Лазарь Лазарев - Записки пожилого человека

• Название: Записки пожилого человека
• Автор: Лазарь Лазарев
• Издательство: Время
• Жанр: Критика
• Год: 2005
• ISBN: 5-94117-058-0

Лазарь Лазарев — литературный критик «новомирского» ряда, один из старейшин современного литературоведения и журналистики, главный редактор пользующегося неизменным авторитетом в литературном и научном мире журнала «Вопросы литературы», в котором он работает четыре с лишним десятилетия. Книга «Записки пожилого человека» вобрала в себя опыт автора, долгое время находившегося в гуще примечательных событий общественной и литературной жизни. Его наблюдения проницательны, свидетельства точны.

Имена героев очерков широко известны: В. Некрасов, К. Симонов, А. Аграновский, Б. Слуцкий, Б. Окуджава, И. Эренбург, В. Гроссман, А. Твардовский, М. Галлай, А. Адамович, В. Быков, Д. Ортенберг, А. Тарковский.

---

Когда-то в Бухаресте один румынский писатель — известный остряк — рассказал мне анекдот: «В ресторане пирует большая компания. Весь вечер наперебой один за другим рассказывают о своих подвигах в подполье во времена Антонеску. Когда стали расходиться, человек, который весь вечер молча слушал эти рассказы, со вздохом сказал: „Как мало нас было и как много нас осталось“».

Этот анекдот — модель многих исторических и современных явлений. Я читал, что добрая сотня людей утверждала, что на знаменитом субботнике вместе с Лениным несли историческое бревно.

А о нашей войне… Сколько я сам знаю ветеранов-активистов, которые стали, если можно так сказать, профессиональными ветеранами, о которых мне точно известно, что ни свиста пуль, ни разрыва снарядов они не слышали, а у некоторых — таких я тоже знаю — вообще самая близкая по отношению к фронту точка, в которой они в войну находилась, располагалась где-то далеко за Уралом.

Самозванцы

Рассказывают, что Анна Андреевна Ахматова очень любила «одессизмы»: «Вас здесь не стояло». О них и пойдет речь.

В Литфонде ко дню Победы ветеранов одаривали некоторой суммой денег. Один стихотворец, в свое время очень ласкаемый властями, вознесенный ими на вершину официального Олимпа, когда девушка из бухгалтерии, заполнявшая ведомость, попросила у него удостоверение участника войны, раскипятился и с хамским высокомерием литературного вельможи, повысив голос, стал ее грубо отчитывать:

— Это безобразие! Какое удостоверение, не ношу я с собой удостоверения! Кто не знает, что я воевал, что я фронтовик!

Ничего обидного в просьбе девушки не было — реквизиты удостоверения ей нужны было для бухгалтерской отчетности. И она не обязана была знать, воевал он или не воевал, фронтовик или нет.

У меня же, наблюдавшего эту не очень пристойную сцену, некоторые сомнения на сей счет были. На одном вечере, посвященном войне, где выступал и я, стихотворец этот рассказывал о своих военных годах, и у меня сложилось тогда впечатление, что в действующую армию он попал к шапочному разбору, в боях не участвовал. Впрочем, девушка из бухгалтерии в наши ветеранские счеты вникать не должна была, ей нужно было удостоверение и все.

А я вспомнил при этом скандальную историю, разыгравшуюся лет двадцать назад в Институте мировой литературы. Был там один влиятельный сотрудник, пользовавшийся большим авторитетом у руководителей наших идеологических департаментов, натасканный на выискивание крамолы. После затеянной им провокации с поэмой Твардовского «По праву памяти» его по одному из забугорных «голосов» назвали «литературным вертухаем». Кажется, не без оснований, хотя, быть может, он в данном случае был всего лишь «ретранслятором» того, что сочинили на Старой площади или Лубянке. Этот деятель, который постоянно учил всех марксистскому уму-разуму, требовал к ответу «проштрафившихся», клеймил не признававших своих ошибок, долгие годы во всех анкетах и «автобио» писал, что он участник войны, даже в справочнике «Писатели Москвы» отмечался этот факт — наверняка, с его слов. А когда выдавали удостоверения участников Великой Отечественной войны и проверяли документы, подтверждающие это, выяснилось, что в армии он не служил, в войне не участвовал. Но так как он пользовался покровительством не только очень важных деятелей, но и обладавших большой властью организаций, вся эта постыдная история сошла ему с рук, грех посчитали простительным — вычеркнули из списков участников ВОВ и, как говорится, закрыли дело.

Такая снисходительность не удивляла — разного рода приписки к тому времени уже проникли во все поры нашей жизни. К ним притерпелись, привыкли. Они были повсюду — в урожаях зерна и удоях молока, в добыче угля и нефти, в научных достижениях и медицинском обслуживании. Так что не очень уж зазорно было приписать и себе кое-что в биографии — лишь бы за руку не поймали. А если попадешься, выручат влиятельные защитники.

Вдохновляющим примером самозванства служило самое высокое начальство и самые высокие инстанции. Тощие брошюры и пухлые монографии, многотомные истории и школьные учебники историю Великой Отечественной войны сводили, если воспользоваться словами Герцена, «на дифирамб побед и на риторику подобострастия», были пронизаны бесстыдными угодничеством, лестью и подхалимством. Не случайно пропагандистская вакханалия вокруг военной биографии Брежнева и «малой земли» породила множество анекдотов.

