Kathryn Perez - Therapy

• Название: Therapy
• Автор: Kathryn Perez
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 0101

---

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает он коротко.

— Умм, прости. Я не знала, какая дверь была в ванную. Я открыла...

— Поэтому, когда ты видишь, что это не туалет, ты просто заходишь и начинаешь копаться в моих личных вещах? — спрашивает он, пронзая меня своим взглядом.

Он с ума сошел? Я не шпионю. Я не пошла сюда специально. Просто увидела проклятые фотографии.

— Я не копалась здесь, Кингсли. Не будь засранцем. Это была просто ошибка. Ради Бога, это просто комната.

Я вижу, как его кулаки сжимаются, и быстро понимаю, что нужно сделать все, что в моих силах, чтобы разрядить обстановку, и понимаю, что сказала что-то неправильное. Он действительно расстроен. Я обдумываю все варианты у себя в голове — кто она, где она сейчас, и что могло случиться, — но моя голова опустошена перед лицом его гнева.

— Это не просто комната! Это студия моей жены. Студия моей покойной жены! — кричит он на меня. И в его крике я слышу не только гнев, но и поражение, потерю.

Его покойная жена?

Ох. Мой. Бог.

— Кингсли, Я... Я... Я не знаю что сказать. Мне так жаль.

Не заботясь о том, что мне нужно пойти в ванную, я проскальзываю мимо него и иду к входной двери так быстро, как могу. Я быстро хватаю сумочку и берусь за ручку передней двери. Достаю свой телефон и прокручиваю список компаний такси.

— Джессика, подожди, извини. Не уходи так. Пожалуйста, позволь мне объяснить, — кричит он, пока спускается вниз за мной со своего крыльца.

Я не поворачиваюсь. Просто продолжаю ставить одну ногу впереди другой.

— Джессика, пожалуйста! Ты не можешь уйти расстроенной. Мне жаль, что я отреагировал так сильно. — Я слышу его ближе, он сейчас за мной, и даже если я хочу убежать от него, от своего бардака в эмоциях, из этой запутанной ситуации, меня что-то останавливает. Вот что я всегда делаю — я убегаю. Даже если у нас с Кингсли все закончится до того, как началось, я в долгу перед собой и придерживаюсь этого. Это мой выбор, как ранее сказал Кингсли. Более того, он слышал меня, когда я вывалила все свое дерьмо на него, самое малое, что я могу сделать, это дать ему шанс сделать то же самое.

Я останавливаюсь и делаю глубокий вдох, прежде чем поворачиваюсь к нему.

— Кингсли, ты не должен мне ничего объяснять. Это не мое дело. Я не расстраиваюсь, ладно? Я просто думаю, что мне пора уйти.

Он продолжает подходить ко мне до тех пор, пока не останавливается прямо у моих ног. Он такой красавчик, но даже его привлекательная внешность не может отвлечь меня от неудобного поворота этой ночи.

— Нет, я хочу объяснить. Я хочу рассказать тебе о ней, — он делает паузу, — о Лили.

Святой ад, это какое-то безумное, тяжелое дерьмо.

Я действительно готова к этому?

Вино ударяет в голову, вызывая головокружение, и мои эмоции врезаются друг в друга на бешеной скорости, а я пытаюсь выяснить, в какую сторону идти.

— Я не знаю. Я понятия не имела, что ты был женат, или что у тебя была семья в этом доме. Я просто чувствую себя неправильно или странно. Я не знаю, — снова говорю я, нервно теребя свою сумку.

— Ты не должна чувствовать себя так. Я никогда никому не говорил о ней или о том, что случилось. Я, наконец, столкнулся с этим сегодня утром, прежде чем ты пришла, и, честно говоря, ты причина этого.

Удивленно я смотрю на него снизу вверх.

— Я причина того, что ты с этим столкнулся? Что значит причина во мне?

— Послушай, это чертовски сложная и долгая история, но то, что я проводил время с тобой на протяжении последних нескольких недель, заставило меня снова почувствовать себя живым. Я не смеялся, не чувствовал ничего, после смерти Лили. Как будто я жил жизнью, но смотрел на нее со стороны. Словно она проходила мимо меня. Потом я встретил тебя, и мы прекрасно провели время. По некоторым причинам меня тянет к тебе. Я чувствую, что у нас есть много общего. Я вижу твою боль и то, как ты возвела все эти оборонительные стены вокруг себя — это именно то, что я делаю, — его руки опущены вдоль тела, и он пожимает плечами, рассеянно покусывая нижнюю губу, прежде чем спокойно продолжить: — Сегодня я зашел в комнату Лили впервые с тех пор, как она умерла. Я оплакивал ее сегодня в первый раз, впервые оплакивал нашего будущего ребенка. Я, наконец, опустил все свои стены и позволил себе прочувствовать то, что произошло, — говорит он и смотрит на меня с печалью в своих голубых глазах.

