Алина Борисова - По ту сторону Бездны[СИ]

• Название: По ту сторону Бездны[СИ]
• Автор: Алина Борисова
• Жанр: Любовно-фантастические романы

Если свои стали для тебя чужими — сможет ли чужой стать своим? Если друг стал тебе врагом — сможет ли враг стать другом? Если твоя мать не узнает тебя в лицо — назовешь ли ты матерью чужую женщину? Если тебе отказали в праве быть человеком — сможешь ли ты хотя бы выжить?..

---

Я навеки стала твоей. Не с первого взгляда, не с первого мига даже. Но еще от рожденья — до рожденья — зная: я твоя, я одному тебе предназначена. Что моя жизнь до? В ней одна лишь ценность: она готовила меня к встрече с тобой. А жизни после — ни в каких обстоятельствах — и быть не может. Ибо есть встречи, которые уже навсегда, и наша — та самая встреча.

Отчего, зачем?

Я не могу найти ответа. Я все ответы отдаю искать — тебе. Как отдавала тебе все вопросы, никогда и не о чем не спрашивая. Сказал, так надо — так буду. Сказал бы иначе — и иначе бы сделала. Ибо ты — жизнь, а без тебя (и вне тебя) нет, и не может быть жизни. И, растворяясь в тебе, отдаю тебе себя — всю, ничего не тая, ничего про запас не оставляя. Как думала, чем жила, чем дышала, все — твое, как твои — моя жизнь, мысли, дыхание.

Люблю тебя. Растворяясь в тебе, оставаясь с тобой — вечно люблю тебя!»

Тетрадка дрожит в руках, на глаза наворачиваются слезы, сердце бьется так, что больно в груди. Усилием воли переворачиваю страницу и заставляю себя читать дальше. А дальше — стихи, много–много стихов…

«А знаешь, я всю жизнь тебя ждала,

Еще не знала, но уже любила.

Я, веришь, в каждом сне тебя звала,

Искала, только все не находила.

Но ты явился, долгожданный мой,

И все сбылось, о чем я так мечтала…»

Ну что за бред, как можно, он же просто… Слезы капают прямо на строчки. Продолжаю с того места, где намокла бумага.

«Я буду с тобою всегда

Кровью, бегущей по венам.

Я буду с тобой всегда

Сердца ударом первым.

Я буду дыханьем твоим

И взгляда сияньем ясным…»

Светоч, пощади! Так любить, так верить, отдавая все, выворачивая душу… Коэр! Прекрасный, нежный, умеющий сказать нужные слова… самые нужные… И забрать себе все, без остатка, без сожаления!

«До конца останусь твоей

Не найдя иного приюта,

Чтобы в тысяче новых дней

Наслаждаться каждой минутой.

Растворившись в твоей крови,

Прямо в сердце тебя целуя…»

Все то же, все о том же, вот только другими словами. Это бесконечные признания в любви? Или бесконечный самогипноз на тему слияния и жизни после смерти? Стихов еще много, но не могу больше, не могу! Нервно листаю до конца. Где под последним стихом красным фломастером выведено: «С днем рождения! Люблю! Лиза». И подпись — такая родная, такая знакомая: большая, составленная из двух красивых полукружий Е, обведенная почти что кругом — толстенькой С, переходящей в мелкие невнятные завитушки. Е. С. — Елизавета Соловьева.

Лиза, Лизка, Лизонька… Скрючившись на зелененькой травке, я даже не рыдаю, я вою, я захлебываюсь кашлем, желчью выплевывая свою боль, баюкая на груди эту жалкую тоненькую тетрадку. Вот теперь я вспомнила все! Поездку на Гору, препирательства с теткой, прекрасного вампира, пришедшего мне на помощь и попросившего взамен ни много ни мало — крови. Как я смеялась, и как подсунула ему Лизку, полагая, что ей полезно пообщаться вживую со своей сказочной мечтой и протрезветь наконец от своей любви к вампирам… Я еще не знала тогда, что от этой любви протрезветь невозможно, не знала, что просто крови ему мало, что ему нужна жизнь — до последней капли. Не знала, что даже не для себя…

Да, я вспомнила теперь, как мы с ним ругались, как я ненавидела его — до тремора рук, до дрожи… И Лизку, пришедшую ко мне попрощаться, и серпик луны за окном, и розовую ванну, и миллионы розовых лепестков. И отчего я так ненавижу розы…

Лоу.

А еще — ласковые глаза и нежные руки, забота, тепло, участие. «Я умею быть тем, кто нужен сейчас». Очаровал, уболтал, согрел. Спас. И бросил.

То падение… падение я ему простила, мне себя в тот момент уже почти не жалко было. А вот Лизка… Как простить ему то, что он сделал с Лизкой? Не просто убил, влюбил в себя, вывернул душу ей наизнанку, заставил самой себя ему в дар принести… Даже не себе. Своим друзьям.

И только розы кругом. Миллионами, миллиардами розовых лепестков. Совершенных, прекрасных. Несорванных. Пока. И все эти розы душат, душат, запах слишком тяжел, слишком приторен… Задыхаюсь. Захлебываюсь. Умираю.

— Привет, моя хорошая.

Сидит. И откуда взялся? Чистенький такой, красивый. Обхватил ручками коленочки. Рубашечка белая–белая, и штанишки лишь на пару тонов темнее, и даже ботиночки — беленькие, словно грязь к ним и вовсе не пристает. И кудри его серебряные по плечам небрежными волнами, и солнце в них играет. И больно. Так больно.