Волна подобострастия и приятных сердцу тех, кто стоял у кормила, приписок захлестнула даже справочные издания, вышедшие к сорокалетию Победы, — энциклопедию «Великая Отечественная война. 1941–1945» и словарь-справочник с тем же названием, выпущенный Политиздатом. Вот как в энциклопедии определялся принцип отбора справок-биографий: «Публикуются биографии полководцев и военачальников (как правило, от командующих армиями и выше), крупных политработников (членов Военных советов фронтов и флотов), всех дважды Героев Советского Союза, наиболее известных Героев Советского Союза, руководителей партизанского движения».

Но эти принципы распространялись не на всех, в оба издания поместили биографии всех тогдашних членов Политбюро (в энциклопедии с портретами). За какие же выдающиеся военные заслуги? «В период войны с 1942 работал на паровозостроит. з-де в Воронеже и авиац. з-де в Куйбышеве. В 1944–47 учился в авиац. техникуме» (В. И. Воротников). «С 1941 секр. парткома Серпуховского ж.-д. узла, в 1942–1950 секр. 2-й, 1-й секр. Серпуховского горкома партии…» (В. И. Гришин). «Окончил МАИ им. С. Орджоникидзе (1943)… В 1943–44 инженер-технолог на з-де в Новосибирске. С 1944 на комсомольской… работе» (Е. К. Лигачев). «Во время войны мастер, нач. цеха, парторг ЦК ВКП(б)… з-да» (М. С. Соломенцев). Да, что уж тут толковать, не густо и, главное, совершенно не соответствует заявленным принципам отбора. Видно, почувствовав это, составители политиздатовского словаря-справочника решили добавить каждому из «видных советских государственных и партийных деятелей» весьма своеобразных заслуг: «Тема Вел. Отеч. войны занимает значительное место в выступлениях и статьях…», далее следует фамилия.

А вот случай, когда в энциклопедии сочли невозможным ограничиться послужным списком военных лет и перешли на хвалебный канцелярит партийно-служебных характеристик: «В 1941–43 секр. Красноярского крайкома ВКП(б). В годы войны К. У. Черненко вел большую работу по мобилизации тружеников края на оказание всемерной помощи и поддержки фронту, по патриотич. воспитанию сов. людей. Личным примером, страстным партийным словом он помогал ковать нашу великую победу над фашизмом». Нетрудно догадаться, что энциклопедию подписывали в печать, когда Черненко был генсеком. В словаре-справочнике, который подписывался несколько месяцев спустя, уже после его смерти, этот холуйский дифирамб мгновенно убрали — он полагался только живым генсекам (в таком же пылко-казенном стиле была написана биография Брежнева в «Военном энциклопедическом словаре», который вышел в свет в 1983 году).

Но и это не все. Составители словаря-справочника расширили круг героев войны, выйдя за пределы Политбюро. «В годы Вел. Отеч. войны был офицером Сов. Армии [замечу, что Сов. Армии тогда не существовало, была Красная Армия. — Л. Л.], работал корреспондентом газеты Забайкальского фронта, участвовал в боях по разгрому японских войск в Манчжурии в 1945» — это о Георгии Маркове, тогдашнем первом секретаре правления Союза писателей СССР, председателе Комитета по Ленинским и Государственным премиям СССР в области литературы, искусства и архитектуры. Не потому ли составители справочника решили, сделав исключение, увековечить несуществующие военные заслуги Маркова, что у них был особый интерес к организациям, которые он возглавлял? Другие причины не обнаруживаются.

На таком фоне — сильным мира сего, оказывается, все позволено — литературовед, выдававший себя за фронтовика, не выглядит из ряда вон выходящей фигурой.

«С „лейкой“ и с блокнотом, а то и с пулеметом…»

Судьба людей в войну складывалась по-разному и часто от их желаний и стремлений не зависела. Одни уходили на фронт добровольцами. Других в армию призывали. Третьи получали бронь для работы в тылу. Каждому свое. Одни попадали на передовую. Другие проходили армейскую службу не на линии огня. Третьи вкалывали до изнеможения на заводе. Нельзя кичиться передовой и нельзя осуждать тех, кому не пришлось понюхать пороха. Важно не где ты оказался и служил, а как выполнял свой долг.

Испытываю чувство неловкости, натыкаясь в биографиях некоторых наших писателей, бывших в годы войны армейскими журналистами, на стремление так или иначе героизировать себя и свою профессию. Один пишет, что «бывал в разной обстановке, и под бомбежкой, и под артиллерийским и минометным огнем, под снайперском обстрелом». Другой: «Фронтовые дороги вели меня сперва с запада на восток аж до самого Сталинграда, а затем с востока на запад от Волги до Влтавы, через Курскую дугу, через Днепр, через Днестр, Румынию, Венгрию, Австрию, Чехословакию», — звучит патетически, хотя это был путь не его, а армии, в одной из газет которой он служил. Третий, который был начальником дивизионного клуба, утверждает, что «постоянно участвовал со своим коллективом в боевых операциях разведроты». Четвертый описывает, как со своим «наганом несамовзводом» брал «господствующую высоту». И т. д. и т. п.