Иван Дроздов - Морской дьявол

• Название: Морской дьявол
• Автор: Иван Дроздов
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2002
• ISBN: ISBN 5–7058–0394-X

Этот роман о нашем времени, в нём, как в зеркале показана драматическая судьба нынешней России. Выпукло, рельефно изображены враги нашего народа, но особенно ярко показаны герои сопротивления, русские люди, вставшие на пути разрушителей России.

---

У Марголиса было много причин откровенничать с Курицыным: ну, во–первых, он готовился стать его родственником, а во–вторых, и это, пожалуй, главное, Юрочка знал, что в Москве плетется сеть гешефтов, в центре которых скоро окажутся Тимофей Курицын и его друг Петр Петрович Барсов. Барсовский самолет, обладающий способностью вертолета, заинтересовал промышляющего на Востоке таинственного российского олигарха, и тот собирается заказать большую партию этих машин, чтобы затем втридорога перепродавать. В тиши кремлевских кабинетов и в кабинетах многих послов как раз в это время закипали страсти вокруг курицынской приставки. Марголис уж получил сверхсекретное задание выведать состояние ракеты с приставкой и ее поражающие способности. Он еще и поэтому решил ускорить свою женитьбу на Дарье и таким образом выше поднять свои шансы на участие в гешефтах, суливших крупные барыши.

Еще совсем недавно Марголис признавал одного только главного акционера Балалайкина и его бухгалтера Наину Соломоновну, но теперь он никаких финансовых бумаг с Северного завода без подписи директора не принимал. Он первым сообщал Барсову и Курицыну о заказах, которые намечались для них в Москве, и эти заказы через три–четыре дня приходили. Курицыну звонил домой, давал понять, что готов помогать Северному заводу, и тут же называл ключевые фигуры в Кремле и в министерствах, в том числе и в военном ведомстве, от которых многое зависело и которые с ним, Марголисом, состояли в тесных отношениях.

Обстоятельства благоприятно складывались для Северного завода, и Барсов восстанавливал все основные производства, особенно расширял и усиливал Конструкторское бюро и находящуюся за городом опытно–экспериментальную базу. Курицыну он как–то сказал:

— Ваши ракеты хотя и проходили проверки, но кажется мне, что от нас потребуется новая серия испытаний. Если же за рубеж пойдет ваш подводный вариант, нам надо будет показать в деле и его.

И, пытливо заглядывая в глаза Курицыну, спросил:

— А если Кремль решит продавать ваш вариант?..

— Славянам и арабам — пожалуйста, учебную ракету испытаем, а если за океан — не получат они электронные платы, я их в большом секрете храню, один только я и знаю устройство этой «Гоги — Магоги». Против своей страны работать не стану. Такой ракетой все наши портовые города: Петербург, Мурманск, Владивосток, Архангельск — можно слизнуть как корова языком. Фигу им под нос могу сунуть, а «Гогушку» не дождутся.

Барсов согласно кивал головой, улыбался, — он знал: друг его слов на ветер не бросает. Подводный вариант «Гоги и Магоги» — его детище, и он сумеет так распорядиться ею, чтобы ни против нас, ни против друзей наших она не сработала.

— Так или иначе, но несколько подводных вариантов в учебном исполнении придется готовить. И место для испытаний подсмотреть надо заранее. Думаю, искать будем на Аральском море. Там есть пустынные острова и вокруг безлюдные территории.

— Арал теперь узбекам да казахам принадлежит.

— Договоримся. Ныне за взятки все дела делаются.

Барсов с этим предложением Тимофея соглашаться не спешил. Он знал, что заряд в учебном варианте будет обыкно- венным, не ядерным, и сила его в тысячу раз меньшая, чем у ракеты боевой, но и такой заряд громыхнет так, что сейсмографы и на другом конце планеты будут зашкаливать. Но делать нечего: покупатель на слово не поверит, ему результаты испытаний подавай. Да и свое оборонное ведомство потребует гарантий. Как ни крути, а учебные варианты ракет и место для их испытаний надо готовить.

И директор сказал:

— Ты видишь, генералы к нам зачастили; они ничего конкретного не говорят, но чует сердце: скоро много заказов на твою «Гогу» посыпется. И это при том, что Кремль пока не знает подлинной силы подводного варианта, а как прознает, министр обороны доложит президенту, а тот уж и будет решать судьбу нашего завода.

Барсов ничего не говорил другу о своих работах по совершенствованию самолета–вертолета, но созданная им мощная конструкторская группа уже приблизилась к решению проблемы посадки и взлета на воде, и даже в случае нужды превращения самолета в судно на подводных крыльях. В открытом океане такая машина сможет развивать скорость до трехсот миль в час и преодолевать большие расстояния. В Америке создан беспилотный самолет–разведчик, способный летать на десять–двенадцать тысяч километров и возвращаться на свою базу, — белый, без единого окошка, «слепой», как крот, но такого универсального пассажирского лайнера, каким будет самолет Барсова, у них нет, и Россия снова утрет им нос и побьет на мировых рынках, как она совсем недавно била их в космических делах.

