Александр Андрианов - Четвертая власть

• Название: Четвертая власть
• Автор: Александр Андрианов
• Жанр: Современная проза

Роман «Четвертая власть» посвящен внутреннему миру телевидения. С самой первой страницы читатель сразу же погружается в удивительный и загадочный мир, состоящий из строгой внутренней цензуры и негласных правил. Как привлекают зрителей к экранам? Как преподносят негативную информацию в выгодном свете и ловко извращают факты? Как «мочат» неугодных персон и создают мнимые идеалы? Свобода слова — слишком абстрактное понятие для телевидения — здесь правят бал иные приоритеты, здесь трудно отличить правду от вымысла, а обычный репортаж может стать последним в карьере.

---

— Хорошо, Леша. Сделай пару шагов влево, там нужный фон идеально вырисовывается.

— У меня волосы нормально лежат?

— Все путем. Поехали!

— В двадцати километрах от Москвы, на Ленинградском шоссе, разыгралась крупная трагедия, — начал Дмитриев. — Около десятка машин скрыты под плотной огненной завесой. Это одна из крупнейших аварий за последние несколько лет. На месте событий работают пожарные расчеты и бригады скорой помощи, однако имеющихся сил явно недостаточно. Люди в панике. Ясно лишь одно: если в ближайшее время специалистам не удастся погасить пламя — спасать будет уже некого. Мы будем информировать вас о ходе событий. Алексей Дмитриев, Анатолий Валуев, специально для ЛТН.

— Все, — сказал Дмитриев, — отбой. Вася, беги с кассетой к машине и перегоняй[4] материал в Останкино. А затем пулей назад. А мы с тобой, Серега, постараемся обойти пожар с другой стороны. Отсюда ничего не видно, может, там будет получше.

— Серега, видишь что–нибудь интересное? — спросил Алексей, когда они оказались на месте.

— Кажется, есть что–то, — неуверенно сказал он.

— Что? Кто–то живой?

— Да не похоже, что в этом пекле кто–то уцелеет. Мне кажется, я увидел детскую куклу рядом с одной машиной. И как только уцелела?

— Да ты что! — воскликнул Алексей. — Ну–ка присмотрись получше.

— Ну да, точно кукла.

— Можешь взять крупный план?

— Не получится. Менты там рядом ошиваются и в кадр лезут, к тому же дыма полно. Я в общем–то случайно ее разглядел.

— Блин! Нам нужен этот кадр! Это очень сентиментально! Настоящая находка! Представляешь, какую конфетку можно из этого сваять?

— Леш, а что такого в этой кукле? — спросил Володька. — Зачем она нужна?

— Ну что за вопросы! Журналист ты или где? Представь картину: страшная катастрофа, безжалостный огонь, дым, крики людей, спасенные жертвы, а посреди всего этого одинокая детская куколка. Неужели ты не понимаешь? Это же изюминка, Володька.

— По–моему, это очень жестоко.

— Понимал бы чего! Ладно, Серега, бегом к ментовскому оцеплению и снимем поближе.

— Так там же огонь!

— Плевать. Мы туда не полезем, просто поближе подойдем. Нам нужен этот кадр.

— Ну хорошо, надо, так надо. Работаем, Леша…

Алексей покидал место трагедии с широкой улыбкой на лице, которая никак не сочеталась с обстановкой вокруг. Он то потирал руки, то подпрыгивал на одной ноге, то поднимал вверх руки с плотно сжатыми кулаками. Люди обращали на него внимание и сочувственно кивали головами, думая, что у мужика случилась истерика. И только сотрудники ЛТН, шедшие рядом с ним, знали истинную причину странного поведения коллеги. Алексей был уверен, что его сюжет станет настоящей изюминкой всего эфирного дня и, глядя на обгоревшую куклу, валяющуюся на дороге, множество сердобольных женщин и мужчин смогут с трудом сдержать слезы. Дмитриев очень любил делать сентиментальные репортажи, берущие за душу и выворачивающие ее наизнанку, и, надо признать, он был мастером на такие штучки.

— Неужели тебя совсем не трогает то, что произошло? — спросил Володька. — Ты так радуешься удачному материалу, но совсем не думаешь о судьбах пострадавших людей.

— А почему я должен об этом думать? Путь об этом думают их родственники или знакомые. Я журналист и делаю свою работу. А если бы я зацикливался на каждом своем репортаже, то уже давно оказался бы в Кащенко. Так–то приятель.

Машина ЛТН без особых проблем покинула место аварии. Дмитриев умел находить подход к людям так же хорошо, как готовить репортажи. Он был профессионалом во всем и недаром считался одним из лучших в своем ремесле. Когда микроавтобус на всех парах мчался к телецентру, на мобильном Алексея раздался звонок.

— А, здорова, Михалыч, — сказал Дмитриев, — как дела? Получил мой материал?

— Материал отличный, Леша. Через полчаса мы прерываем эфир специальным выпуском новостей с твоим репортажем. Это решение уже согласовано, так что могу тебя поздравить. Ты был великолепен!

— Спасибо, Михалыч!

— Конкуренты, как всегда, отдыхают! Насколько я знаю, только мы выйдем со спецвыпуском. Больше пока ни у кого нет картинки.

