Лев Вершинин - Последняя партия

• Название: Последняя партия
• Автор: Лев Вершинин
• Жанр: Фэнтези

---

И все это рухнуло…

Тянущая боль под грудью снова окрепла. Дан выдвинул ящик стола, развернул пакет, аккуратно отрезал ломтик. Мало хлеба, очень мало, а взять негде, выйти отсюда нечего и думать, приказ! Хлеб сильно подсох, хотя и в целлофане, но все равно остался хлебом. Вкусный, кисловатый, конечно, с мелкими щепочками… буржуйские штучки, шастают, подбрасывают, пакостят, как могут. Плевать. Перетерпим и это. За белый огрызок в хомут не пойдем, свободу не продадим.

Хлеб есть, немного, но дня на три растянем, воды сколько угодно, автомат — вот он, а рожков к нему вообще целая куча, на год хватит, если хорошо окопаться. Жить можно. Они не пройдут!

— …они не пройдут!

Диктор повысил голос. Показывали «волков».

Их вели по улицам, держа под прицелом. Четыре солдатика тонули в беснующейся толпе, но ребята шли спокойно, не глядя по сторонам. Дан вздрогнул. Ильда? Нет, просто похожа. Такая же веснушчатая. Ох, как же ее скрутили, скоты…

— …и не может быть пощады!

Когда они успели? Дан лишь на миг отошел к умывальнику, а «волки» уже висели на фонаре, по двое на каждой из чугунных веток. Солдатики стояли, растерянно оглядываясь, а толпа ликовала и в дулах автоматов торчали гвоздики, а офицер размахивал рукой и что-то кричал, словно бы запрещая, но кричал не особенно строго, да и что уже было запрещать?

Толпа плясала и пела, длинноногая шлюшка чмокнула офицера в щеку, он махнул рукой и исчез из кадра, а «волки» висели, вывалив быстро набухающие языки, и крайняя, что на левом чугуне, с закопченным веснушчатым личиком, совсем уже не была похожа на Ильду, потому что Ильду нельзя представить мертвой. Но ведь Ильда тоже клялась защищать завоевания Свободы, она входила в фабричную ячейку, она никогда не предаст… значит, ее тоже могли за эти дни найти купленные шакалы и вот так же, на улице…

Нет, только не это, не хочу, не хочу, не хочу.

Дан заскулил тихонько, до того жутко, что сам испугался и, забивая ужас, крутанул до отказа ручку звука.

— …и убийствами из-за угла, — вопил диктор, — не остановить поступь выстраданной народом революции!

Он поперхнулся; даже тренированное горло все же не было луженым, а говорил диктор, много часов подряд, без подмены. Вместо выдержанной, отточенной паузы фраза оборвалась булькающей хрипотцой.

И тогда Дан плюнул прямо в экран, в сухое испуганное лицо.

Не смей, сволочь! Вот это — не смей!

Что ты знаешь о революции?!

ГАМБИТ

…В сущности, Команданте предполагал нечто подобное, особенно после Тынгу-Темиша и идиотских приказов Эмиля. Во всяком случае, семью он отправил на побережье за три дня до событий и поэтому был вполне спокоен, когда внизу, около входа, затрещали выстрелы. Все логично. Пар не мог не вырваться. Следовательно, необходимо принимать меры.

Следовало бы соединиться с Эмилем. Команданте попытался сделать это. Вертушка безнадежно молчала. И это логично, подумал он, пожав плечами. Этого тоже следовало ожидать. Вообще-то, в тот день, когда называешь себя Хефе и сам о себе говоришь в третьем лице, следует подавать в отставку. Симптом, что ни говори. Но я позвонил, вот что важно. Запись звонка есть, мое «алло» никуда не денется. Я был лоялен, я не сбежал, это зачтется.

Команданте аккуратно повесил трубку, запер ящики стола, сейф и нажал кнопку вызова ячейки самообороны. Не все же разбежались. Он не ошибся: в кабинет влетело шестеро; меньше, чем положено, но больше, чем надеялся.

Он открыл шкаф и раздал автоматы. Сам тоже взял. Проверил оружие — не торопясь, умело, рисуясь немного, но рисуясь вполне рассчитано. Как и предполагалось, на лицах ребят скользнуло удивление. Команданте хмыкнул. Что, парни, не ждали? Думали, старичок — развалина, реликвия с одышкой? А я — вот каков, можете пощупать, не хуже вас, хотя мне, между прочим, вдвое против вашего. Или втрое. Смотрите, и учитесь.

Команданте заставил себя помолодеть. Нельзя иначе; эти парнишки обязаны понять, что я — тот самый Команданте-Два, еще из тех времен, до оккупации, что я «рысь из Корриенте», черт побери; рывок на Тхэдонган, первый танк в столице — это все я, ребята, смотрите и проникайтесь, вы обязаны проникнуться, потому что вы нужны мне; без вас не выбраться, а значит, и не вернуться, а я, ребята, ваша надежда, золотой запас революции, вот в чем штука…

— Дети, революция в опасности! — вот что сказал Команданте, когда они набили подсумки автоматными рожками.

