Алексей Иванников - Расследование

• Название: Расследование
• Автор: Алексей Иванников
• Жанр: Зарубежное современное

«Расследование» является с одной стороны романом похождений, с другой стороны – философским романом. Молодой журналист собирается написать биографию актёра Р. – культового персонажа последних десятилетий, некоторое время тому назад умершего, и для этого встречается со всеми, кто знал актёра. Действие происходит в Москве и Подмосковье в 90-е годы. Действие описывается с точки зрения журналиста: молодого, сильного, талантливого, поставившего себе задачу сделать объективную биографию горячо любимого кумира юности, и с высокими моральными мерками берущегося за работу. Происходящие события проще всего описать как попытку героя (журналиста), поставившего себе высокую благородную цель, добиться достижения цели в условиях реального общества 90-х, то есть тех джунглей, в которые превратилась вся страна, и где за каждым деревом или кустом скрываются мерзкие пауки, занимающиеся своими грязными тёмными делами или кого-то жрущие, и бедному журналисту постоянно приходится выпутываться из различных историй, в которые он попадает: всё разлагается и смердит, он у всех путается под ногами, мешая персонажам заниматься грязными делишками, а его попытки раскопать правду (о реальной жизни актёра, а не придуманной) встречаются всеми в штыки, пока не обнаруживается следующая картина: актёр оказывается одной из «священных коров», трогать которые не рекомендуется, поскольку они назначены верховной властью, и актёр является одной из главных фигур в пантеоне героев и гениев, сменившем пантеон эпохи социализма (Маркс, Энгельс, Ленин и т.д.). В ходе раскопок выясняется, что гений и кумир был негодяем и подонком, хотя и очень умным и способным человеком (так что тезис из «Моцарта и Сальери» насчёт «гения и злодейства» превращается в прямую противоположность). По типу и структуре ближе всего роман будет к следующим образцам: романам Кафки, двум романам Ильфа и Петрова, «Мёртвым душам» Гоголя.

---

Долго – почти минуту – к телефону никто не подходил, я уже начинал терять терпение, когда наконец трубку подняли и женский голосок пропищал что-то жалобное. и мне долго пришлось просить и уговаривать, чтобы позвали вечно занятого Б. Довольно долго трубка лежала без дела, иногда там что-то шуршало и перекатывалось, но наконец близко протопали шаги и трубка сдвинулась с места и возник осторожный тихий голос: «Да? я вас слушаю.» – «Михаил Семёнович, здравствуйте, вы меня не знаете, но мы с вами коллеги, и у меня к вам большая, огромная просьба. Речь идёт о Р.» – Он молчал. – «Я хорошо знаю о вашем интересе к Р. и давно читаю и собираю всё, что издаётся на эту тему, и прежде всего то, что печатаете вы лично. Мне хотелось бы встретиться с вами, вы не могли бы выделить мне немного времени, я, конечно, понимаю, что такой человек не может не быть вечно занятым, но для меня это, можно сказать, вопрос жизни и смерти.» – Я говорил убедительно и красноречиво, не слишком углубляясь в детали и подробности – зачем мне это нужно – но выглядело всё достаточно понятно: он был специалистом по Р., одним из немногих, кто знал досконально его жизнь и творчество, а мне зачем-то срочно требовалось его знание, и красивые уходы вглубь проблемы и отступления в сторону не могли не подействовать на него, и когда я выдохся, он медленно пробурчал: «Ну хорошо, убедили. Сегодня у нас что – четверг? Давайте завтра, в три часа, у подъезда редакции – знаете где это? И кстати, как вас зовут? Много чего вы мне тут наворотили, но об этом – молчок. И как я вас найду?» – Уже спокойнее и не так торопливо я объяснил ему: как меня зовут, как я выгляжу и где работаю, что произвело также некоторое впечатление, и можно было не сомневаться, что это поднимет мою ценность в его глазах, и возможная помощь будет оказана с большей охотой. – «Так что завтра в три часа.» – Я вежливо простился, и он тоже не стал задерживать меня, оставив наедине с невнятными планами и надеждами, которым было ещё слишком далеко до воплощения, и требовалось сделать первый шаг, слишком многое определявший, и четверть шага я уже сделал.

