Михаил Скороходов - Путешествие на "Щелье"

• Название: Путешествие на "Щелье"
• Автор: Михаил Скороходов
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1967

Ровно 40 лет назад из Архангельска вышла необычная экспедиция. Два энтузиаста — потомственный помор, рыбак и охотник Дмитрий Буторин и журналист Михаил Скороходов, на небольшом утлом суденышке, поставили себе целью пройти древним поморским путем вдоль берега Ледовитого океана, по волокам через Канин и Ямал, из Двины в Обскую губу и далее — в легендарную "златокипящую" Мангазею. Впоследствии подобный маршрут многие пытались повторить, но даже большим подготовленным группам это не удавалось — например, экспедицию "Ушкуйники" в конце 1980-х годов эвакуировали с Пёзского волока вертолетом. Плавание "Щельи" было и остается удивительным примером в истории Русского Севера. И тем печальнее, что сейчас оно практически забыто — подготавливая этот материал, я находил в Сети лишь отдельные упоминания. Лишь в музеях Архангельской области можно найти старые издания книги М.Скороходова, которую и хочется Вам представить.

---

Я получил 200 рублей из Литфонда, тридцать из «Правды Севера» (гонорар за десять информации) и решил вызвать на «Щелью» своего сына, который жил

в это время в Рязани. Ему пятнадцать лет, он вместе с нами давно мечтал о путешествии в Мангазею, мы с самого начала собирались взять его с собой. О нашем замысле узнала и дочь (ей было шесть лет), сразу в слезы: «Володю берете, а меня нет, я тоже хочу в Мангазею!». С трудом ее отговорили, она смирилась, но, как потом выяснилось, не совсем.

Сыну я предложил присоединиться к нам в Амдеме, отправил деньги на дорогу. Когда ему вылетать, решим позднее. От него пришла ответная телеграмма. «Буду в Амдерме, жду дальнейших указании».

Вечером Буторин приготовил изысканное блюдо тушенные с картошкой почки, сердце и печень морского зайца.

Пригласили хозяев, они добавили к столу целую кастрюлю вареного гусиного мяса.

Мне понравилась душистая, нежная печень. На другой день мы решили навестить «Щелью», с нами на своей лодке отправились оба Николая, им не терпелось посмотреть на судно, идущее впереди ледоколов по Северному морскому пути. Завывал северозападный ветер, сгоняя к побережью льды со всего Баренцева моря. Была большая волна, встречный ветер, но греб Буторин, и «Щельянка» одним духом перемахнула через пролив, наши спутники намного отстали.

Шагая по острову, мы увидели вдали над торосами сначала флаг, мачту, потом Пыжика. Он сидел на носу и был похож на маленького сфинкса. «Щелья» спокойно «паслась на песочке», громадная стамуха, прикрывавшая ее, смерзлась с другими льдинами и стояла неколебимо. Мы выпили по кружке чая из «самовара», взяли кое–какие веши и отправились обратно. Пыжик опять проводил нас до пролива, демонстративно улегся на песчаном выступе хвостом к «Щельянке».

— Пыжик, у тебя явные признаки мании величия! Даже ухом не повел.

Мы занялись неводом: расположились в коридоре школы–интерната, сшили отдельные части, растянули во всю длину, прикрепили подборы. Осталось привязать поплавки и грузила.

Директор показал мне школьную библиотеку, но меня больше заинтересовала груда списанных книг. Я занялся «раскопками» (что за судно без библиотеки!), и какие находки: «Рассказы» Диковского, «Капитан Фракасс» Готье, «Вешние воды» Тургенева.

Рано утром 22 июня я вышел на крыльцо — Варандея не узнать: слепящее солнце, легкий туман, штиль. Но воздух наполнен гулом–ровно, неумолимо шумит море, словно ему до ветров нет никакого дела. К востоку от Варандея–мощный припайный лед.

«Не скоро мы отсюда выберемся», — подумал я. Посте завтрака разложил на столе свои бумаги. Буторин помял высохшие портянки, любовно разгладил их, начал не спеша обуваться.

— Проведаю «Щелью»…

После обеда открылась дверь, вошел Пыжик, за ним Буторин. Я удивленно смотрю на них.

— «Щелью» привел, стоит в бухте.

— Ну вот, что ж ты мне не сказал? Как выбрался?

— Застрял в одном месте, еле протолкался. Директор познакомил нас с двумя братьями–рыбаками Григорием и Анатолием Пырерко.

Они обнаружили, что в проливе появился омуль, и мы вчетвером собрались на рыбалку. Буторин сказал, что у него «охоты нет», и занялся другим делом: соору. дил на улице из досок простое приспособление и начал вырезать ножом из шкуры морского зайца узкие, длинные ремни. Эту операцию обычно выполняют вдвоем, Буторин управлялся один. За его работой несколько минут наблюдал мальчишка–ненец, сбегал домой, привел отца. Когда мы уходили, зрителей собралось уже человек десять.

Омуль во время отлива идет против течения вдоль берега. Мы забрасывали пятидесятиметровый невод полукругом и вытаскивали по две–три рыбины.

— Рано еще, — сказал директор. — Если погода не испортится, с каждым днем будет попадаться все больше. Эта тоня самая удобная, поселок рядом. Рыбаков соберется много, невода будут кидать по очереди. Идет омуль — на Варандее праздник.

