Алексей Будников - Огниво Рассвета

• Название: Огниво Рассвета
• Автор: Алексей Будников
• Жанр: Фэнтези

Жизнь Феллайи нельзя назвать размеренной. У него нет ни очага, ни домика с садом, ни красавицы жены — все эти мирские блага он променял на степь, арбалет и плащ разбойника. Но после сегодняшнего дела его полнят намерения залечь на дно, тем паче, что устроившийся на опушке обоз должен был стать легкой добычей. Однако кто бы мог подумать, что этот мелкий налет откроет дверь, за которой разбойника ожидает череда странных событий, что заведет его так далеко от родного края, по пути не раз попытавшись бросить в холодные объятия старухи-смерти?

---

Вдруг до моих ушей донесся какой-то приглушенный говор, вынудив меня машинально повернуть голову в сторону источника. И только теперь я заметил одного-единственного во всем этом бардаке безучастно сидевшего за столиком в отдалении человека. Им оказался старик: бледный, осунувшийся, с бездной усеивавших лицо морщин и серебристо-седыми, редкими волосами. Но самая необычная черта внешности крылась в его глазах. Их покрывала плотная иссиня-черная повязка, сквозь которую, вероятно, не прорывался ни единый лучик света.

Облаченный в темную мантию слепец сидел, сжав поставленную на столешницу кружку двумя тощими ладонями, на одной из которых тускло поблескивал пухлый бронзовый перстень с васильковым камнем. Губы старика едва заметно шевелились. Однако, несмотря на разделявший нас десяток шагов и тихий голос слепого, слова доносились до меня весьма отчетливо. Более того, они громовыми раскатами звучали в голове, становясь все громче и громче, сливались с вплывавшими в уши гулом, криками, треском, хряском. Проблема лишь в том, что, даже прислушавшись, внять смыслу речей старика я не мог, ведь молвил он на неизвестном мне языке. Скорее всего, на эльфийском, но утверждать не стану.

Слепец говорил очень быстро, неразборчиво, постоянно меня тембр и проглатывая паузы. Но несмотря на это, уши буквально пленились речами старика, и я с каждым мигом не слышал и не замечал ничего и никого, кроме его темной фигуры и сыпавшихся с сухих потрескавшихся губ звуков. Даже когда он начал повторять уже единожды сказанное, мне не сразу удалось это понять. Я был словно заворожен, скован по рукам и ногам, а глаза не тщились оторваться от тихо тараторившего человека.

Тем временем подле меня то и дело валились очередные перебиравшие затрещин выпивохи. Слепец продолжал мирно глаголить, но слова его вдруг стали затухать, темнота в глазах понемногу рассеивалась, а сам старик будто растворялся, удаляясь от меня все дальше и дальше, сливаясь со стенами и мелькавшими между нами буянами. С трудом, но я смог вырваться из этого словесного, окутавшего меня подобно какому-то древнему заклинанию плена. Тогда моим глазам удалось, наконец, заметить, что сейчас все наемники, прикрывая различные части тела, скрючившись и плюясь кровью, уже валялись в разных частях залы, а посетители, довольно быстро потерявшие общего врага, принялись друг за друга, организовав самую что ни на есть типовую пьяную свалку. Трактирщик же оставался равнодушным к творившемуся под его крышей беспределу — видно, подобное давно стало для этого заведения обыденностью.

Я встряхнул головой, оторвал пузо от пола и, нерасторопно обходя разгоряченных элем драчунов и переступая через уже вышедших из сражения, попутно, ненароком, отвесив одному из полезших на меня дебоширов кулаком в живот, подковылял к стойке.

— Тебе что, добавки захотелось?! — расхохотался Брозеф, окидывая взглядом мою косо вставшую перед ним фигуру.

— Нет. — Немеющие губы практически отказывались раскрываться и твердо произносить буквы. — Мне бы… ключи… от комнаты.

— Ах да, ты же на ночлег. Я совсем запамятовал. Вот, держи. — Он, чуть повозившись, достал из-под столешницы грубый стальной ключ, вложил в мои потные ладони. — Второй этаж. Предпоследняя дверь по левую руку. Лестница там.

Трактирщик мотнул головой, указывая на утопленную в арке и дотоль не замечаемую мной узкую поворотную лестницу с пухлыми балясинами.

Я крепко сжал в кулаке возыметый ключ и, благодарственно, пускай несколько недотеписто, кивнув кабатчику, поковылял в названном курсе, не расставаясь со стенкой.

* * *

Не помню, как мне удалось добраться до двери опочивальни и пуще того попасть ключом в замочную скважину. Казалось, только я прикрыл истомленные глаза, погружая опьянелое сознание в сон, как тут же вырвался из его нежных объятий. Солнце едва обрисовалось красноватым диском над горизонтом, и мне было бы в радость продолжить сонно посапывать на подушке в крепком уморении, однако доносившийся с первого этажа хлопотный шум не позволил вновь провалиться в беспамятство.

Только удалось сесть на укрытой мягкой периной кровати, как в висках раскаленным кузнечным молотом рванула резкая боль, от которой я едва не вскричал. С каждой секундой мигрень нарастала все больше, и не было от этой пытки спасения ни в лежании, ни в покрывании головы холодной подушкой, ни в нутряных лжемольбах всем ведомым Богам. Видно, прошлый вечер удался на славу.

