Эрик Ларсон - Мертвый след. Последний вояж «Лузитании»

• Название: Мертвый след. Последний вояж «Лузитании»
• Автор: Эрик Ларсон
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-093435-5

Эрик Ларсон – американский писатель, журналист, лауреат множества премий, автор популярных исторических книг. Среди них мировые бестселлеры: “В саду чудовищ. Любовь и террор в гитлеровском Берлине”, “Буря «Исаак»”, “Гром небесный” и “Дьявол в белом городе” (премия Эдгара По и номинация на премию “Золотой кинжал” за лучшее произведение нон-фикшн от Ассоциации детективных писателей). “Мертвый след” (2015) – захватывающий рассказ об одном из самых трагических событий Первой мировой войны – гибели “Лузитании”, роскошного океанского лайнера, совершавшего в апреле 1915 года свой 201-й рейс из Нью-Йорка в Ливерпуль. Корабль был торпедирован германской субмариной U-20 7 мая 1915 года и затонул за 18 минут в 19 км от берегов Ирландии. Погибло 1198 человек из 1959 бывших на борту.

---

Для тех пассажиров, кого германское объявление все-таки обеспокоило, у “Кунарда” находились успокоительные слова. Вот что писал пассажир Эмброуз Б. Кросс: “С самого начала люди на корабле клятвенно заверяли нас, что никакая опасность нам не угрожает, что мы в один миг убежим от любой субмарины или протараним ее, и прочая, и прочая, так что эту мысль начали воспринимать как несерьезную шутку, какие рассказывают за обедом”227.

Более того, среди пассажиров бытовала уверенность в том, что, стоит кораблю войти в воды у западного побережья Британии, как Королевский флот встретит его и будет сопровождать до Ливерпуля. Компания “Кунард” поддерживала эту уверенность, возможно, и сама в этом не сомневалась, памятуя об усилиях, которые Королевский флот предпринимал в прошлом, направляя и сопровождая суда компании. Оскар Грэб, двадцати восьми лет от роду, только что женившийся поставщик одежды из Нью-Йорка, задолго до отплытия назначил встречу с представителем “Кунарда”, чтобы побеседовать о субмаринах и о безопасности трансатлантических вояжей в целом. Супруга Грэба – они были женаты тридцать девять дней – умоляла его плыть на американском корабле. Грэб имел продолжительную беседу с сотрудником “Кунарда”, в ходе которой последний сказал Грэбу, что для защиты корабля во время плавания будут предприняты необходимые меры. Это вселило в Грэба уверенность, достаточную, чтобы купить билет в первый класс, хотя сделал он это, лишь дождавшись дня накануне отплытия. Всякий пассажир, читавший утренний выпуск “Нью-Йорк таймс”, должен был найти там явные уверения в безопасности. В комментарии к предупреждению газета цитировала слова нью-йоркского управляющего “Кунарда” Чарльза Самнера о том, что в зоне опасности “имеется общая система конвоирования британских кораблей. Британский флот несет ответственность за все британские корабли, в особенности – за суда «Кунарда»”228.

Репортер “Таймса” сказал: “Защитой послужит и ваша скорость, не правда ли?”

“Да, – ответил Самнер, – что же до субмарин, их я нисколько не опасаюсь”.

Пассажир Огден Хэммонд, застройщик, член Ассамблеи штата Нью-Джерси, спросил сотрудника “Кунарда”, не опасно ли плыть на корабле через Атлантику, и получил ответ: “Совершенно безопасно; безопаснее, чем ехать в нью-йоркском трамвае”229, – ответ, возможно, невыдуманный, если учесть, сколько происшествий с летальным исходом вызывали в городе трамваи.

На борту “Лузитании” звучало немало висельного юмора, однако все шутники не сомневались в своем надежном, благополучном путешествии. “Разумеется, в Нью-Йорке до нас доходили слухи, будто наш корабль в действительности собираются торпедировать, но ни на миг мы в это не верили, – говорила Мей Уолкер, стюардесса. – Мы лишь отмахивались со смехом, говорили, что нас им ни за что не поймать, мы ведь идем так быстро, с такой скоростью. То плавание ничуть не отличалось от всех прочих”230.

Помогать пассажирам и присматривать за их детьми – одна из обязанностей Мэй. “У нас были всевозможные игры на палубе. Метание колец в цель. Еще мы затевали для них карнавалы”, – говорила Уолкер. Для детей, чей день рождения приходился на время вояжа, устраивался праздник – “небольшой праздник в узком кругу”, по словам Уолкер, – с именинным пирогом, на котором красовалось имя ребенка. “Они развлекались, как никогда в жизни, весь корабль был в их распоряжении”.

В это плавание ее ожидала куча дел. Многие британские семьи в те дни возвращались домой, чтобы внести свой вклад в общее дело, – помочь стране в военное время, а размеры и скорость корабля были залогом надежности. В пассажирском манифесте значилось девяносто пять детей и тридцать девять младенцев.

На борт поднимались целые семьи. “Кунард” отвел несколько кают первого класса для жителя Филадельфии Пола Кромптона, его жены и их шестерых детей – включая одного младенца, – и их няни, двадцатидевятилетней Дороти Аллен. (В билетах “Кунарда” дети по именам не назывались, возможно, в знак тихого протеста против того, что они ехали бесплатно.) Кромптон был кузеном председателя “Кунарда” Альфреда Аллена Бута, чья корпорация “Бут” владела пароходной компанией. Кромптон возглавлял дочернюю компанию корпорации, занимавшуюся кожаными товарами. Нью-йоркский управляющий “Кунарда” Самнер встретил семейство перед самой посадкой на борт и “лично проследил за тем, чтобы им были обеспечены все удобства на время вояжа”231. На противоположном борту, палубой ниже, семейство Перл из Нью-Йорка занимало три каюты первого класса: Е-51, Е-59 и Е-67. Фредерик Перл направлялся в Лондон, где его ожидало назначение на должность в американском посольстве, и вез с собой жену и четверых детей – пятилетнего сына, двух дочерей, которым еще не было трех лет, и одного младенца, – а также двух няней. Дети, включая младенца, размещались с нянями в Е-59 и Е-67, родители пребывали в относительно блаженном уединении в Е-51. Миссис Перл ожидала ребенка.

