Иван Дроздов - Подземный меридиан

• Название: Подземный меридиан
• Автор: Иван Дроздов
• Издательство: «Московский рабочий»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1972

Роман «Подземный меридиан» уже публиковался ранее под названием «Покоренный «Атаман». Для настоящего издания автор значительно переработал его, дополнил новым материалом и дал своему произведению новое название. Роман И. Дроздова является результатом кропотливого изучения жизни горняков на Урале и в Донбассе, где автор часто бывал, работая корреспондентом газеты «Известия». В нем рассказывается о героическом труде шахтеров, о той напряженной борьбе за технический прогресс в горных работах, которая развернулась в наши дни, проводится мысль об извечной мечте добытчиков хлеба индустрии — о безлюдной выемке угля. Герои произведения действуют не только в шахтах, научно-исследовательских институтах — они активно участвуют во многих общественных процессах, которыми отмечено наше время. В романе большое место отведено и духовной жизни рабочих, ученых, деятелей культуры.

М. «Московский рабочий». 1972 г.

---

— В чем же? — улыбаясь, спросила Мария.

— Мы теперь всюду видим, как искусство все больше смыкается с политикой, художники берут на себя функции политические.

— А–а–а… А это уже интересно. Ну, ну, продолжайте, вас любопытно послушать. — И Мария повернула к нему красивое лицо.

Андрей проговорил с Марией почти до обеда. За это время они трижды уплывали далеко в море, оставляя Василька у берега играть в кораблики. С пляжа они возвратились втроем. По дороге Мария завела сына в домик, где снимала для него комнату, накормила его, уложила спать и с Андреем пошла в санаторий обедать. После обеда Мария с Андреем, сидя на лавочке, завели разговор об искусстве. Андрей призывал на помощь те знания о театре, о литературе и живописи, которые он почерпнул из журналов, книг, больше за границей, во время своих поездок с бригадой электроников. Бывая в городах, особенно в столицах, он считал для себя обязательным побывать в театре, музее, посетить выставки художников. Это стремление шло у него от существа его интересов, от желания понять, как живут люди в разных странах, что занимает их воображение, какими глазами смотрят они на себя и на мир.

Мария, узнав, что Андрей был не раз за границей, попросила его рассказать, что он там видел. Андрей стал рассказывать. Рассказывая, поймал себя на мысли, что говорит книжно, неинтересно. И поймав себя на этом, вдруг махнул рукой:

— Впрочем, искусство дело темное, тут нужны специальные знания.

Мария поняла его и поспешила ему на выручку.

— Про итальянский неореализм вы интересно говорили, но в новаторы их зачисляете напрасно, — заговорила она, стараясь не задеть самолюбия Андрея. — Символы и контрасты?.. А разве реализм вот уже сотни лет не утверждает язык символов и контрастов?.. По–вашему, Толстой не создавал контрастов. А Болконский и Пьер?.. Кутузов и Наполеон? Это ли вам не контрасты?.. А символы?.. Его знаменитый дуб! Или лошадь со сломанным на скачках позвоночником?.. Не питайте иллюзий: ничего нового в неореализме нет. Наоборот: неореализм, каким вы видели его в Италии, — наиболее хитрый и коварный прием политиканов от искусства. Под громким лозунгом «Внимание к человеку!» они повели атаку на дух героизма в искусстве и, придушив этот дух, лишили искусство живой плоти. В кино, театре вам могут десять — двадцать минут показывать, как женщина вывешивает во дворе белье или как соседи ссорятся на кухне. Там, где неореализм пустил глубокие корни, там некому поклоняться, некем восхищаться, некого брать в образцы. А без героя нет борьбы человека за свои права — вот вам и политика. Подумаешь об этом — и станет ясно, почему на Западе неореалисты обласканы толстосумами. Вообще, заметьте: проще всего шарлатаны проникают в искусство. Люди научились беречь вещи — на дверях квартиры они вешают замки. Души и сердца мы оставляем открытыми…

Андрей слушал её и думал: «А ведь она рассуждает так, как я хотел сказать…»

Однажды после ужина они уговорились встретиться на берегу моря. Мария задержалась у Василька и пришла к месту свидания затемно, когда над пристанью уже зажглись причальные огни.

— Сегодня я покупаюсь вволю, — сказала Мария, заходя под грибок и сбрасывая босоножки. — Ведь сегодня есть кому посторожить мое платье.

Она вопросительно смотрела на Андрея, ожидая его согласия.

— Вы будете купаться? — сказал Андрей, показывая взглядом на море, которое к ночи разволновалось ещё сильнее.

Мария не ответила; она бросила на песок плащ, завернула в него кофту и юбочку, а босоножки положила на крышу покосившегося грибка. Подошла к берегу — к тому месту, до которого докатывались самые крупные волны.

Андрей отговаривал:

— Волны несут с собой камни.

Но она не слушала. Выждала время и в тот самый момент, когда ближайшая волна разлилась у берега, а новая с рокотом только ещё приближалась, побежала к воде.