Нам мешали плавучие льдины. Одна из них обмелилась у берега, вчетвером мы не могли сдвинуть ее с места. Анатолий Пырерко вооружился топором, забрался на льдину, быстрыми, точными ударами начал скалывать выступы. Через пять минут перепрыгнул на берег. Облегченная льдина развернулась и поплыла своей дорогой. Анатолий, на ходу грызя льдинку, направился к лодке. Оба брата, смуглые, стройные, с раскосыми веселыми глазами, в легких малицах с откинутыми капюшонами, ловко управлялись с неводом, работали молча, красиво.

Кончился отлив, кончилась и наша рыбалка. Я принес шесть серебристых красавцев омулей, сразу затопил плиту.

— Уха будет, Дмитрий Андреевич, ахнешь. Лучшие в мире варандейские омули первого улова. Кто готовит! Потом скажешь, пробовал когда–нибудь в жизни такую уху или нет…

Несколько дней спустя к нашей бригаде присоединился Буторин. Рыбаков на участке было много, лодки одна за другой отходили от берега, описывали полукруг и снова становились в очередь. Буторин садился за весла и обходился без напарника: невод, уложенный в корме «Щельянки», плавно соскальзывал в воду, все шло как по маслу.

На обрыве стояли будущие мастера омулевого промысла, ребятишки из детского сада. По берегу сновали собаки, играли. Тундра нежилась под лучами солнца. Можно было подумать, что наступило лето, если бы не льдины, снующие по проливу.

Мы засолили килограммов двадцать омуля. Каждый день лакомились национальным ненецким блюдом — скоросолкой. Рецепт прост: омулей часа на два опускают в рассол (иногда на 30–40 минут). Рыбу режут на куски, кладут в тарелку, заливают рассолом. Прохладное, пахнущее льдом, нежно–белое, жирное мясо–объедение. Славная рыба — полярный омуль!

Однажды вечером к нам зашел Анатолий Пырерко, увидел на моей койке морскую карту, стал внимательно ее рассматривать.

— Остров Долгий… Я на этом острове родился, вот здесь, где буква «о». — Он указал на северную часть острова. — На мысу очень много старых крестов. Мы их называем Русским кладбищем. Говорят, много людей погибло. Зимовали. Цинга–никто не выжил. Давно, двести лет назад. На острове сейчас никого нет.

Долгий расположен северо–восточнее Варандея, вместе с другими островами образует как бы ловушку для льдов, идущих с запада. По плану мы должны идти на восток вдоль берега, обогнуть мыс Медынский Заворот, пересечь Хайпудырскую губу, повернуть на север и через пролив Югорский Шар выйти в Карское море.

— Пройдете, — говорит Пырерко, водя мизинцем по карте. — Только, может быть, ждать придется долго. Такие годы бывают–припай до осени стоит. Мой отец на Долгом прожил сорок лет. Мы в августе на собаках ездили с острова через пролив на берег и сюда, в Варан–дей. Вам лучше идти на север, обогнуть остров, потом — прямо на Югорский Шар. Буторин лежит на койке, в разговор не вмешивается. Когда Пырерко уходит, берет в руки карту, долго, не отрываясь, изучает ее. Молча укладывается спать.

3

В два часа ночи выхожу на крыльцо и любуюсь полярным ледоходом. В солнечной тишине бесшумно плывут покрытые снегом ледяные громады.

Что там за всплески? Подношу к глазам бинокль… Белухи! Небольшое стадо, голов двенадцать, движется от пролива к морю. Голубовато–белые звери ныряют, резвятся в зеленой воде. Может быть, поедают омулей. В районе Варандея белухи появляются два раза в год- весной и осенью. Это ценный морской зверь из отряда китообразных, запасы его в Арктике огромны, но промысел развит слабо.

Белуха живет за Полярным кругом, во льдах, в самых суровых условиях переносит полярные ночи и не знает никаких болезней. Приспособилась за миллионы лет. У нее выработалась надежная броня, алапера, которая хранит ее от всех бед.

У Буторина за плечами не только личный богатый опыт жизни в Арктике, но и опыт многих поколений поморов. Животный мир тундры и Ледовитого океана он изучил досконально, а к белухе относится с особой «симпатией», в течение многих лет ратует за всемерное развитие промысла этого ценного зверя.

Ученые долго не могли установить, где зимует белуха, высказывались разные мнения — Буторин положил конец спорам. Он установил, что зиму она проводит у границы вечных льдов далеко на севере, питается сайкой, которая мечет икру в том районе. Две его статьи на эту тему были опубликованы в журнале «Рыбное хозяйство».

Наблюдая за Буториным, слушая его рассказы, я многое беру «на заметку». Иногда мелочь какую–нибудь. Все может пригодиться.

Наступил очередной сезон песцового промысла. Песец — зверек хитрющий, капризный. Что ни год, требуется новая приманка. В прошлом году, скажем, он лучше всего шел на тухлые яйца, а нынче и глядеть на них не хочет, подавай ему рыбу или мороженую кровь. Помучаются охотники, пока найдут приманку по песцовому вкусу. Капризы песца никто объяснить не может, в чем тут дело — неизвестно.

Песца в тундре было мало — «неурожайный» год. Меняя приманку, Буторин как–то решил испытать и мясо соленых куропаток. Измельчил его, приготовил накро–ху, и получился какой–то особенный запах. Заложил новую приманку в несколько пастей. Дело пошло на лад. Песцы так и лезут в эти ловушки. По всем зимовкам Буторин подал сигнал, сезон был в разгаре. Но не шел песец к другим охотникам. По–всякому пробовали — солили куропаток, коптили, все без толку. А на ту, старую накроху песцы так и кидались, словно кто их гнал к буторинским пастям со всей тундры. На следующий год Буторин снова испытал куропаточье мясо — никакого эффекта.