Джеймс Олдридж - Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра

• Название: Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра
• Автор: Джеймс Олдридж
• Издательство: Журнал "Иностранння Литература" №4-6
• Жанр: Проза
• Год: 1968

«Сын земли чужой» был опубликован в Англии и США в виде двух отдельных романов — «Плененный чужой страной» (A Captive in the Land — 1962) и «Большая игра» (The Statesman's Game — 1966).

В журнале «Иностранная литература» и издании «Прогресс» 1969 года эти два романа объединены.

Журнальный (сокращенный) вариант.

---

Вот эта сторона английской жизни и пугает меня больше всего: то «благородное» обличье, которое они придают своей тайной полиции. Я уж предпочитаю гестапо, потому что лицемерная маскировка власти и джентльменский налет, под которым прячется насилие, угнетают гораздо больше, когда ты с ними сталкиваешься, чем думают многие наивные англичане. Нам ненавистна в других странах самая идея прощупывания, проверки благонадежности и прочие методы тайного полицейского надзора, но у себя на родине мы принимаем все это как должное.

Глава третья

Штаб-квартира Лилла помещалась в одном из белых особняков в стиле короля Георга, выходящих задней стеной в Сент-Джеймс-парк; вид у этого дома был такой, будто он переживет всех и вся: беды, войны и революции. Подходящее местечко для обозревающих мир с одной-единственной целью — во что бы то ни стало сохранить английские порядки и не допускать не только пересмотра идей, но даже попыток взглянуть на мир с какой-то иной точки зрения.

Но ведь и сам Руперт был с детства воспитан в этом духе, и, поднимаясь по белой лестнице в кабинет Лилла, оборудованный всем, что необходимо для расширения умственного кругозора шпиона, он, видимо, уже чувствовал, что изменил принципам, которые в него вбивали всю жизнь.

Они торопливо обменялись обычными любезностями.

— Нет, выглядишь ты не так уж плохо, — заметил адмирал.

— Я давно выздоровел, — ответил Руперт.

— А что с тобой было?

— Русские думали, что у меня туберкулез.

— Не дай бог! — воскликнул адмирал. — А мы тут боялись, что они тебя не выпустят.

Каждое слово требовало от них выдержки. Когда адмирал, наконец, высказал Руперту свои сомнения (опять-таки по праву человека, считающего себя его вторым отцом), Руперт заявил, что не желает обсуждать с Лиллом своего пребывания в России.

— Но ты не можешь просто-напросто на нас наплевать! — возмутился адмирал. — Ведь это же безответственно. Почему? Почему они тебя отпустили? Можешь ты это объяснить?..

— Откуда мне знать?

Адмирал налил чаю, сел на ситцевый диванчик под окном и стал смотреть на парк, где среди цветов, в желтой дымке английской осени, прогуливались по песчаным дорожкам чиновники из министерств. У каждого на голове был котелок, а в руках — зонтик.

— Что с тобой сделала эта женщина? — допытывался адмирал. — Ты обязан мне это объяснить.

— Какая женщина?

— Нина Водопьянова.

— А вы не лучше американцев! — сказал Руперт, стараясь не терять самообладания. — Янки считали, что меня завербовал Алексей Водопьянов, когда я его тащил по льду. А вы теперь решили, что меня завербовала его жена во время нашей поездки на Черное море.

— Почему бы и нет? Она явно заставила тебя смотреть на все другими глазами.

— Я сам стал иначе на все смотреть, — сказал Руперт. — Я не имел права шпионить в стране, которая пригласила меня в гости. Это было подло.

— В наш век, мой милый, без подлостей не обойдешься. Ты это знал, когда туда ехал.

— А теперь знаю другое. Я не шпион и никогда не смогу быть шпионом. Вам неприятно это слово, адмирал, но оно точно выражает существо дела, сколько бы вы ни твердили об особой природе вашего учреждения и об особых сведениях, которые вам требуются.

— Но ведь мы совсем не то, что…

— Какая разница? — перебил его Руперт. — Русские меня научили, что нельзя сидеть сложа руки, надо искать выход из нынешнего положения, этим я и предпочитаю теперь заниматься.

— То есть?.. Ты, надеюсь, не вообразил, будто их образ жизни — это и есть выход? Это было бы абсурдом.

— Нет. Я сам, своим умом буду искать выход. Неужели вас так пугает, что я изменил свои взгляды и отказываюсь заниматься для вас шпионажем?

Но Руперт знал, что ничего не сможет объяснить Лиллу: и адмирал, и его начальство жили в постоянном, неразумном страхе предательства со стороны своих же людей. Прежде они питали простодушную веру в то, что выходцы из их класса, люди их породы не могут изменить своих взглядов, а теперь больше всего боялись, что их предаст кто-то из их же собственной среды, предаст «изнутри».