Андрей не раз наблюдал купанье смельчаков на волнах, он и сам любил это занятие, но то, что в свете фонарей увидел он в эту минуту, превосходило самые рискованные забавы. Мария плыла навстречу несущейся с ревом водяной горе. В тот момент, когда передний склон волны приблизился к купальщице и стал поднимать её верх, она нырнула под воду. Искрящийся в лунном свете гребень волны накрыл её, колыхнул по всему берегу пенную гриву и устремился на берег — на песчаную косу, где стоял Самарин. Андрей пятился назад под напором грозной стихии. И когда тысячетонный вал загремел прибрежными голышами, его обожгла мысль: «А вдруг её унесет в море?!»

Неожиданно в темноте раздался мужской хриплый голос:

— Да тут, я гляжу, сосед мой полуночничает.

Самарин обернулся: рядом стоял Пивень.

— Чьи туфельки караулишь?

— Да тут… знакомая. Видишь — купается.

Пивень достал очки.

— Вижу… Вон, на волне! Она что, сумасшедшая?.. Её унесет в море! Слышишь… Что же ты стоишь?..

Пивень хихикнул и пошёл по берегу. Не раздумывая, Андрей побежал к дамбе. Отсюда он принялся махать руками, звать Марию на берег. Мария подняла над головой руки, но к берегу не поплыла, а направилась ещё дальше — в темень. Андрей разделся и кинулся в отлогую морскую зыбь.

Он долго искал Марию в темно–зеленых, искрящихся под луной волнах, но так и не пошёл, вышел на берег до смерти усталый. Мария стояла на берегу одетая и смеялась над ним.

Потом они взошли на подмостки деревянного причала; причал, как старик, скрипел и крякал от ударов волн; неоновые светильники на тонких металлических шестах качались, словно пьяные, и катер, стоявший с заветренной стороны, то поднимал свою полосатую трубу вровень с деревянным настилом, то вдруг проваливался, точно из–под него выдергивали опору.

Маша и Андрей прошли в конец причала, глубоко вдававшегося в море, остановились у крепких металлических перил.

— Ветра нет, а море волнуется, — сказала Маша, склонясь над перилами и наблюдая за тем, как волны, набегая на конусообразный выступ причала, делились на две половины и продолжали свой бег дальше, к береговым постройкам.

— Инерция, — пояснил Андрей. — Закон природы.

— Здесь проявляется характер моря, — заметила Мария с серьезным, мечтательным раздумьем.

— Вам бы морячкой быть, вы о море, как о живом существе, говорите.

— А вы побудьте с морем наедине, понаблюдайте за ним, попробуйте понять его, и вам откроются тайны морской души, вы увидите: у моря есть характер. Вот хоть бы теперь: ветер давно стих, а волны грозно надвигаются из темноты. Море сердится, оно не может успокоиться, хотя того, кто вызвал его волнение, давно уже нет.

Мария облокотилась подбородком на сжатые кулачки и тоже смотрела в рокочущую, таинственную темень. Она как бы не замечала Андрея, не придавала значения факту его присутствия и говорила будто не ему, а морю, у которого она находила душу и характер.

Андрей слушал и думал.

«Умница… Развитая… Умеет сказать по всякому поводу. А я как истукан: молчу в ответ да киваю головой», — терзал он себя. Ему хотелось бы заговорить ей в тон и сказать что–нибудь интересное, но, к великой своей досаде, ему ничего не приходило в голову, и он молча смотрел в море, где время от времени вспыхивали огоньки непонятного происхождения. Андрею захотелось сказать ей об этих огоньках, и он повернулся к Марии.

Она купалась в резиновой шапочке и теперь, сняв шапочку, умудрилась в нетронутом виде сохранить на затылке массивный, красиво уложенный бутон золотистых волос. В свете неоновых фонарей лицо её было белым, а глаза и брови ярко–черными; вся её маленькая, изящная фигурка казалась нарисованной на фоне ночного темного берега. У Андрея росло желание обнять её, поцеловать. Он взял её за локоть… Мария посмотрела на него, улыбнулась и сказала:

— Идемте…

В курортный городок возвращались они по слабо освещенной приморской улице. Шли не к санаторию, а к домику, где жил Василек.

— Он, конечно, спит, — тихо проговорил Андрей.

— Да, дети рано ложатся, — ответила она задумчиво.

У калитки Андрей снова взял Марию за локоть.

— Подождите, — приблизился он к ней. — Постоим немного. — В его голосе была слышна решительность, настойчивость.

Мария отстранила руку. Сказала сухо:

— До свиданья.

Распахнув калитку, она исчезла в саду.

В полумраке Мария едва отыскала дверцу на террасе. Василек спал, раскинув руки. Она предусмотрительно уложила его одетым, боясь, что без нее он раскроется и простынет.

Мария укрыла Василька одеяльцем, вышла на крыльцо. В конце аллейки, у калитки, почудился силуэт человека. «Самарин», — решила Маша. Она подошла к заборчику, посмотрела вправо, влево. Нет, Самарин ушел в санаторий. «Молодой, беззаботный, — подумала Мария, и невольное чувство зависти, сожаления и ещё чего–то грустного и смутного шевельнулось в её сердце. — Я с ним обошлась грубовато, надо бы помягче. Да и руку отняла так, будто он со мной намеревался сделать бог знает что…» Ей было приятно думать о Самарине, и она продолжала вспоминать все, что ему говорила и что говорил он ей. «С ним легко и хорошо», — улыбнулась Мария. Она поймала себя на мысли, что как бы нарочно сосредоточивает свое внимание на свойствах Самарина, а его молодости, физической привлекательности как бы не замечает, не видит.