Алессандро Надзари - MCM

• Название: MCM
• Автор: Алессандро Надзари
• Жанр: Архитектура

Париж, 1900 год, Всемирная выставка. Место и время, где сплетаются архитектура и мифы, промышленный шпионаж и мистическая революция. Город-театр, где заговор оборачивается грандиозным спектаклем абсурда. Город-фабрика, что неуёмно производит желания и амбиции, а их сладостно-горьким осадком, словно углём и чернилами, пишет историю. Город-корабль, что, как верно гласит его девиз, раскачивается на волнах, но не потопляем. Однако выдержит ли он грядущий шторм? Не угаснет ли свет в Городе огней? Наконец, что или кто определяет его конструкт? Всё это — в не лишённом иронии, драмы и магии романе городских приключений «MCM».

---

Во всём этом были свои извращённые стиль и таинство, — но приняли бы подобную визуализацию древние боги? Даже с учётом того, сколь неординарными вещами занималась контора. Это пространство словно предназначалось для того, чтобы у проходящего сквозь него оставались в голове только факты, свидетельства и доказательства, невзирая на их природу — но никаких эмоций, чувств и иных накладывающих свой отпечаток на информацию аффектов.

— Я не рановато для аудиенции?

— Как насчёт свериться с хронометром… Нет? Ой, так, стало быть, это правда, — с уколом заметил Селестине секретарь, также сидевший в закутке, но отличавшийся от остальных тем, что его стол и шкафы были повёрнуты на девяносто градусов, и располагавший помимо обычных аппаратов собственным телефонным коммутатором.

— Надо же, Саржа способен не только утомлять косноязычием распоряжений, но и злорадствовать.

— Я делаю тебе одолжение, затягивая этот разговор, — осклабился он, не отвлекаясь от манипуляций со штекерами и контактами со скоростью паучьего набора конечностей.

— Ага, значит, я пришла раньше срока.

— И уйдёшь тоже. Безвозвратно. Впрочем, я не знаю, как у нас с увольнениями. На моей памяти ещё ни одного не было.

— Как так, даже инструкций на сей счёт не предусмотрено?

— Наверняка есть. А если нет, но понадобятся, меня же и попросят их написать.

— В смысле — прикажут?

— Я снова забыл, на какой помойке тебя подобрали, и зачем взяли на воспитание, потому как на манерах явственно продолжает сказываться гнилое происхождение. В вашей большой бандитской семье с неустановленным родством, может, и принято соперничать и погибать в драках за мелочное господство, но я был воспитан на признании иерархии и порядка. Не выйдет спора.

— Угу-угу. Аж напыщенно-длинных фраз отслюнявил, как купюр из кармана. Воспитан — да в том же приюте, что и я, позволю тебе напомнить. И, похоже, когда образование продолжилось в Директорате, из мальчиков совершенно не готовили лидеров, не говоря уже о преемниках. Не находим ли мы здесь, многоуважаемый господин, цивилизованное проявление животного патриархального эгоцентричного доминирования? — Тут она облокотилась о стол и вкрадчиво спросила: — Слушай, из-за этого сплошного стола не видно, но на тебе сейчас случайно не кюлот-курт?

— И, пока никто не видит, уплетаю леденцы. — Выдохнул он и наконец-то дал рукам отдых. — Попробую втолковать тебе ещё раз, несмотря на все наши разговоры за эти годы: я и так, и так не существовал бы для этого мира. Я уже давно понял, что, по сути, я никто и ничто. Ко мне никогда не придёт ощущение самодостаточности. Так что меня устраивает, если я растворяюсь во всех этих трубках, проводах, лентах и бумагах, даже дополняюсь ими, во благо какой-то важной цели. А если повезёт, то моё имя сохранится для последующих поколений на каждом из бланков, что я подписывал. А уж какой я был по характеру — это додумает история, найдись определённый спрос на мой типаж.

Он замолчал, зарываясь в пену рутины, она не решалась ему ответить. «Проклятый храм коммуникаций», — подумала она. Заминку разрешил вспыхнувший на его рабочем столе огонёк — оба знали, по какому поводу, а потому своё сообщение прекратили обоюдным кивком. ТЧК. Ей надлежало проследовать за медные двери, декорированные морской растительностью и зеленеющие окисью.

— Моя прекрас-сная С-селес-стина. Моя прекрас-сная и бес-спечная С-селес-стина. Моя прекрас-сная в с-своей бес-спечнос-сти С-селес-стина.

— Папá Блез, я… — начала она было отвечать тихому шепчущему голосу, неизменно растягивавшему и артикулировавшему аффрикаты и фрикативные согласные.

— Селестина, дорогая, мне не нужны оправдания или извинения, ведь из них я узнаю лишь о лизоблюдстве рассказчика, а меня интересуют подробности случившегося и отношение рассказчика к ним. Подробности из твоих уст. Письмо не передаст всех акцентов. Так что положи рапорт на стол и забудь тот неполезный кондитерский крем, каким ты хотела его украсить. Знай: у меня уже есть версия твоей очаровательной напарницы. Лучше дополни моё знание деталями, какие ей недоступны.

