Иван Дроздов - Подземный меридиан

• Название: Подземный меридиан
• Автор: Иван Дроздов
• Издательство: «Московский рабочий»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1972

Роман «Подземный меридиан» уже публиковался ранее под названием «Покоренный «Атаман». Для настоящего издания автор значительно переработал его, дополнил новым материалом и дал своему произведению новое название. Роман И. Дроздова является результатом кропотливого изучения жизни горняков на Урале и в Донбассе, где автор часто бывал, работая корреспондентом газеты «Известия». В нем рассказывается о героическом труде шахтеров, о той напряженной борьбе за технический прогресс в горных работах, которая развернулась в наши дни, проводится мысль об извечной мечте добытчиков хлеба индустрии — о безлюдной выемке угля. Герои произведения действуют не только в шахтах, научно-исследовательских институтах — они активно участвуют во многих общественных процессах, которыми отмечено наше время. В романе большое место отведено и духовной жизни рабочих, ученых, деятелей культуры.

М. «Московский рабочий». 1972 г.

---

— Мария Березкина! Я вас сразу узнал. Здравствуйте!..

Михаил и Зина через окно без стеснения рассматривали незнакомку.

— Я тоже к Самарину, — сказала Мария, — могу вас проводить.

— Вот кстати! — воскликнул Арнольд, раскрывая дверь автомобиля. — Садитесь и везите нас.

И только Мария села и машина тронулась, Арнольд повернулся к ней. Смешно тряхнув бородой, он продолжил:

— Я вас видел на репетиции… Всего один раз, но тотчас же узнал. Я бы вас и в Москве, в любой сутолоке…

— Арнольд! — прервала его Зина. — Будь элементарно вежлив: представь нам даму.

— Ах да! Прошу прощенья. Артистка местного театра Мария Березкина. А это… мои друзья и коллеги…

— Я была на вашем концерте, — пожала руку скрипачу Мария. — Вы пользуетесь большим успехом. Поздравляю вас. Но вот мы и приехали.

Арнольд, как у себя дома, распахнул калитку, жестом пригласил женщин и Михаила. Мария шла неохотно. Она была озадачена таким оборотом дела, но у нее не было иного выхода. С замиранием сердца представила она момент встречи с Андреем. И этот момент наступил немедленно: дверь растворилась, и на пороге показался Андрей.

— Маша! — сказал он тихо.

— Я не одна.

— Вижу. — Андрей обратился к гостям: — Здравствуйте! Проходите, пожалуйста!

Вошли в дом.

Самарины ели.

Из–за стола навстречу гостям поднялся Святополк Юрьевич. Чуть наклонил голову, представился:

— Художник Хапров. С кем имею честь?..

Церемониал знакомства продолжался недолго. Илья Амвросьевич принял у гостей плащи, попросту, по–русски рассадил всех за столом. Принес бутылку водки и, налив по большой рюмке, предложил выпить штрафную. Когда же улеглась сутолока первых минут, инициативу в беседе стал понемногу забирать Арнольд Соловьев. Он с аппетитом ел, энергично встряхивал головой, старался говорить громко и фамильярно. Было видно, как он из–за толстых, сверкавших в электрическом свете очков кидал быстрые, возбужденные взгляды на Марию, сидевшую между Хапровым и Ильей Амвросьевичем. Вообще, было заметно магнетическое действие Марии на молодых людей. Андрей ломал голову над целью её визита. Он до неприличия часто смотрел на нее и, естественно, не мог быть со всеми одинаково внимательным.

— Вы мне расскажите историю создания «Масленицы», — говорил Арнольд, обращаясь к Хапрову. — Я напишу о вас статью в газету, а затем брошюру, книгу. Я вас прославлю.

— Написать обо всем можно, — добродушно улыбался Хапров. — Чехов готов был написать рассказ о чернильнице. Важно, как написать, что написать. Обо мне в Англии тоже печатали в газетах, но иной раз такое, что лучше бы уже не писали.

— Мы напишем хорошо, — самоуверенно заключил Арнольд. Он начинал пьянеть и не слышал, не чувствовал глубокого подтекста в словах старого художника. — Мы вас подадим как истинно русского художника, патриота России, радеющего за исконные традиции, святую старину.

Соловьев проговорил эту фразу только потому, что она быстро пришла ему на ум и показалась эффектной, но затем, обдумав её, он про себя решил, что надо как–то иначе преподнести читателю статью о художнике, избравшем для своего творчества прошлое. Мысли о патриотизме он не хотел бы навевать своим читателям; ему по душе другая мысль: копайтесь в старом, чтобы не видеть нового.

И ещё Арнольд подумал: «Хапров — занозистый человек. Подвернись мне в Степнянске другая тема, я бы бросил его и не стал бы писать».

Сидевший рядом с Андреем Михаил рассказывал о своем впечатлении от самодеятельного концерта во Дворце культуры горняков.

— Я пришел за час до своего выступления и был зрителем превосходного ревю. Его давала самодеятельность. Хорошо плясала девушка. А потом пела. У нее красивое лицо. Универсальный талант. Я спросил: «Это профессионал?» Мне ответили: «Токарь из ремонтных мастерских». Нет, я не поверил. Тогда меня пригласили за кулисы и познакомили с девушкой. Она мне показала руки, и я увидел на коже следы металлической пыли. Я поклонился и сказал: «Прошу извинить!»

