наконец не простилась с ней и не пошла дальше, и я больше не хочу возвращаться. Это мой долг перед новой семьей. Вы считаете меня черствой?

– Нет.

– А кое-кто считает. – Она горько усмехнулась.

– Вы имеете в виду своего бывшего мужа?

– Ричард считает меня чудовищем.

– Вы с ним по-прежнему видитесь?

– Так вот из-за чего вы на самом деле приехали! Вы все еще думаете, что это сделал он?

Карлссон смотрел на женщину напротив, на ее изможденное лицо и яркие глаза. Она ему нравилась.

– По правде сказать, я вообще ничего не думаю. Кроме того, что дело так и не раскрыли.

– Подозреваю, что он превратил свою квартиру в настоящее святилище. Святая Джоанна среди бутылок виски. Но я не думаю, что это что-нибудь значит.

Это действительно совершенно ни о чем не говорило. Карлссон по опыту знал, что убийцы часто бывают людьми сентиментальными или самовлюбленными. Он с легкостью мог представить себе отца, убившего собственную дочь, а затем проливающего по ней пьяные, вызванные жалостью к самому себе слезы.

– Вы с ним в последнее время видитесь?

– Я не видела его уже много лет. В отличие от бедной Рози. Я пытаюсь убедить ее держаться от отца подальше, но она почему-то чувствует себя ответственной за него. Добросердечность ее до добра не доведет. Мне бы хотелось… – Она замолчала.

– Я вас слушаю.

Но она яростно замотала головой.

– Я не знаю, что хотела сказать. Мне просто хотелось бы… Вы же понимаете?

Ричард Вайн настоял на том, чтобы приехать в отделение полиции, вместо того чтобы принимать Карлссона у себя дома. Он надел костюм, лоснящийся от старости и сильно натянувшийся вокруг талии и груди, и белую рубашку, застегнутую так, что воротник сдавливал кадык. Лицо над воротником выглядело одутловатым, а глаза чуть налились кровью. Когда он взял чашку с кофе, стало заметно, что у него дрожат руки.

– Если никаких новых улик нет, зачем вам я?

– Я пересматриваю это дело, – осторожно ответил Карлссон.

Он сожалел, что опрашивает Ричарда Вайна в участке, а не в его квартире: о человеке очень многое можно сказать, если внимательно рассмотреть окружающую его обстановку, даже если в ожидании гостей в доме тщательно убрали. Наверное, ему стыдно за свой дом, и он не хочет, чтобы чужие видели, как он живет.

– Вы, парни, все время расследования потратили на то, чтобы заставить меня сознаться. А настоящий ублюдок воспользовался этим и скрылся. – Он замолчал и провел по губам ладонью. – Вы и с ней тоже встречались или только мне так повезло?

Карлссон не отвечал. Его угнетало горе, оставившее отпечаток на жизнях всех, с кем ему приходилось разговаривать. Зачем он вызвал этого человека? Из пустой прихоти, опираясь лишь на интуицию, от безысходности, а еще потому, что у него не было никаких настоящих улик. Мэтью Фарадей и Джоанна Вайн – два случая, разделенные двадцатью двумя годами, не имеющие ничего общего, кроме одинакового возраста и того факта, что они бесследно исчезли средь бела дня, недалеко от кондитерской.

– Это она ее потеряла! Она должна была заботиться о ней, но она переложила свои обязанности на девятилетнего ребенка. А затем бросила ее на произвол судьбы. Собрала ее фотографии и сложила в коробку, поменяла адрес, вышла замуж за мистера Респектабельность, забыла обо мне и Джоанне. Жизнь должна продолжаться. Вот что она заявила мне, когда однажды приехала в гости. Жизнь должна продолжаться. Но я-то уж точно не намерен махнуть рукой на нашу дочь.

Карлссон слушал его, подперев голову рукой и рисуя бессмысленные закорючки в открытом блокноте. Последняя фраза звучала так, словно безутешный отец постоянно повторял ее, делился ею за рюмкой с любым, кто готов был слушать.

– Вы бы назвали Джоанну доверчивой? – спросил он, как немногим ранее спросил Дебору Тил.

– Она была маленькой принцессой.

– Но она доверяла людям?

– В этом мире никому нельзя доверять. Надо было мне ей это объяснить.

– Она доверилась бы незнакомому человеку?

На лице Ричарда Вайна появилось новое, странное выражение – смесь подозрительности и задумчивости.

– Я не знаю, – сказал он наконец. – Возможно. А возможно, и нет. Господи, ей и было-то всего лишь пять лет. Знаете, после этого моя жизнь рухнула. Еще вчера все было хорошо, и вдруг… Ну, я словно потянул за такую штуку, которую Рози вяжет каждый раз, как приходит меня навестить. Все мгновенно распускается, и уже через минуту не остается ничего, что напоминало бы о том, что было раньше. – Он посмотрел на Карлссона, и на мгновение детектив увидел человека, которым он был раньше. – Именно поэтому я не могу простить ее. У нее ничего не распустилось так, как это произошло у меня. Она ведь практически не страдала! Она не заплатила справедливую цену.

В конце допроса, уже собираясь уходить, он попросил:

– Если увидите Рози, скажите ей, пусть приедет навестить меня. По крайней мере, она не бросила своего старого отца.

Первый удар не попал ему в челюсть, а пришелся на шею. Второй угодил в живот. Сделав неуверенный шаг назад и закрыв руками лицо, Алек Фарадей удивился тому, насколько тихо все происходило. Он слышал, как над головой, далеко в небе, летит самолет, как где-то справа шумят автомобили, проезжая по шоссе, – казалось, что он даже слышит, как где-то вдалеке играет радио, – но нападавшие не издавали ни звука, не считая тяжелых, похожих на хрюканье выдохов, звучавших каждый раз, когда они наносили удар.

Их было пятеро. Лица скрывали капюшоны; один натянул на лицо вязаную шапочку. Он упал на колени, а потом растянулся на земле, пытаясь свернуться в клубок, чтобы ослабить силу ударов, защитить лицо. Он почувствовал, как кто-то с силой ударил его ботинком по ребрам, еще кто-то пнул в бедро. Затем последовал злобный удар в пах. Он услышал, как что-то треснуло. Его рот наполнился жидкостью, и он попытался выплюнуть ее. Боль ревущим потоком мчалась по телу. Он увидел, как блеснула прорезиненная поверхность дороги, и закрыл глаза. Сопротивляться бессмысленно. Неужели они не понимают, что смерть принесет ему облегчение?

Наконец один из них заговорил:

– Гребаный извращенец!

– Педофил чертов!

Кто-то закашлялся, и на шею ему упало что-то мокрое. Последовал очередной удар, но теперь все происходило словно не с ним. Он услышал удаляющиеся шаги.

Он все же проглотил немного картофельного пюре с соусом, просто потому, что больше не мог держать его во рту, хотя ему удалось выплюнуть почти всю еду, и она испачкала пол, словно рвота. Еще там валялась куриная ножка, уже начавшая плохо пахнуть. Он проглотил несколько штук спагетти, потому что плакал и они проскочили в горло прежде, чем он смог их выплюнуть. Комнату наполняли запахи гниющей пищи и его собственного тела. Он опустил голову и понюхал кожу – запах был кислым. Он лизнул кожу, и собственный вкус ему не понравился.