Мои глаза наполняются слезами и все, что я хочу сделать, это обнять его. Именно это я и делаю. Я просто протягиваю руку и обнимаю его.

***

Мы возвращаемся внутрь и сидим на диване. Он только что рассказал мне все о Лили. О ее самоубийстве, о записке, что нашел сегодня, и как он искал ответы в группе. Мое сердце разбито от его потери. Он целый час рассказывал мне все о ней и их совместной жизни. Они дружили со школы. Он рассказал мне про письмо, и сказал, как винит себя в ее смерти, и как зол на то, что она сама приняла такое серьезное решение для него и их ребенка. Всегда, когда я думала о самоубийстве, я не брала никого в расчет, только себя. Когда я вижу, как сломан и расстроен Кингсли, и как растерянно он чувствует себя... ну, мне очень трудно осознать, как сильно ваше решение прервать собственную жизнь влияет на жизнь других людей.

— Я думаю, что мы сами даем нашему разуму власть, чтобы поработить нас. Мы должны научиться контролировать его, чтобы не давать ему возможность бросить нас в пучину горя и сожаления. Лили позволила своему разуму взять верх, а он в свою очередь забрал ее жизнь. Я просто хотел бы иметь возможность предотвратить все это, — вздыхает он.

Он так глубоко мыслит. Все, что он только что сказал, правда. Я думаю, картина в целом заключается в том, что ты просто не можешь недооценивать всю боль в человеке, потому что, честно говоря, каждый борется с чем-то. Некоторые люди просто лучше это скрывают, чем другие. Но так тяжело отказаться от соблазна погрузиться в темноту, когда ты потерялся в своей депрессии и психических заболеваниях. Вот чего он не понимает. Пока ты не испытал депрессию, ты никогда не можешь действительно знать, как сильно она контролирует тебя.

— Я знаю, ты злишься на нее и злишься на себя, но ты должен позволить этому гневу уйти. Он будет отравлять тебя. Я могу сказать тебе не понаслышке, что Лили чувствовала, будто у нее нет другого выбора. Я много раз была на ее месте. Там темно, глубоко, и там ты не чувствуешь никакой симпатии к кому-либо. Это как с одеялом, наброшенным на тебя, оно обволакивает тебя мраком и отчаянием. Это черная дыра из боли и беспомощности, — я не уверена, что мои слова принесут ему комфорт, но он должен услышать их, чтобы понять, что с ней происходило.

— Эту тяжелую, мучительную боль трудно даже передать словами. Вот почему я режу себя. Это мой единственный выход. Я знаю, ты не можешь действительно понять это, но уверяю тебя, Лили чувствовала, что у нее нет другого выбора.

Я протягиваю руку и кладу ее на его, глядя на него с состраданием.

— Ее боль была настолько велика, что единственное, что она могла делать, это искать хотя бы одну зацепку в этом мире, но она знала, что ее больше не существует. Это не твой собственный выбор. Она была больна, и ее болезнь убила ее. Как онкобольной погибает от рака, Лили была убита психическим заболеванием.

Он вздыхает, как будто пытается проглотить тяжесть моих слов.

— Боже, это так утешительно слышать твое объяснение всему этому. Я всегда хотел иметь возможность забраться к ней в голову и выяснить, что могло заставить ее сделать что-то настолько ужасное. Все это время я чувствовал себя ответственным за ее смерть, — говорит он, роняя голову на руки.

— Я знаю. Тебе нужно отпустить ее. Пусть чувство вины уйдет, потому что это не твоя вина. Она любила тебя больше всего, и хотя это трудно понять, она чувствовала, что, совершая это, помогает тебе. Ты не в ответе за ее смерть, Кингсли, — он не сможет поверить сегодня, но думаю, что это время вскоре наступит. Боже, надеюсь, что так и будет.

Он смотрит на меня, и его глаза блестят от слез.

— Спасибо. Спасибо, что слушаешь меня, слышишь меня и помогаешь мне понять, почему она сделала это. Я предполагаю, что просто не мог понять это, потому что моя голова никогда не работала таким образом. Даже имея дело с ее смертью и всей болью, что пришла с ней, я никогда не доходил до точки, где чувствовал, что хочу умереть.

— Я понимаю. Я сделаю все, чтобы моя голова начала работать так, как твоя, — говорю я ему, чуть улыбаясь.

— Ну, у тебя есть ответ, Джессика. Вот почему ты должна пройти бихевиоральную терапию и остаться в терапии. Ты смелая и твой разум намного сильнее, чем ты думаешь. Ты прекрасна внутри и снаружи. Просто позволь себе сверкать и посмотри, куда это приведет тебя. Ты должна сделать это, Джессика. Просто обязана, — говорит он, и я чувствую, что его слова звучат как заявление и призыв.

Он притягивает меня к себе, и я кладу голову ему на плечо. Я ничего не говорю, потому что знаю, что он прав. Я знаю, что надо делать, но знать и делать — две очень разные вещи. Делать — самое трудное.