Иван Дроздов - Голгофа

• Название: Голгофа
• Автор: Иван Дроздов
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1999

Эта книга — песня русского духа. Она о том, как в недрах народа зарождается сопротивление оккупационному режиму. Этот рассказ о пока ещё не видимых схватках на полях сражений за русскую землю.

---

Тайпан, хотя и очень ядовитая гадюка, ведет себя мирно, даже мордочку змеи можно потрогать пальцем, засунуть ее под рубашку. Кусает она лишь в том случае, если ее вздумают гладить как кошку. Роман знает все эти повадки и не боится. Если же в крайнем случае змея неожиданно укусит, тут же на полочке стоят флаконы с сывороткой.

Сегодня он решается вновь попросить отца:

— Зачем же мы заводили серпентарий? Разреши взять тайпана, только на один час.

— Замолчи со своим тайпаном! — взрывается отец. — Я вот прикажу очистить от них комнату — будешь знать!

Тишина за столом становится еще слышнее.

Мода на ядовитых и сверхядовитых рептилий возникла среди богатеев вдруг и стала повальной. Ныне, если ты маститый банкир и того больше — магнат, не моги без серьезной коллекции. Встречаясь, они заводят разговоры, почти профессиональные: есть ли гадюка–птицеед, или змея габонская. В престижной Русской гимназии, где учатся дети богатеев, чаще всего нерусских, кто–то из ребят уж приносил в класс нильских и амазонских крокодильчиков — то–то было шума и визга! Но Роман Сапфир мог принести сверхредкого тайпана или совсем уж ядовитого ластохвоста. Только бы разрешил отец!

Подает свой голос и мать:

— Не вздумай разрешать! Чего еще захотел!

И снова тишина. И на этот раз она уже не нарушается до конца обеда.

Пообедав, члены семьи, недовольные друг другом, расходятся по своим комнатам. У них свои телевизоры, свои компьютеры, свои развлечения. На улицу им выходить нельзя. Отдыхают они только вдалеке от дома, и даже от города: на пляжах Египта, Мертвого моря, на островах Италии и еще дальше. Там их не знают, там они ничего не боятся.

Сапфир едва переступил порог своего кабинета, как раздался телефонный звонок.

Трубку взял неохотно, чаще всего из нее исходили неприятности. На этот раз весть особо скверная: Харченюк «раскололся» — дал показания о сделке с продажей «Сергея Есенина».

Харченюк — это бывший начальник Ленинградского Балтийского пароходства, вот уже два года он сидит в камере предварительного заключения.

Сапфир похолодел от ужасной вести. Невнятно проговорил:

— Сделайте так, чтобы его показаний не было.

— Но они уже есть.

— Я вам сказал! — сорвался на крик магнат.

— Будет дорого стоить.

— Делайте, говорю. Деньги получите у Шахта.

— С Шахтом говорил. Он сейчас не может. Над ним нависли какие–то инспектора.

— Инспектора тоже есть хотят. Я вам сколько раз говорил: неподкупных людей нет. Есть люди, которые дорого стоят, и те, которых можно купить подешевле.

И бросил трубку. Некоторое время сидел в кресле, тяжело дышал. Потом решительно направился к жене. Она у окна, читала.

— В Тель — Авив поедем?

— С удовольствием! Хоть к черту на кулички, лишь бы из этой тюрьмы, — оживилась Ирина Михайловна.

Из ее же комнаты Сапфир позвонил в аэропорт, заказал билеты.

— Самолет отправляется через четыре часа. Собирайся.

Они и всегда так: если какая неприятность — летят за границу. И чем больше неприятность, тем они летят дальше.

Роман, узнав о предстоящем путешествии родителей, обрадовался. Он в таких случаях остается на попечение прислуги. И жизнь у него наступает другая: он и гулять выходит, и даже ездит к своим друзьям.

На этот раз ему пришла мысль: уж теперь–то он непременно прихватит в гимназию тайпана.

На рассвете Сапфиры приземлились в Тель — Авиве, а утром, на восходе солнца, прибыли в особняк в окрестностях города к своему питерскому приятелю.

Семен позвонил Шахту. И тот выпалил как из ружья: ««Есенин» завалился! Прокуратура требует документы!..» На что магнат не сразу, подумав немного, сказал: «А что этот прокурор забыл, кто его в кресло сунул?..» — «Он такой, что ничего не забывает, но сверху жмут, и он пятится. А как бы вы на его месте?..» — «Оставьте при себе вашу местечковую философию. Дайте им… сколько надо. Действуйте через жену прокурора. Она в курсе всех дел. Если не получится, пошли Васю Трахтенберга туда… на самый прокурорский верх. Пусть эти драные коты не забывают, чье сало едят. И если надо, кинь им в глотку еще пятьдесят!»

Ответа Сапфир не ждал. Он и всегда так: дискуссий не разводил.

