Василь Быков - «Подвиг», 1989 № 05 [Антология]

• Название: «Подвиг», 1989 № 05 [Антология]
• Автор: Василь Быков
• Издательство: Молодпя гвардия
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 1989

Подвиг 1989 № 05 (Приложение к журналу «Сельская молодежь») [В. Тендряков: День, вытеснивший жизнь В. Быков: Карьер В. Пронин: С утра до вечера вопросы…]

---

Мальчишки быстро семенили обочиной улицы, изредка озираясь на отстававшего Агеева, за мостком свернули в заросший травой переулок, перелезли сами и дождались, пока перелезет он через жердку невысокой изгороди, и стежкой по краю картошки вышли на незнакомую улочку вблизи оврага. Зады здешних усадеб, как и на его Зеленой, упирались в овражные заросли, над которыми величественно возвышалось несколько вязов — точно как когда-то подле усадьбы Барановской. Здесь в добротно срубленном новом доме с высоким коньком и настежь распахнутыми окнами слышался сдержанный шум голосов; во дворе стояли несколько мужчин и женщин, эти или молчали со скорбью на немолодых лицах, или, покуривая, негромко переговаривались возле забора. Из дома навстречу ему вышел разомлевший от жары Евстигнеев в своем неизменном темно-синем костюме, стал обмахивать раскрасневшееся лицо капроновой шляпой.

— Духота, как в бане, — просто сообщил он. — Знаете, пойдемте на воздух. На ветерок!

— А вон на бугорок, — отойдя от забора, предложил немолодой мужчина в кирзовых сапогах.

Евстигнеев начальственно огляделся:

— Правильно, Хомич! Позовите там кого… Вот Скорохода с Прохоренкой, — кивнул он в сторону тихо разговаривавших мужчин у калитки. — Ветераны все-таки.

— И это захватить, а? — с намекающей улыбкой спросил Хомич, и Агеев узнал в нем мужчину, который уносил с кладбища подушечку с наградами.

— Как хотите, — махнул Евстигнеев. — Пойдемте, товарищ Агеев.

Все обмахиваясь шляпой, он хозяйским шагом, не спеша прошел по двору.

— Вы это, товарищ Агеев, надеюсь, не обиделись на нас? — не оборачиваясь, на ходу спросил Евстигнеев. — Ну, за проверочку? Знаете, сигнал был, а сигналы мы должны проверять.

— Да нет, я ничего, — сказал Агеев. — Оно понятно.

— Ну и хорошо. А то некоторые, знаете, обижаются. Критика, она, знаете, особенно для малосознательных.

Агеев промолчал, словно польщенный тем, что вот избежал разряда малосознательных. И то хорошо.

— А покойник, он ведь и к вам похаживал, — между тем продолжал Евстигнеев. — Вроде дружки были.

— Да так, знаете…

— Ну а мы тут с ним десять лет… Еще как я военкомом был.

— Здесь военкомом? — переспросил Агеев.

— В течение ряда лет, — уточнил Евстигнеев. — До выхода в отставку.

Они перешли огород и еще раз одолели изгородь, не очень ловко перевалились через верхнюю жердь и оказались возле оврага.

— Вот присядем. Теперь тут хорошо. И покойничек, кажись, любил сюда забегать. С дружками, конечно, — с незлым укором говорил Евстигнеев, усаживаясь на примятой траве и вытягивая вниз короткие ноги в плотно зашнурованных черных ботинках.

Агеев примостился рядом.

— Я, знаете, человек прямой. Как и полагается военному. Не скрою, люблю порядок. А как же иначе? Во всем должна быть дисциплина и организованность.

Округлив белесые, слегка навыкате глаза, он с некоторым удивлением оглядел Агеева, и тот поспешил согласиться.

— Конечно, конечно…

— А у нас еще беспорядков великое множество. Особенно на периферии. Вот и покойник… Неплохой человек, ветеран и так далее… А порядка не признавал!

— Вот как?! — несколько фальшиво удивился Агеев.

— Именно. Пил!

— А он что, каждый день?

— Именно! И никакого внимания на общественность. Я уже не говорю про этот бондарный цех, где он работал. Там они все такие… Но я сам беседовал с ним раз, может, десять…

— И каков результат?

— Безрезультатно! — взмахнул в воздухе шляпой Евстигнеев.

Через ограду уже перелезал Хомич с двумя бутылками в оттопыренных карманах брюк. Заискивающе или, может, виновато ухмыляясь, он водрузил бутылки на траву перед Евстигнеевым.

— Хоть вы и против, Евстигнеич, но…

— Я не против, — нахмурился отставной подполковник. — Теперь есть причина, полагается…

— Конечно, конечно, — поспешил согласиться Хомич и сказал, обращаясь к Агееву: — Покойничек тоже не против был. Сколько мы с ним тут посидели!..

— Да и ты недалеко от него ушел, — строго оборвал его Евстигнеев.

— Что делать? Такая, видно, судьба.