Жизнь, как стальная пружина, сжимаясь под натиском все новых и новых событий, создавала напряжение и все время грозила то там, то здесь сорваться с тормозов и одних больно ударить, а других неожиданно щедро, по–королевски одарить. Курицыну из банка позвонили: на ваш личный счет от правительства поступила премия: десять миллионов рублей. А Дарью на пути из цеха домой встретила знакомая женщина и сообщила печальную весть: ее мама умерла от передозировки какого–то наркотика. Дарья не сразу охватила сознанием весь смысл печального известия, а когда все–таки поняла и оценила свое новое положение, она свернула с Литейного проспекта в переулок, где останавливался автобус, идущий до ее дома на канале Грибоедова.

У нее были ключи от родительской квартиры в старинном четырехэтажном доме. Подходя к двери, она услышала знакомый шум, смех и крики людей, — так обыкновенно вели себя бомжи, находившие приют у вечно пьяной и сердобольной мамы. Теперь они, очевидно, оплакивали ее преждевременную погибель: ей не было и сорока лет.

Дарья незаметно вошла в квартиру. И когда появилась на пороге комнаты, шум внезапно стих и на нее уставились пьяные рожи. Потом из–за стола поднялся высокий дядя с шапкой торчащих во все стороны грязных волос и, качаясь, двинулся в ее сторону. Он тянул к ней немытые два–три года руки и заплетающимся языком буровил:

— Братцы! Какой бутончик!..

Дарья отступила назад, но бомж как клещами вцепился ей в плечо, тащил к столу, а ему на помощь поднялись еще два мало похожих на людей мужика; один схватил за край юбки и сорвал ее. И ткнулся вонючей головой в шею, как пес лизнул шершавым языком… Дарья ударила его локтем в грудь, другого укусила за руку и рванулась за дверь. Бежала по лестницам, вылетела во двор и лишь теперь увидела, что юбки на ней нет, а трусики порваны и по ноге струится кровь. Кто–то содрал ей кожу, — видимо, ногтями. Она вспомнила грязные ручищи, и ей стало дурно. Обняла водосточную трубу и так стояла в полубессознательном состоянии. К ней подошла женщина. И Дарья над самым ухом услышала:

— Бедная! До чего догулялась.

И потом:

— Ты меня подожди, я вынесу тебе одежонку.

Женщина скрылась в подъезде, но скоро вышла и протянула Дарье крепко поношенную, но чистую джинсовую юбку и совсем еще хороший зеленый плащ. Дарья оделась и пошла прочь от дома, где родилась, где потеряла сперва отца, инженера–электронщика, а теперь и мать.

Пришла к себе в комнату, бросилась на постель и зарыдала. Она плакала долго, неутешно, и о чем думала — не знала, и как теперь будет жить — тоже не знала…

Вошел Курицын.

— Ты плачешь? Что случилось?..

Дарья ответила не сразу:

— Умерла мама.

Она уронила голову к нему на колени и заголосила так, как в старое время по покойнику голосили русские бабы. Курицын гладил ее волосы и молчал. Так он долго сидел на ее постели, а затем поднялся, проговорил своим басовитым, энергичным голосом:

— Матушку не вернешь, а жить надо. Утирай слезы и пойдем ужинать.

Это был момент, когда для Дарьи началась новая жизнь, — самостоятельная, сиротская. Она сидела с Курицыным за столом и ничего не ела, и лишь когда он принес чашку кофе, положила в него сахар, стала размешивать ложечкой.

Утром, когда Барсов собирался на работу, ему позвонил Зураб Асламбек. Голос его звучал радостно, бодро, будто он нашел миллион рублей:

— Петрович! Ты меня узнаешь? Я Захар. Прилетел ночным самолетом. А?..

— Зураб! Как тебя не узнать?

— Зови меня Захаром. Я не русский, но хочу быть русским… Я назначен генеральным консулом в Санкт — Петербурге. А?.. Это ничего или как?.. Мы встретимся, и я расскажу, как живут ваши и мои дети. Да, да — они и мои дети. Я так захотел, и так будет. Таковы у нас законы. Если молодые люди живут в нашей стране, а родители их далеко, мы говорим: вы наши дети, приходите к нам как к себе домой. Как твой самолет? Он никуда не улетел? Ты его не продал? Если нет, то нам нужно говорить. И если продал, то тоже будем говорить. Со мной одним рейсом прилетели ваш посол Альберт Саулыч и олигарх Яша. Вы их слушайте и качайте головой. И все. Только качайте головой. Надо много думать, чтобы им сказать да или нет. Лучше ничего не говорить. У нас на Востоке такой закон: гостей много слушают, много угощают, но говорить слова не торопятся. Очень часто бывает хорошо, если слова будешь держать за языком. Или по вашей пословице: далеко от зубов. У вас много, много пословиц. Есть такая: слово не воробей, выпустишь — потом долго будешь бегать за ним.