В тот день адмирал сообщил Руперту, что отныне не только он будет находиться под постоянным надзором, но и работа его будет подвергаться строжайшему контролю службы безопасности. Он не имеет права выезжать из страны без особого разрешения, не смеет поддерживать связь с русскими и с советским посольством, с коммунистами и с организациями, близкими к коммунистам, а также и со всякими комитетами борьбы за мир. Ему воспрещается принимать участие в политической жизни и поступать на работу, связанную с секретной документацией, что относится также к фамильной фирме «Ройс и Кº», поскольку она, во-первых, получает крупные правительственные заказы, а, во-вторых, Фредди и старый дядя Рандольф являются членами комитетов военного снабжения при английском правительстве и НАТО.

Не знаю, что ответил на это Руперт. Когда я как-то раз спросил его, чем кончился их разговор с адмиралом, Руперт отделался шуткой:

— Я сказал Лиллу, что уеду за границу, когда мне заблагорассудится.

Однако за шутливостью тона чувствовалась нешуточная злость. Выйдя из белого особняка, Руперт решил, что будет действовать наперекор всем адмиральским запретам. Первое, что он сделал в пику адмиралу, было предложение, с которым он обратился к Фредди: заключить с русскими крупную сделку на строительство судов.

— Не говоря уже о Лилле, — заметил он, — мне хотелось чем-нибудь искупить свое не очень приличное поведение в России.

Глава четвертая

Когда Руперт выступил с предложением строить суда для России, ему пришлось действовать сообразно этикету, принятому в их семейном деле. Мне удалось этого избежать по неведению: я прошел прямо к Фредди. Но Руперт, который всегда придерживался правил, раньше всего нанес визит дяде Рандольфу (лорду Бэркемстеду), который, будучи председателем правления, формально являлся главой судостроительной компании, хотя и явно проигрывал в жестокой борьбе, которую он вел за судьбы предприятия со своим племянником Фредди (директором-распорядителем и заместителем председателя правления фирмы).

Старик был очень вспыльчив, и первое, что, по словам Руперта, он ему сказал, звучало примерно так:

— Дела нашего ты не любишь. Пошел, видно, в отца — такой же выродок, как он.

— Скорей уж как вы, — отрезал Руперт, зная, что старику нельзя спускать. — А работать я люблю, и если к вашему делу я равнодушен, то, верно, потому, что ничего в нем не смыслю.

— Тогда зачем ты хочешь в него войти? Нам не нужны люди с завиральными идеями! — продолжал старик тоном громовержца.

Но Руперт был не робкого десятка.

— Не надо преувеличивать, дядя. Не такие уж они завиральные, мои идеи. Я просто хочу работать.

— В коммерческом деле авантюрами не проживешь.

— А почему вы думаете, что у меня страсть к авантюрам? — спросил Руперт. — Не надо верить всякой чепухе, которую пишут в газетах.

— Думаешь? А что ты смыслишь в выгодном помещении капитала?

— Ничего.

— А в управлении предприятием ты уж наверняка ничего не смыслишь, — съязвил Рандольф, — ты ведь никогда ничем не управлял.

— Это верно, не управлял.

— Кстати, как поживают твои? Давненько я не видел Джо. А детей и вовсе ни разу. На кого они похожи?

— Мальчик — на меня, а девочка — на Джо.

Старик сделал пометку в своем блокноте. Они сидели за письменным столом красного дерева, друг против друга, как сердитые шахматные игроки. Старомодная контора Ройсов помещалась в отдельном доме, против церкви Сент-Мэри-Экс, почти рядом с Балтийским банком, тесно связанным финансовыми интересами с их фирмой. Кабинет Рандольфа был памятником викторианской эпохи, когда пароходы еще ходили на угле. Руперт отлично понимал, что главная движущая сила предприятия, с которой ему придется иметь дело, пребывает совсем в другом месте. Тут, у дяди Рандольфа, в апартаментах нижнего этажа под сенью старомодного портика, царство денежного мешка попахивало склепом. Наверху же, у Фредди, конференц-залы, оборудованные по последним требованиям современности, уходили в небеса, а небеса эти были разгорожены множеством тонких перегородок, за которыми колдовали операторы счетных машин, колотили по клавишам секретарши и трудились технические эксперты, работники рекламы и двадцать молодых исполнителей, запертых в стеклянные клетки. Впрочем, дядя Рандольф, хотя он и сидел внизу, тоже был на свой лад щеголем. Он носил белый крахмальный воротничок, туго завязанный галстук, держал носовой платок в рукаве пиджака, напоминавшего морской китель.

— Привези своих в будущую субботу к нам, в Уошберн, — приказал он Руперту.