Судя по голосу и журнальным статьям, Михаилу Семёновичу было чуть больше пятидесяти: являясь почти ровесником Р., он когда-то одним из первых брал интервью у молодого начинающего актёра, оказавшись под влиянием только раскрывающегося гения и самобытной личности. Мне не казалось удивительным такое: даже в ранних работах видна была самостоятельность, абсолютное отсутствие шаблонов и образцов для подражания, которые у начинающих актёров обычно стоят перед глазами и затмевают изначальное, присущее только им; у Р. не было ученичества в привычном понимании, он как бы прорастал из редкого, ни на что не похожего семени, становясь с каждым годом крепче и сильнее, хотя и срываясь время от времени в длительные запои и сомнительные похождения, не способствовавшие общему подъёму. Что было здесь повинно – нездоровая наследственность или бывшие дружки – лично я не знал, хотя гораздо большее количество вопросов возникало у меня по поводу родителей Р. и его корней. Родословная почти не освещалась в газетных статьях, хотя я не сомневался в наличии нужных сведений: единственным общедоступным источником оставалась книга А., не вызывавшая у меня особого доверия, и без необходимости мне не хотелось трогать её автора, занимавшего – насколько мне было известно – слишком заметное место в нынешней социальной иерархии.

У входа в редакцию я стоял за полчаса до срока, пристально разглядывая входящих и выходящих через крутящиеся прозрачные двери, так что кто-то принял меня за посетителя, которому было назначено и которого ждали, но Михаила Семёновича я узнал сразу. Он был чуть ниже меня, и мои предположения по поводу возраста полностью подтвердились: он выглядел ещё нестарым, и судя по не слишком шикарному костюму, ненамного превосходил меня по положению на общественной лестнице, и с ним можно было вести себя достаточно свободно. «Это вы ждёте меня?» – Я кивнул и ещё раз представился, уже почти официально. – «У вас есть час?» – «Допустим, да.» – «Раз уж я вам навязался, то давайте пойдём в кафе. Вы не возражаете? Я видел тут неподалёку.» – Он кивнул, и мы не спеша перешли неширокую улицу и спустились в подвальчик, снабжённый большой светящейся вывеской и почти пустой в этот дневной час.