Время поджимало, но он говорил — быстро и точно, глядя прямо в круглые юные глаза, давя взглядом. Говорил о революции, которая страждет и зовет, оврагах ее, которые изнывают от нищеты, потому что погрязли в роскоши; все это было совершенно в стиле Эмиля, но отчего-то именно эти слова заводили ребят все сильнее и сильнее.

Может быть, поэтому Эмиль и стал Первым? — мелькнула мысль. — Я всегда искал в словах смысл, а он орал, не думая, но меня слушали, зевая, а он заводил их так, что можно было воплями зажигать спички. Так что ж, детки, сможете ли вы бросить революцию под ноги бандитам? — почти кричал Команданте и у парней каменели скулы, а пальцы жестко белели на стволах. Сама революция говорила с ними; Господи, думал старик, не слушая себя, как же мало времени, непростительно мало, двоих немедленно на побережье, пусть помогут моим уйти в море, там легко переждать, чем бы ни кончилось; «Шкиптар» надежная яхта, сколько валюты вбухано, она не подведет, внучки не пострадают; у старшей больное сердечко, она испугается, когда эти явятся и начнут топать сапожищами по паркету, они ж не додумаются одеть тапочки, нет, только на яхту, и картины, обязательно картины, это бесценнейшее завоевание революции, им нельзя пропасть, эта сволота уничтожит их, она ж ничего не понимает в старых голландцах…

— За мной, товарищи!

И молодые побежали вслед за товарищем Владо, к низенькой двери, совсем незаметной, окрашенной в мрамор, под цвет стены. Только один вдруг бросил автомат и замотал головой, испуганно всхлипывая. Команданте пожал плечами: твое дело, как сердце велит, так и поступай, но высокий парень с темными усами, резко обернулся и вскинул автомат, сломав трусишку пополам.

Уже в подземном ходе, на миг остановившись, Команданте поймал парня за плечо, развернул к себе: «Все правильно, как имя?.. Все правильно, сержант Омотолу, ты верно поступил, Дан, слишком много там измены вокруг…»; славно, пришел в себя, все-таки какие же они слюнтяи, Господи, мы такими не были, ясно же, тот сопляк навел бы, так какого же черта…

Они проползли узенькими подземными переходами (какое счастье, что удалось пробить смету, Эмиль жался — «нет денег, нет денег», а когда они есть при таком Хефе?) и выбрались из люка в пяти кварталах от Дома Правды; оттуда, с площади, неслись крики и выстрелы, а здесь было спокойно, только рваная дыра в стекле полицейского участка и что-то кроваво-лохматое на мостовой; Команданте заметил горящие портреты, аккуратненький этакий костерчик, и сплюнул: ну, мрази, дайте только добраться до баз, дайте вернуться, кровью захаркаете эти костры…

Он обернулся: «Омотолу!»; усач подбежал, глаза его были белыми и абсолютно послушными; все, — понял товарищ Владо, — этот перескочил, надежен; «слушай, Дан, тебе — особый приказ, вот схема, вот код сейфа, пойдешь под землей, найдешь пункт, там сиди, к сейфу никого не подпускать, полезут — стреляй; я вернусь, понял?»; и Омотолу нырнул в люк, исчез, за ним еще один, этот пойдет на побережье, вывезет внуков: «…их убьют, ясно, парень? или еще хуже, возьмут в залог, тогда я не боец, беги, найди, выведи в море; еще: синие коробки, там важнейшее, обязательно погрузишь; беги!», «Есть, товарищ Владо!»; «Остальные — за мной!».

Улицы сочились ненавистью, изредка привязывались группки юнцов с трехцветными повязками, их отгоняли, сунув в зубы автоматы, по одной стайке, самой нахальной, пришлось стрелять. Щенки разбежались, бросив трупы и стонущих подранков; «Что с этими, Команданте?»; старик махнул рукой: оставьте, ребята, они еще молодые, пускай живут, революция гуманна; Господи, спасибо, что надоумил, именно так: гуманна; воя как посветлели лица парней, особенно этого, курносенького, со шрамом, Эмиль бы не подумал, он бы велел добить, и ребята добили бы, но тогда никаких гарантий, что они довели бы его до аэродрома, а не повязали и сдали мятежникам; а теперь они грудью закроют, они спасут, и я не умру; нельзя мне умирать, внученьки, нельзя, ради вас, отец у вас дрянь, пьяница, тоже мне, «принц»; скорее, детки, бегите скорее, я могу, могу…

Темень прыгала перед глазами; вперед, вперед, не останавливаться, уже близко; сердце скакало шустрее кенгуру (однажды взбрело в голову слетать на выходной в Австралию; охота — чудо, вот только за лицензию содрали зажравшиеся капиталисты, ну ничего, для того мы и боролись, чтобы народ мог себе позволить, разве я не народ, разве не я лил за него кровь?); огни аэровокзала вспыхнули внезапно, словно проткнули тьму: все, ребята, добрались!