Уильям С. Ходжес, ехавший в Европу, чтобы принять на себя управление парижской конторой локомотивостроительного завода Болдуина, плыл с женой и двумя маленькими сыновьями. Когда репортер “Таймса” на причале спросил миссис Ходжес, не боится ли она ехать, та лишь засмеялась и сказала: “Если пойдем ко дну, так все вместе”.

Были на корабле родители, едущие к своим детям, и дети, едущие к родителям, были жены и мужья, стремящиеся вернуться к своим семьям, – например, миссис Артур Лак[8] из Ворчестера, штат Массачусетс, плывущая с двумя сыновьями, Кеннетом и Элбриджем Лаками, восьми и девяти лет от роду, к отцу семейства, горному инженеру, ожидавшему их в Англии. Почему в разгар великих событий всегда, кажется, найдется семейство с таким неподходящим именем, – одна из непостижимых загадок истории.

Среди менее известных, но все-таки видных фигур, взошедших на борт в субботу утром, была сорокавосьмилетняя женщина из Фармингтона, штат Коннектикут, по имени Теодата Поуп232 – Тео, как называли ее друзья. Ее сопровождали мать, пришедшая ее проводить, и мужчина двадцатью годами моложе ее, Эдвин Френд, с которым она ехала в Лондон. Вид у Теодаты, имевшей привычку носить бархатный тюрбан, был внушительный, несмотря на ее рост – пять футов с лишком. У нее были светлые волосы, грубоватый подбородок и яркие голубые глаза. Взгляд ее, искренний и прямой, выдавал независимую натуру, какой она была всю жизнь, – по этой причине она отказывалась вести себя, как приличествовало женщине, воспитанной в высшем обществе. Мать некогда укоряла ее: “Всегда ты ведешь себя не так, как другие девочки”233; знакомые называли ее недавно вошедшим в употребление словечком “феминистка”.

В друзьях у Теодаты числились художница Мэри Кассат, Уильям Джеймс и его брат, писатель Генри Джеймс, с которым ее связывала дружба особенно близкая – она даже назвала в его честь щенка: Джим-Джем. Поуп, одна из немногих американских женщин – архитекторов с репутацией, спроектировала легендарный дом в Фармингтоне, который назвала “Хилл-Стед”. Генри Джеймс, впервые увидев дом, еще до знакомства с Теодатой, сочинил одно из наиболее оригинальных подражаний архитектурной критике, сравнив радость, которую он испытал, с “немедленным воздействием большой, скользкой конфеты, без предупреждения просунутой между сжатых губ бедолаги, пребывающего в полусознательном состоянии истощения”234. Впрочем, у Теодаты была и другая страсть, соперничавшая с архитектурой. Она увлекалась спиритизмом и время от времени занималась расследованием сверхъестественных явлений. В начале двадцатого столетия многие в Америке и Британии верили в подобные вещи – спиритическая доска была обычной принадлежностью гостиных, ее доставали после обеда и устраивали импровизированные сеансы. С приходом войны вера в загробную жизнь начала обретать новых сторонников: британцы искали утешения в мысли о том, что их погибшие сыновья, возможно, неким образом присутствуют где-то в эфире. Поездка Теодаты с Эдвином Френдом в Лондон была вызвана именно ее интересом к “психическим” исследованиям.

В детстве Поуп, единственный ребенок богатой пары из Кливленда, нередко бывала одинокой. Ее отец, Альфред, был магнатом-сталепромышленником, мать, Ада, – светской дамой. Они жили на улице Юклид-авеню, которую чаще называли “Миллионерским рядом”. “Не помню, чтобы я хоть когда-либо сидела у матери на коленях, – писала Теодата. – Отец был до того занят делами – лишь когда мне сравнялось пятнадцать, он понял, что теряет ребенка”235. Про юность свою она писала, что это был “ярчайший пример того, какой обычно бывает жизнь единственного ребенка”, однако признавала, что эти годы одиночества – с приступами нестерпимой скуки и периодами меланхолии – вдохнули в нее сильное чувство независимости. С десятилетнего возраста она чертила планы домов, рисовала их фасады, мечтая однажды построить ферму по собственному чертежу и поселиться там. Для родителей, приверженцев нравов тогдашнего высшего света, дочь была, несомненно, обузой. В девятнадцать лет она сменила имя Эффи, данное ей при рождении, на имя бабушки, Теодата, из уважения к ее глубокой вере в главенство духовного мира над материальным – принцип, исповедуемый квакерами. Интереса к “выездам” она, в отличие от других дебютанток, не питала, к браку – и подавно, считая его препятствием для своих честолюбивых планов на будущее и называя “золотым ошейником”. Родители послали ее в частное учебное заведение в Фармингтоне, Школу для благородных девиц мисс Портер, в надежде, что, закончив обучение, она вернется и займет свое место в высшем обществе Кливленда. Однако Теодате до того понравился Фармингтон, что она решила там остаться. Она стала суфражисткой; в некий момент вступила еще и в Социалистическую партию; обожала выводить из себя отца разговорами о социализме.