Анатолий Киселев - Время платить…

• Название: Время платить…
• Автор: Анатолий Киселев
• Жанр: Фэнтези

В придорожной корчме поэт-бродяга заключил сделку с таинственным паломником: поэт получит все, чего он желает, прямо тут, не сходя с места, а заплатит любую цену — потом, когда придет время платить…

---

Постепенно он успокоился. Ну, мало ли — перебрали местные мужики, да вовремя опомнились, спасибо паломнику прохожему, может, знают они его, может, просто поняли, что человек не простой, да мало ли чего бывает… Спасибо, что нашлось, кому заступиться за бродягу… И Томас, в благодарность за заступничество, свинину и вино, охотно рассказывал о своей жизни, благо, что кажется, слушатель попался внимательный. Постепенно его даже перестало смущать, что он не может рассмотреть лица собеседника…

— Вот и брожу, как будто шило какое сидеть на месте не даёт. Зарабатываю в основном тем, что переписываю документы, благо — почерк хороший, да там какому неграмотному письмо написать помогу… Да много ли на этом заработаешь? Это если куда-либо пристроиться — в библиотеку там, или к какому господину на службу… Да как посмотрят, говорят — молод ещё! Молоко, мол, на губах не обсохло! Иди, поучись пока! А учёба-то денег стоит…

Томас помолчал. Улучшившееся было настроение снова стало падать. Странно, но он чувствовал, что паломник ждёт от него вовсе не нытья по мелочам, а чего-то более важного, и это чувство не проходило, а только усиливалось…

Наконец, Томас решился.

— А вот ещё: начинает иногда во мне музыка звучать, хотя играть ни на чём не умею, да и слуха нет, а слышу музыку красивую внутри себя, и вроде как слова пытаются под эту музыку в какой-то порядок выстроиться, каким-то видимым узором улечься… Хватаю бумагу, пытаюсь записать — ан нет, не получается… Прочитаю записанное, ну не то — и всё!

Томас сбился и замолчал. Сидел, крутил в руках кружку.

— А знаете, меня тут недавно в одном городе за бродяжничество в кутузку упекли было… Правда, разобрались на удивление быстро, выпустили… Так вот, на стене камеры, где я сидел, кто-то написал стихи:

   Я — Франсуа — чему не рад! —
   Увы, ждёт смерть злодея,
   И сколько весит этот зад,
   Узнает скоро шея.

— Вот я бы так не смог… Тем более, возможно перед казнью… Я бы многое, я бы всё, наверное, отдал, лишь бы так…

Томас опять сбился и замолчал уже окончательно.

Пауза затягивалась. Томас не знал, что ещё можно сказать, а паломник просто молчал — смотрел и молчал. Из кружки он больше не отхлёбывал. Может — вино кончилось. А может — он просто услышал то, что ожидал и теперь наблюдал за Томасом и думал. О чём?

— Наверное — или всё?

Глуховатый голос прозвучал резко и абсолютно неожиданно. Томас вздрогнул. Он уже было подумал, что собеседник задремал, слушая его маловразумительную болтовню.

— Наверное — всё…

— Нет, молодой человек. Или — наверное, или — ВСЁ. Середины быть не может.

Томас сглотнул ком, невесть откуда взявшийся в горле и с трудом прошептал:

— Всё.

Собеседник помолчал, обдумывая свои слова.

— Видишь ли, юноша. Я бы мог дать тебе то, чего ты так желаешь. Но я ещё раз хочу спросить, действительно ли ты согласен заплатить ЛЮБУЮ цену? ЛЮБУЮ цену, которую назначу я?

— Да… А какую?

— Нет. Не так. Не всё сразу. Я СЕЙЧАС даю тебе желаемое. Сию минуту. Не сходя с этого места. А цену назову — когда придёт время. Тогда и рассчитаешься. Таково моё условие.

— Но как же…

— А вот так же. Ты сказал, что готов заплатить ЛЮБУЮ цену. Так какая разница — когда и где?

— Да. Я согласен. Что надо подписывать?

— Да ничего не надо подписывать. Совершенно ничего. Мне достаточно одного твоего слова.

Томас смог только кивнуть, не поднимая глаз. Паломник долго и внимательно смотрел на него, потом хлопнул рукой по столу:

— Быть тому.

Что-то оборвалось у Томаса внутри, перевернулось, и стало на предназначенное место…

* * *

Долгий день клонился к вечеру.

Свежий ветерок, резвясь, путался в конской гриве и волосах у всадника, не спеша ехавшего по пустынной в этот час дороге. Тот, казалось, не замечал ни игривого ветерка, ни медленно заволакивающих небо туч — лицо его было задумчиво…

Корчма обнаружилась за поворотом, как всегда, неожиданно. Казалось, с каждым годом она всё больше врастала в землю. Всадник соскочил с коня, бросил поводья подбежавшему слуге, вошёл внутрь.