Все таинственно улыбаясь, Хомич принялся откупоривать бутылку.

Тем временем через огород не спеша шли низенький вертлявый брюнет в синей с белыми полосами спортивной куртке и долговязый блондин в сером костюме со странным выражением вытянутого лица. Когда они подошли ближе, Агеев увидел, что лицо у блондина на одну сторону, левая щека была вся сморщена, кожа на подбородке неестественно оттянута и все лицо как будто выражало испуг или удивление. Пришедшие подошли к компании и уселись рядом: брюнет возле Евстигнеева, тотчас тихо о чем-то заговорив с ним, блондин — возле Агеева, вытянув в овраг длинные, в сандалиях ноги.

— Курите? — вынул он из кармана серого пиджака пачку сигарет.

— Нет, спасибо, — покачал головой Агеев.

Через жердь в заплоте уже лез небольшого росточка, щуплый и твердый, словно можжевеловый корень, очень живой человечек с продубленным худощавым лицом и бумажным свертком в руках. Он был в зеленой, военного образца сорочке с темным галстуком, короткий хвостик которого болтался на его груди.

— Вот закусон!

— Ну что ж, садитесь, Желудков. Хомич, налей понемногу, — привычно распорядился Евстигнеев, обрюзглое мясистое лицо которого немного уже поостыло в тени.

Пока Хомич разливал, все смотрели на два стакана, кособоко приткнутые в траве, а Желудков, опустившись на корточки, разворачивал газету с винегретом и кусками селедки.

— Значит, за старшего сержанта Семенова. За его память! — провозгласил Евстигнеев, взяв стакан, и молча передал его Агееву.

Второй стакан взял Желудков.

— Знаете, я не смогу, — смутился Агеев.

— Ну, сколько сможете.

Он поднес стакан к губам, водка ударила в нос почти отвратительным запахом, и он опустил руку. Желудков не спеша, размеренными глотками допивал до конца. Агеев отдал стакан Хомичу.

— Ну, чтоб ему там было чем похмелиться.

Евстигнеев недовольно крякнул:

— Хомич, неужели ты думаешь, что и там это самое… как здесь. Никакого порядка! Все бы вам одно и то же…

— Нет, там порядок! — блеснув быстрым взглядом, ершисто вспыхнул жилистый Желудков. — Там не то что здесь. Там как в войсках!..

— Тоже нашел порядок! — добродушно съязвил Хомич.

— А ты откуда знаешь, как в войсках? Ты что, долго служил? — нахохлился Евстигнеев.

— У меня зять прапорщик. Наслушался…

— Не говорите о том, чего не знаете! — отрезал Евстигнеев. — В войсках порядок. А вот на гражданке — далеко не всегда!

— Он знает, — подмигнул Агееву Желудков. — Двадцать пять лет отбахал.

— Двадцать восемь, к твоему сведению. Год войны считается за два.

— На твоем месте, Евстигнеич, можно было и тридцать. Ты же в штабе сидел?

— Да, в штабе! — приосанился Евстигнеев. — А ты что думаешь, в штабе легко?

— Дюже трудно, — прижмурился Желудков и потянулся за куском селедки. — Бумаги заедают.

— А думаешь, нет? Сколько мне вести полагалось? Учет личного состава по пяти формам. Передвижения и перемещения. Журнал безвозвратных потерь. Строевые ведомости. Приказы! А наградной материал?..

— Да, видно, спина не разгибалась, — в тон ему ответил Желудков, жуя хлеб с селедкой.

— И что же ты думаешь: порой по неделям не разгибался, — все больше распалялся Евстигнеев.

Он обвел всех вопрошающе-настороженным взглядом, несколько задержался на Агееве, который вслушивался в перебранку с некоторым даже интересом.

— Вот некоторые думают, что только они и воевали. Если он там летчик, то уже и герой! Но в истории Великой Отечественной войны записано черным по белому, что победа была достигнута совместными усилиями всех родов войск…

— Это мы слыхали, — отмахнулся Желудков.

— Нет, Евстигнеич прав, — вдруг вставил скороговоркой полноватый брюнет. — Мы это недооцениваем.

— Что недооцениваем? — поднял голову Желудков. — Ты, Скороход, кем на войне был?

— Ну, военным журналистом. А что?

— Журналистом? В каком ты журнале писал?

— Не в журнале, а в газете гвардейской воздушной армии.

— А ты что, летчик? — не унимался язвительный Желудков.

— Я не летчик. Но я писал, в том числе и о летчиках.

— Да как же ты о них писал, если сам не летал?

— С земли виднее, — хитро подмигнул одним глазом Хомич.

— А что ж, иногда и виднее, — серьезно заметил Скороход. — Знаешь, чтобы оценить яичницу, не обязательно самому нести яйца.

— Яйца! — взвился Желудков и даже привстал на коленях. Вот бы тебя в стрелковую цепь да под пулеметный огонь! Ты знаешь, что такое пулеметный огонь? Ты не знаешь?..

— Зачем мне знать? Ты же все знаешь…