Я заказал кофе с пирожками – после отклонения коньяка – и мы забрались в самый дальний от стойки угол, где не было сейчас никого, кто помешал бы беседе. Надо было взбодрить Б., и я не особенно спеша смотрел, как он отхлёбывает из дымящейся чашки, постукивая пальцами левой руки по портфелю, лежащему рядом на столе. Кофе скоро кончился, и я предложил ему собственную чашку, из которой он выхлебал примерно половину, закусывая один из последних пирожков с повидлом, и наконец уставился на меня. – «Так что вы хотели узнать? И учтите, у меня не очень много времени.» – Я не хотел раскрывать всё сразу – это казалось неразумно – и неизвестно, как он отнёсся бы к желанию постороннего человека влезть в ту сферу, которую он мог считать своей собственностью. Выгоднее было выступать от имени газеты, и под видом выполнения редакционного задания получить как можно больше телефонов и адресов: начинать следовало со школы и учителей, и продолжить друзьями и приятелями – слишком слабо представленными в моём архиве – и обязательно надо было максимально расширить этот список. – «Видите ли, в чём дело, мы готовим… я готовлю серию статей об известных актёрах, художниках и так далее – кумирах нашей молодости. Естественно, Р. – один из первых, и мне хотелось бы побольше узнать о нём, причём – должен вас предупредить – меня интересует самая подробная информация, и, кроме того, я читал почти всё, что выходило о нём – включая прежде всего ваши статьи. Хотя не только ваши, и не только статьи.» – Он с интересом смотрел на меня. – «Я имею в виду книгу А.» – «Этого мошенника?» – «Почему мошенника? хотя по существу я с вами согласен, и если сравнивать содержание книг и многих статей – прежде всего написанных вами – то книга, действительно, производит странное впечатление.» – «Жуткое, мерзкое впечатление!» – «Я с вами полностью согласен, и хотел бы сам во всём разобраться: я хочу собрать свидетельства близких и родных для Р. людей, чтобы самому всё сопоставить и сделать выводы; я не сомневаюсь в вашей правоте, но задание есть задание.» – «А почему вы не хотите заказать статью о Р. специалисту?» – Естественно, он имел в виду себя, и надо было аккуратно – не обидев его – обойти вопрос. – «Видите ли, это для меня очень серьёзное задание, определяющее, можно сказать, мою судьбу, и если бы от него ничего не зависело, я с удовольствием перепоручил его вам лично. Или – во всяком случае – сделал бы всё, чтобы убедить шефа.» – «В таком случае, насколько я понимаю, вы хотите получить от меня адреса и телефоны.» – Он стал похожим на обиженного ребёнка, которому не дали того, что обязаны были дать; но вряд ли кто-то другой мог оказать мне такую же помощь, а на А. – второго такого же специалиста – я почти не рассчитывал: он вознёсся слишком высоко, и, самое главное, если явная и неприкрытая ложь пропитывала всю его книгу, то сложно было надеяться, что он поможет человеку, могущему разоблачить его. – «Я, конечно, не могу судить о вашей квалификации как журналиста – я никогда не читал ваших статей – но, молодой человек, я боюсь, вы взялись за непосильную задачу. Нет, вполне возможно – вы справитесь, и справитесь хорошо, но чего вам это будет стоить.» – В его интонации появилось непонятное, можно было подумать, что он меня о чём-то предупреждает или от чего-то предостерегает. – «Когда-то я тоже был таким же шустрым и самоуверенным – поверьте уж мне – и жил только работой: но где теперь всё, где теперь… Ладно, вы предлагали коньяк – закажите уж.» – Новый поворот стал неожиданным, но – судя по всему – он предвещал успех, и я быстренько подозвал официанта и заказал коньяк и кофе. Пока выполнялся заказ, Б. сосредоточенно молчал, видимо, собираясь с мыслями; потом он отхлебнул из рюмки, запил из чашки и понёсся дальше. – «А вы не знаете, что за человек был Р.? Между нами – бабник, плохой отец и муж, но какой актёр! Чтобы понять его – что не всякому дано – надо знать его в работе: на сцене, в кино – а что вам даст его личная жизнь? Скандалы, пьянки, разводы – и вы хотите всё это описать и преподнести в качестве подарка к юбилею или уж не знаю к чему там – вы этого хотите?» – «Но не всё же так беспросветно?..» – «А знаете ли вы, как там, – он ткнул пальцем вверх, – посмотрят на ваше копание, и если вы, не дай бог, доберётесь до…» – Неожиданно он замолчал и быстро захлопал глазами, как бы приходя в себя и даже осматриваясь по сторонам: не слышит ли его кто-то посторонний. Но вокруг никого не было, официант крутился в другом конце зала, а бармен у стойки слушал музыку, и вряд ли мог разобрать его слова. – «Вы знаете, как хотите, но его друзей я вам не дам. Первая жена – ладно, пускай, но больше вы меня не просите.» – «А школа? Хотя бы номер.» – «Номер? Хорошо.» – Он допил коньяк и полез в портфель и долго копался там, пока не выудил старую замызганную записную книжку. – «Не подсматривайте.» – Он заметил мой взгляд и попробовал даже закрыться портфелем, но я быстро пересел на соседний стул, подальше от него, и приготовился записывать, показательно делая вид, что его тайны меня не интересуют. После быстрого перелистывания он обнаружил наконец нужное место и сухо и отрывисто продиктовал – я еле успевал за ним – и пока он складывал вещи обратно в портфель, я дописал и поправил то, что выглядело в блокноте нечётко и могло вызвать путаницу. – «Ну что же, прощайте. Я не желаю вам успеха: вряд ли вы чего-то добьётесь, и возможно, ещё вспомните, что я вам говорил.» – Он выбрался из-за стола и быстро зашагал к выходу, а я остался додумывать и анализировать его скрытое предупреждение, почти угрозу, которая почему-то так явно накладывалась на слова главного редактора и предвещала одни только трудности, и неизвестно было, удастся ли мне их одолеть, потому что основной козырь оказался уже использован, и не принёс мне и половины того, на что я мог и должен был рассчитывать.