Народу было не слишком много. Как, впрочем, и всегда, когда Томас заезжал сюда. А заезжал он сюда с некоторых пор каждый год, в один и тот же день. Где бы он ни был, чем бы ни занимался — подходило время, и что-то заставляло Томаса бросать всё, садиться на коня и ехать сюда, в эту корчму. И всё повторялось с завидным постоянством. Трое братьев-разбойников, пирующих за столом, стоящим посреди зала, приземистый, кряжистый корчмарь за стойкой, громадная, резная рама без зеркала при входе… Томас всё собирался расспросить корчмаря об этой раме и о том, что случилось с зеркалом, да всё как-то не случалось.

Всё то же, всё те же.

Вот только человека в низко надвинутом капюшоне и с посохом паломника, сидящего в дальнем углу он ни разу больше не видел…

Теперь в том углу садился Томас, заказывал миску жареной свинины, кувшин вина, и сидел допоздна, а потом уходил спать, чтобы на рассвете отправиться обратно.

Корчмарь привычно кивнул Томасу, когда тот вошёл, тот кивнул в ответ. Братья-разбойники не обратили внимания на вошедшего, занятые своими разговорами о том, кто кому и что должен. Томас уселся на привычное место и достал письменные принадлежности. Он даже не заметил, как перед ним появились миска со свининой и кувшин вина. Ветерок навеял тему:

   Вольный странник: гонит пыль,
   Не идёт в людские руки,
   То ли сказку, то ли быль
   Шепчет сбивчиво от скуки,
   То ли песню, то ли стон
   Напевает в чистом поле,
   Вдаль несёт вечерний звон
   С монастырских колоколен,
   Гриву треплет у коня,
   И, теряя даром время,
   Травы в пояс наклоня,
   Всё цепляется за стремя…

Ну вот, подумал Томас, пока можно отложить в таком виде, потом немного подшлифовать — и готово. Он довольно откинулся на спинку скамьи, потянулся, поднял голову и неожиданно встретился взглядом с блеском глаз из-под низко надвинутого капюшона.

Что-то рухнуло — то ли миска на пол, то ли сердце в пятки…

Какое-то время Томас сидел неподвижно, кажется, не дыша, затем резко втянул в лёгкие воздух — и неожиданно успокоился. Всё-таки не один год ждал он этой встречи, ждал — и готовился… Вот только знать бы, к чему… Не один год…

— Двенадцать лет.

— Что? Ах, да. Двенадцать лет.

Некоторое время оба молчали, глядя друг на друга. В корчме наступила полнейшая тишина, даже братьев-разбойников не было слышно.

Томас опустил глаза…

— Тогда, после нашего разговора, я просто не знал, что и думать… И верил и не верил. Сколько ходит историй, и устных, и записанных на бумаге, о таких сделках… О том, как Некто даёт простому человеку всё, что тот ни пожелает — славу, богатство, что там ещё, в обмен на душу. Если другим так везло, то чем хуже я? Мальчишеская глупость, самонадеянность… Ничто не даётся даром, это я понимал и раньше. Потом я понял, что и цена цене — рознь. А я к тому же и цену-то не знал… Правду говорят, неизвестность — хуже смерти.

Томас говорил и говорил. Сбивчиво, глядя в стол, не смея поднять глаз.

Человек в капюшоне молчал и слушал.

— Некоторое время спустя я всё же начал успокаиваться. Во-первых — что-то, где-то, когда-то… Скоро — не скоро… А стихи ведь стали получаться не в пример лучше прежнего… Я бродил по свету, жадно впитывал всё происходящее, и — писал, писал, писал! Всё, что я видел, о чём слышал — всё переносилось на бумагу. Появилась известность. Появились поклонники и покровители. Я спешил жить, спешил писать. Спешил сделать как можно больше. Я ведь не знал — когда?!!

Томас помолчал, собираясь с мыслями. Тишина в корчме звенела миллионами цикад. Здесь не было никого, кроме них. Да и во всём мире, скорее всего — тоже… Томас нервно сглотнул и продолжил. Он спешил выговориться, сбросить напряжение, накопившееся за годы молчания.

— Я не обзавёлся семьёй, не построил дом, не вырастил детей… Я боялся, что когда врасту корнями в землю, в близких, как раз и придёт время, и это будет слишком больно и для меня, и для кого-то ещё… Я бродил и писал… И каждый год, в один и тот же день я приезжал сюда. Срок назначен не был, но я понимал, что всё произойдёт именно в этот день. Только вот — какого года? Садился на это место и ждал. Я знаю, что рано или поздно платить придётся за всё:

   Но каждому воздастся по делам.
   И Некто, отделив козлищ от агнцев,
   Поэтов и пророков — от мерзавцев…
   Нет: дав свободу сброшенным телам
   Построит души лагерный конвой
   И разведёт по разным казематам.
   Ведь Рая нет — ни пешим, ни крылатым,
   Но Ад — в душе — у каждого — он свой…

Томас ещё немного помолчал.