Остановились они в доме, утопавшем в зеленом оазисе. Хозяин особняка сорокадвухлетний толстячок Рубен Воронок недавно трудился в одной из питерских библиотек, «качал» оттуда редкие книги и рукописи, но когда в соседней библиотеке раскрыли громкое дело и посадили «Генерала Диму», он по–тихому скрылся и свил себе в окрестностях Тель — Авива зеленое гнездышко. Наезды своего великого питерского друга он любил: пока жил у него этот мешок с золотом, дворец охраняла большая бригада переодетых в штатское полицейских. Рубен тогда никого не боялся, а так–то он дрожал от малейшего шороха, за каждым окном чудились ему палестинские террористы. Он потому и жил больше в городской квартире, которая, кстати сказать, тоже была просторной и отделана по всем законам европейского стандарта.

В сильно расстроенном состоянии Сеня зашел в комнату жены. Ирина Михайловна сидела у зеркала. К мужу не повернулась, знала: у него большие неприятности. Давно усвоила правило — в мужниных делах не участвовать. И его проблемы на свою психику не вешать.

Оставаясь наедине с собой, заглядывая себе в душу, Ирина не видела там ничего хорошего: замуж вышла без любви, в делах мужа не участвует… Сеня чувствовал ее отчужденность и нередко говорил:

— Ты, верно, думаешь, что деньги у меня грязные, что в один прекрасный день к нам придут и наденут на меня наручники. Так вот, милая, пусть тебя мои дела не тревожат. Посредничество в нашем государстве стало формой коммерческой деятельности, а я — посредник.

— Что–то меня никто не пригласил в посредники, — съязвила Ирина.

— Тебя не пригласили, потому что Субчик, получивший власть над городом, деньги перекачивает тем, кто умеет ими пользоваться. Деньги — тоже власть, тоже сила, дураку или пьянице миллиард не доверишь. Миллиард — это та же водородная бомба: неосторожно махнешь им и сотня тысяч людей пострадает.

— В Петербурге я почти всех магнатов знаю, что–то не заметила среди них умного человека. Одно только верно: миллиардами они перед носом ни у кого не размахивают: рассовали их в иностранные банки и — довольны. Только я понять не могу: зачем им так много денег? В России целые области голодают, а твоим дружкам наплевать на это.

Сеня этот разговор постарался свернуть, но на следующий день неожиданно сказал жене:

— Хочешь дело завести?

— Какое дело?

— Свое собственное, чтобы деньги не лежали, а работали.

Ирина молчала. Она и представить не могла, как это можно завести дело и заставить деньги работать.

— У меня нет денег. Ты даже на мелкие расходы не всегда даешь.

Через месяц после того разговора на имя Ирины Михайловны Еремеевой, гражданки России, был приобретен в Дамаске первоклассный отель, который был назван «Славянка». Это произошло два года назад. Отель был переоборудован под славянский стиль и с тех пор дает ежемесячный доход в сто тысяч долларов. Деньги идут на счет Ирины, и Сеня ими не интересуется. Во сколько ему обошелся отель он никому не говорит. И верит, что крупная частная собственность притушила в душе Ирины плебейские замашки, и она уж не станет высказывать опасных революционных мыслей. Но, как замечает Сеня, Ирина и после такого щедрого подарка не изменилась. И он все чаще задает себе вопрос: а может ли человек, рожденный в другой среде, воспитанный на иных принципах поведения, вполне перемениться и стать до конца своим?..

…Ирина, сделав вид, что не замечает его расстроенных чувств, сказала:

— Ты не возражаешь, если я на два–три дня поеду в Да- маск?

Семен не торопился с ответом; он не любил ее отлучек, но, подумав о том, что ему надо посетить многих друзей, перебравшихся сюда недавно на жительство, постоять у Стены Плача, разрешил. Заметил, однако:

— Тебя будут сопровождать два–три человека.

— Пасешь свою супругу. Кажется, я не давала тебе повода для подозрений.

— Нет, не пасу, но как это говорят у вас, русских: береженого Бог не трогает.

— Наш христианский Бог никого не трогает. Он наказывает, а это не одно и то же. А пословица звучит иначе: береженого Бог бережет.

— Я тоже крещеный. Христу и я поклоняюсь.

— Ты поклоняешься многим богам, а главная твоя рели- гия — деньги. Меня–то хоть не дури.

— Ладно, поезжай. Мне и без твоих сентенций тошно.

— Большие деньги — большие заботы. Ты бы уж должен привыкнуть.

— Ладно, поезжай.

Ирина пошла одеваться.

Если бы в эти часы Сапфир заглянул в банк на Литейном, он бы и совсем потерял голову. Шахту беспрерывно звонил главный юрист Сапфира, требовал «зачистить хвосты» по теплоходам. Шахт то и дело забегал в комнату, где работали Нина Ивановна и Качалин.