— Зачем? — ничего более осмысленного в голову просто не приходит. — Зачем, Лоу? Зачем?

— Зачем что, милая?

— Милая? — горько усмехаюсь. — А ее ты тоже звал милой?

— И милой звал. И любимой. И единственной. Мне было не сложно. Я мог подарить ей не так уж много за ее жизнь. Ей хотелось небывалой любви. Разве я вправе был отказать?

Вот так все просто. Ей хотелось любви — изобразил, ему нужна была кровь — забрал. И ни тени сожаления. Ни грамма раскаянья.

— Ты хоть мгновение ее любил? Хоть капельку, хоть совсем чуть–чуть?

— Нет, — он смотрит прямо и спокойно. Ему не больно, ему не стыдно, ему не жаль. — Там нечего было любить. Фальшивая девочка из фальшивой страны. Насквозь надуманная и искусственная.

— Как ты можешь?.. Как ты можешь — так?! — меня душат рыдания, слезы водопадами катятся, еще и икота бить начала. А он сидит, такой чистенький. Красивый, спокойный. Не улыбается вот разве что, и то счастье. — Ты убил ее, срезал, не задумываясь, словно розу, и еще и… она для тебя была недостаточно хороша? Фальшивая? Да она душу тебе отдавала, да она сердце на ладонях дарила… и это для тебя — ничто?! Искусственность? Да ты эту тетрадку вообще открывал? Ты читал ее? Хоть из любопытства? Для смеха может?

— Да, Ларис, я это читал. Текст письма подражательный, стихи слабые.

— Как ты можешь! Это не подражание, это…

— Это попытка выехать на литературной классике столетней давности. У меня хорошее образование, Лара, я знаком с вашей литературой. И прекрасно вижу, что здесь она просто копирует…

— Я прекрасно знаю, кого она копирует! И она не копирует, она пропускает через себя, она этим живет, дышит! Она чувствует, что ее эмоции настолько созвучны, что лучше и не скажешь. Да, она вычитала в книжке эти обороты и интонации, но это ее обороты и ее интонации, она искренна в каждой букве!

— Она рисуется. Даже перед собой, — все та же холодная беспощадность. — Там, где тебе мерещится искренность, я вижу лишь плагиат. И полную неспособность быть самой собой.

— Ты бессердечное чудовище!

— Я вампир. У нас нет человеческой привычки льстить мертвым. Я вижу то, что вижу. И увиденное не меняется от того только факта, что это ее предсмертная записка. Она даже на пороге смерти не смогла быть самодостаточной и говорила чужими словами. Да, Ларис, эта девочка была фальшива.

— Ее звали Лиза!

— Я не запоминал. Она была нужна мне как украшение вечера, как дорогой подарок для моих дорогих гостей. Чем мог, я с ней за это расплатился, и расплатился щедро. Но любить, кроме вкусной крови, там было нечего.

— Зачем ты так, Лоу? Зачем? — меня колотит дрожь, я чувствую, что замерзаю. Ну что за клятое место вся эта вампирия, ну почему здесь вечно так холодно?

Очень осторожно, словно боясь спугнуть, он приближается ко мне, опускается на колени в траву, поднимает меня с земли, прижимает к себе. На ногах я бы не удержалась. А на коленях, опираясь о него всем телом, могу.

— Ну, ты же хочешь услышать правду, верно? И я согласен — тебе стоит эту правду знать. И быть сильнее этой правды. Только так возможно выжить.

А я понимаю, что должна оттолкнуть, прогнать, проклясть… Вот только нет у меня таких сил. Его руки — такие нежные. А на груди у него теплее… И, если уж честно, то, что Анхен сделал с Еленой, в разы страшнее судьбы Лизы. А Анхену я… все простила, выходит? Елену, Томку, себя… Живу вот с ним. В путешествие собираюсь. И Лоу мне при таком раскладе ненавидеть — за что? За то только, что Лизка была моей самой близкой подругой, а Елена — нет? Они вампиры. Они все здесь вампиры, все до единого. И ненавидеть одного, прощая другого? Нелепо…

Судорожно вздыхаю. Глубоко, пытаясь хоть как–то успокоиться. И так привычно вытираю лицо… вот об то, что ближе было.

— Надеюсь, эта стоит меньше, чем предыдущая?

— Понятия не имею. И кто тебе вообще голову такой ерундой морочит? — он гладит меня по спине. Почувствовав, что я немного расслабилась, он осторожно садится и, не отпуская, усаживает меня боком себе на колени. Ласковый такой. Тот, который нужен. И что в этом от правды?

— Скажи, а если бы я… если бы я согласилась тогда… поделиться кровью… — мои дрожащие пальцы гладят рубашку у него на груди, голова бессильно лежит на его плече, — ты бы меня убил?

— Конечно, — ни на миг не запнулся, не стал отпираться. — Я ж туда не закатом любоваться прилетел. Мне нужна была девочка для праздника. Глупая и нежизнеспособная. Гарантированно совершеннолетняя. Не успевшая обзавестись семьей, детьми, обязательствами. Ты, между прочим, подходила идеально. Умудриться закатить скандал на пустом месте — ни об уме, ни об умении жить в предложенных обстоятельствах это не говорило.