— Папá Блез, всё же начну с того, что повторю: мне так и не давал покоя тот инцидент месячной давности.

— На тебя столь сильное впечатление произвела смерть девяти человек?

— На меня произвело впечатление то, что мы в это время зафиксировали всплеск умбрэнергии на авеню де Сюфран. А обрушившийся мост, как и положено мосту, располагался над каналом указанного проспекта, пересекал его. Это… это как если бы чайник закипел от того, что под ним, а то и вовсе рядом, размахивали факелом.

— Сомнительны что сравнение, что интерес. Произошла регистрация смерти. Резкой остановки движения. Моя витающая Селестина, вспомни уроки, — обхватывал он тот чайник прихваткой и убирал с жару и глаз долой.

— А по мне, так кто-то воспользовался новолунием и взорвал мост. И регистрировали мы не факт смерти, а приказ смерти. Не какое-то там уведомление, а инструкцию немедленного исполнения, эхо эффекта которого в точности совпадает с заданием, наложилось на запись, скрыло собой… Кто-то знает, как этим пользоваться. Понимаете? Да, мы экранировали и оцепили Выставку. Кое-как. И вот нашлась лазейка. Подрядчик сколько угодно может говорить, что дело в австрийцах-злопыхателях и бельгийцах… эм… в общем, бельгийцах-бельгийцах. Но — серьёзно, железобетон не по нраву? Из чего тогда вообще строить мосты? Он был не настолько уж и крупным, чтобы так драматично проявилась разница работы материала на сжатие и растяжение! Понимаете? — повторила она. И самой себе: «Пш-ш! Спокойнее, Селестина, спокойнее».

— Понимаю, что это стало твоей мотивацией, и иного умысла у тебя не было. Хорошо, можешь продвинуться на три недели вперёд. Или за это время произошло ещё что-то, что ты б хотела подключить к рассказу?

— Нет, всё было тихо. И, наверное, через какое-то время я бы успокоилась и вымарала из памяти сочетание «апрель» и «29», отбросив любые предположения. Если бы не новый всплеск. Радиусом в сотню метров. Без антропогенной причины, на которую его можно было бы списать. Накануне безлунной ночи.

— Накануне безлунной ночи, когда ты была на дежурстве. И когда носимые аппараты бесполезны.

— Д-да. Оставь я его в штабе, всё кончилось бы слегка по-другому.

— Итак, что ты сделала?

— Раз носимое было бесполезно, я заставила телеметристов сделать копию снимка флю-мируа с наложением на карту района, и, пока они возились, растормошила уже сонную Сёриз…

— Хоть что-то по уставу. — «Тихо, девочка, тихо».

— И мы вдвоём отправились к периметру выставки. Прибыли к авеню Мот-Пике. По флюграмме получалось, что после всплеска энергия всё-таки рассеялась установленным барьером, но в районе набережной ещё оставался размытый очаг — чертовски близко к Тур-де-труа-сан-мэтр. Её, конечно, дезактивировали на ближайшие полгода, но…

— Но проверить не мешало, это я тоже могу понять. Но всё же не имею оснований полагать, будто вне нашего ведома кто-то смог бы ей воспользоваться.

— Здесь спорить не стану, имея то основание, что не в ней было дело, предметом интереса не было воздействие на неё. Событиям не хватает… грубости, что ли, прямоты.

— Как я догадываюсь, это последнее, в чём ты уверена?

— Н-нет. Это была игра вслепую. Мы решили разделиться, зайти под разными углами. И надеялись, что остатки всплеска отразятся на носимых флю-мируа. Я выбрала маршрут по направлению к набережной, западную половину Марсова поля, а Сёриз предложила начинать уже с набережной, проверить башню, затем двинуться на тот берег и прощупать обстановку там. Она согласилась, мол, давно не играла в «трёх слепцов и слоновий хобот» — хи-кхм, извините, папá. И потом, преодоление открытых пространств для неё не проблема, у неё со скрытностью всегда было лучше чем, у меня. — Селестина сделала паузу, но…

— Комментария, за его очевидностью, не будет.

— В общем, Сёриз устремилась дальше по авеню Бурдоннэ до входа № 15-бис, а я направилась к ближайшему — № 19. Проблем с проникновением не было. Преодолела Дворец электричества, залы сельскохозяйственной техники и котельного оборудования — всё было тихо. С охраной не пересекалась, но решила всё же при первой удобной возможности подняться выше, на эмпоры. Возможно, оставайся я внизу, и разминулась бы с теми ребятами, но высота открывает перспективу…

— И поэтичность слога. Итак, те «ребята».

— Трио с военной выправкой. Действовали слаженно, один явно командовал двумя другими. Однако общались редко, больше жестами, а если всё-таки случалось обронить слово, то по-французски, с заметным акцентом, славянским, как по ощущению. Позже у меня укрепилась убеждённость, что — русским, насколько доступно сопоставление воспоминаний о погоне и моём, столь усердном, исполнении роли дичи, с тем, что всё чаще можно услышать в городе в последние несколько месяцев. А, и с учётом того, что один из них сорвался и перешёл на родной язык — от шока нежданной встречи.