— Конечно, ни у кого. Когда мы уезжали, ребята с центральных каналов только вылезали из машин. Мы опять утерли им всем нос!

— Ну вот, — с улыбкой сказал Дмитриев. — Соловьев звонил и благодарил за работу. Наш материал пойдет в спецвыпуске. Они ради этого даже эфир прерывают! Так что, мужики, всем спасибо. Мы сегодня были на высоте!

— Ого! — воскликнул Валуев. — Не каждый день такое бывает. Это нужно отметить.

— Отметим еще. Вот только отвезем в Останкино материал. Ладненько, а ты, стажер, чего такой смурной сидишь? Нервишки шалят? Ничего, по первому разу со всеми такое бывает. Потом привыкнешь.

— К чему привыкну?

— Да ко всему. Научишься не мешать работу с личными эмоциями. Они в нашем деле только мешают.

— Да я вообще не понимаю, зачем эту катастрофу так смаковать и тем более делать спецвыпуск? Случилась беда, погибли люди. Это же ужасно!

— И что теперь? Ты предлагаешь вообще такие вещи в новостях не давать?

— Нет, почему? Я все понимаю, о грустных событиях тоже надо говорить, но зачем выводить их на первый план? Зачем смаковать подробности? Крики людей, эта несчастная кукла. К чему все это? У людей и так постоянно депрессии!

— У, брат, куда тебя занесло… То есть мы, получается, такие телевизионные террористы. Людям жизнь их пресную еще больше поганим. Так что ли выходит?

— Ну не совсем, но…

— Нет, ты скажи, так или нет?

— Хорошо, так.

— Ладно… А теперь послушай меня, парень. И запомни хорошенько мои слова. Люди любят, когда им рассказывают гадости.

— Но…

— Нет, я тебя слушал, а теперь уж ты будь добр меня выслушать. Так вот. Многие в глубине души садятся у экранов телевизоров или ждут свежих газет только с одной целью — узнать, что кому–то живется хуже, чем им. Что кого–то убили, изнасиловали, посадили, ограбили. Поэтому все новости кишмя кишат сообщениями о взрывах, террористах, маньяках–насильниках. И не только новости. Аналитические программы, ток–шоу, центральные газеты и куча желтой прессы. Посмотри на их главные темы. О чем они говорят? А где твои хорошие новости? Их почти нет, а если есть, то в самом конце. О них упоминают вскользь, мимолетно. Понимаешь?

— Но почему не попытаться изменить ситуацию? Кому нужна чернуха? От нее уже тошнит!

— А ты думаешь, на телевидении дураки сидят? Да никто не станет смотреть позитив. Он никому не нужен. Все решают рейтинги, и если всякой гадости на экране девяносто процентов, а твоего приторного позитива дай Бог десять, то это повод задуматься, не так ли? Задуматься о том, почему так происходит. Ты не знаешь? А я тебе объясню. Людям в нашей стране вечно не хватает денег, они вечно жалуются и вечно скулят. Ну зачем таким людям позитив? Зачем им знать, что кто–то обогатился или кому–то жить лучше, чем им?

— А это тут причем?

— Да притом, что все взаимосвязано. Людям нужен не телевизор с добрыми сказками. Людям нужна жестокость, боль, страх таких же людей, как они сами. Они питаются этим и радуются, что им повезло. Что убили, изнасиловали и посадили не их, а кого–то другого. Доходит, нет? Это культурологи сраные любят говорить, что вот, мол, совсем телевидение у нас испортилось. А оно почему испортилось? Да потому, что люди такие вокруг. А показывай мы позитив, не будет рейтингов, а значит, рекламы, а значит денег. Усек? Все, лавочка закроется, парень.

— Игорь, останови, пожалуйста, машину у какого–нибудь метро. Я пойду домой, — сказал Володька.

— Не вопрос. Высажу тебя на Соколе. Устроит?

— Вполне.

— Что, парень, сломался? — с улыбкой спросил Алексей. — Такое тоже бывает. Я тебе сразу сказал, журналистика — это совсем не так красиво и благородно, как думают многие люди.

Володька ничего не ответил. Когда автобус остановился, он побежал к метро и даже не взглянул на Алексея.

— Жестко ты с ним обошелся, — сказал Игорь. — Он же еще совсем зеленый.

— Я тоже был зеленый, когда сюда пришел. И ничего, справился.

— Ты просто на него сразу столько всего навалил! Он парень чувствительный, это сразу видно. Вот и надорвался слегка.

— Я ему не мамочка, чтоб за ним носиться и сопли подтирать. Захочет — вернется. А нет, так ЛТН без него проживет.

***

Володька брел по улице с кислой миной на лице, не в силах скрыть своего разочарования. Неужели быть журналистом — означает причинять людям боль? А все ради чего? Ради трехминутного сюжета! Невероятно! Как он мог восхищаться работой Дмитриева? Почему раньше не обращал внимания на то, чем именно он увлекает зрителя, какие подленькие приемы использует? Имеет ли право журналист работать подобным образом, не издевательство ли это над профессией, допустимо ли такое? Какой цинизм! Какая низость!