Арнольд сказал, ни к кому не обращаясь:

— Ничто так глубоко не пускает корни в человеческую природу, как предрассудки. И ничто так пагубно не влияет на прогресс, как предрассудки.

Зина дернула за конец пиджака Арнольда, широко улыбнулась и обратилась к Хапрову:

— Читателям было бы чрезвычайно интересно узнать, над чем сейчас работает художник Хапров. Не покажете ли вы нам, Святополк Юрьевич, свои последние работы?

Старый художник Хапров, как, видимо, и все художники мира, очень любил показывать свои работы. Он уже готов был достойно отпарировать Арнольду, но вкрадчивый голос журналистки на одну минуту погасил в нем полемический задор, и художник, предварительно выпив рюмку, хлопнул в ладоши и со словами: «А посмотреть, говорите?

Можно. Отчего же нельзя?.. Только, чур, не обижаться: старины больше не рисую, меня влечет тема современная!» — удалился в чулан, где у него хранились картины, этюды, наброски.

Арнольд и Зина приготовляли фотоаппараты — они намеревались заснять картины; Михаил тоже предвкушал интересное зрелище; Мария и Андрей, улучив удобный момент, вышли на крыльцо. Вечер стоял светлый и тихий. Тянул влажный и ласковый низовик. Осенняя намокшая земля под ним таяла, млела. Черные ветви деревьев стояли недвижно, точно литые из металла.

Андрей не понимал, зачем приехала Мария. Все время ждавший, что она заговорит с ним сама, он наконец спросил:

— Вы к нам артистов на экскурсию привезли?

— Никто не знал, где вы живете, — чуть краснея, ответила Мария. — Вы недовольны?..

Андрей пожал плечами. Поднялся и вдруг — проговорил:

— Хотите, я покажу вам, где работаю?

Они прошли в мастерскую.

— Так вот где обитает бедный Перевощиков! — воскликнула Мария, оглядывая стол, станок, диван. Она произнесла эти слова, вкладывая в них тот особенный смысл, который был понятен только им двоим.

— Вы пришли к Перевощикову из чувства жалости? — тихо проговорил Андрей.

— Нет, я пришла к нему потому, что он загордился, а мне захотелось его увидеть.

Андрей повернул переноску таким образом, чтобы видеть лицо Марии. Она запротестовала и отстранила лампу.

— Селезнев готовит для вас мастерскую, — сообщила она. — У него для вас есть свободное место.

— Вас, видно, беспокоит моя судьба?

— Я хочу, чтобы вы продолжали свое дело.

Мария взглянула на Андрея доверчиво, тепло. Её взгляд как бы говорил: «Извини меня, я говорю не то, не то…» Свет лампы ударил ей в лицо. Лицо казалось неестественно белым, а большие черные глаза ярко блестели.

— Василек помнит тебя, — вдруг сказала она невпопад.

— Правда? — оживился Андрей.

— Да, он спрашивал о тебе. Ты ему понравился.

Мария подошла к Андрею, коснулась пальцами его локтя.

— Почему не ходишь в театр? Приходи.

Андрей, пожимая ей руку и теряясь от нахлынувших чувств, сказал:

— Приду.

Ему хотелось бы кричать о своей любви, но он смотрел на нее молча — боялся испортить святую минуту.

21

Секретарь обкома говорил по телефону с редактором газеты, когда к нему вошла секретарша и положила на край стола визитную карточку Каирова. «Пусть ждет», — сказал он секретарше, на минуту отвлекаясь от телефона. Сам при этом подумал: «Не подозревает, что у меня лежит подлинная, самаринская рукопись». И так как разговор с редактором касался именно рукописи, то секретарь приглушил свой голос, поднес ладонь к трубке, повернулся в сторону от двери. Он говорил так, будто не знал об увольнении Сыча.

— Фельетон нам понравился — так и нужно развенчивать мнимые авторитеты, прилипал в науке. Мы сейчас готовим материал на бюро обкома, имеем документы, подтверждающие правильность фельетона даже в деталях. Да, да, именно: рукопись Самарина. И вот ещё что: подумайте о выдвижении Сыча. Таким журналистам нужно смелее вверять ключевые посты.

Секретарь произнес эти слова с ядовитой ухмылкой. Он понимал щекотливое положение Бузылева. Редактор же в ответ не говорил об увольнении Сыча, а лишь поддакивал да соглашался: «Будет сделано. Да, да… конечно».

— Передайте наше мнение коллективу редакции, — продолжал секретарь деловым, наставительным тоном. — Поблагодарите Сыча. Так и скажите: члены бюро обкома высоко ценят его работу.

Окончив разговор с редактором, он подошел к стоявшему у окна макету здания университета, который в нынешнем году начали строить в Степнянске, тронул пальцами угол верхнего этажа, где, по замыслам, разместится факультет электронного машиностроения. Вспомнил недавнее обсуждение кандидатур на должность декана этого факультета, Каирову отдавалось предпочтение. «А теперь, — подумал секретарь, — будем исключать из партии».

Подошел к столу, решительно нажал кнопку звонка.