Поняв, что безделье меня явно не исцелит, я, сцепив от боли зубы, встал с постели. В несколько шагов преодолев небольшую, скудно обставленную, но хранящую в своей простоте некий шарм комнатушку, толкнул неплотно прикрытую дверь. Створка тихо и коротко скрипнула, правда этот казавшийся невинным звук ударил в моем черепе титаническим кимвалом.

Каждый шаг вниз по тесным ступеням болезненными толчками отдавался в висках. Удивляюсь, как от такой пытки я еще не забился в угол, принимаясь мученически вопить и звать на помощь. Даже разорвавший мне плечо арбалетный болт — и тот причинял меньше боли. В один момент в мою страдающую голову все же закралась мысль остановиться, осесть, передохнуть, а еще лучше — раскроить проклятый череп о сферическое навершие балясины. Однако она тут же отступила, когда я, ступив на лестничную площадку, смог узреть, отчего в таверне поутру поднялись разбудившие меня суетные звуки.

В полуразрушенной после вчерашнего веселья трактирной зале находилось несколько человек. Из знакомых мне — только трактирщик Брозеф, что, расположившись спиной ко мне и скрестив руки на груди, хмуро глядел под ноги. Я даже не сразу смог понять, что за большой и вытянутый, подобно кокону, сверток невзрачной ткани раскинулся на полу, но, когда четверка обступивших его людей, пригнувшись, схватилась за жерди оказавшегося под материей паланкина, осознание ледяным бичом ударило в сознании.

— Взяли! — с натугой поднимая носилки, зыкнул один из мужей.

Едва паланкин оторвался от пола, как из-под выцветшей ткани, в которой угадывалась простая простыня и которая теперь служила покойнику саваном, вывалилась и повисла бледная истощалая рука. А на одном из пальцев коротко сверкнул бронзовый перстень с васильковым камнем.

— Подбери, — угрюмо обратился хозяин таверны к державшему носилки у изножья мужу. Тот, приметив явившуюся на свет конечность, тут же поспешил вновь вернуть ее под прикрытие посмертного покрова.

Поудобнее перехватив древка, траурная процессия двинулась наружу, сопровождаемая мрачными взглядами кабатчика и еще нескольких молчаливо стоявших рядом с ним людей.

— Что стряслось? — дождавшись, пока носильщики скроются из помещения, подступил я к трактирщику.

— Сам ума не приложу, — насуплено ответствовал он. — Этот старец приблудился к нам не так давно. Мне стало его жаль: пожилой да еще и слепой напрочь, вот я и приютил его в своей гостинице. Он многого не требовал, спал в каморке, ел мало, перед глазами не мельтешил… Вот и сейчас проснулся, я завтрака ему предложил, но только он хлебной корки закусил, как вдруг схватился за горло, свалил поднос со стола, а затем и сам рухнул замертво. Причем не кашлял, не бился, не хрипов. Просто упал и… все. Помер. Это произошло настолько мгновенно, что я до сих пор не могу ничего понять… И никакой болезни за ним не замечал, вроде жив был, здоров. Ну, за исключением. — Трактирщик указал пальцем себе на глаза.

— Может, сердце схватило?

— Может и сердце, — горько вздохнув, промолвил Брозеф и махнул рукой. — Буде с ним. Мира его могиле.

— Мира… — вторил я тихо.

— Прости, но… разглагольствования лишь усугубляют мою скорбь. Извини.

Он, быстро развернувшись и закрыв лицо рукой, отошел за стойку.

…Утреннее происшествие совсем выбило меня из колеи. Мало ужасной мигрени, так еще и Смерть внезапно подкралась под самый бок. Долго я в трактире не задерживался. Аппетит отбило напрочь, потому мною было решено просто подняться в комнату за котомкой и, попрощавшись со стоявшим хмурой тучей кабатчиком, покинуть заведение. Но прежде я, разумеется, выспросил у Брозефа путь к жилищу алхимиков. Тот хоть и пребывал в ужасном расположении духа, поведал мне все предельно ясно и спокойно, отчего тропа легко разложилась в моей голове, пускай я ни разу не бывал в этих краях.

Миновав южные врата, хотя вратами это назвать получалось с большой натяжкой, я двинулся по бездорожью. Уединенно стоявший на лысом холме высокий, богатый на вид, с черепичной вальмовой крышей и большими окнами дом показался на окоеме, едва мне довелось отойти от деревенского палисада на пару десятков шагов. Рядом, дугой огибая поместье, раскинулся хвойный редняк, отбрасывавший на здание длинные тени.

Доковыляв-таки до плотной, с изящным рельефом, двери я, с трудом подняв руку — не унимавшаяся мигрень продолжала долбить по голове, отчего последнюю так и хотелось размозжить о какую-нибудь каменюку — и постучал. Ответом мне послужила глухая тишина. Выждав некоторое время, вновь принялся колотить по створке, в этот раз с несколько большим рвением. По ту сторону, наконец, послышались признаки жизни.