Сара Бернар - Моя двойная жизнь

• Название: Моя двойная жизнь
• Автор: Сара Бернар
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1995
• ISBN: 5-8352-0470-1

Она стала легендой еще при жизни — выдающаяся французская актриса, писательница, художница. Мемуары раскрывают перед читателями мир чувств этой великой женщины, но не обнажают ее душу — в своих воспоминаниях она остается актрисой. Она хотела, чтобы ее знали такой, и ей невозможно не поверить, настолько просто и естественно рассказывает она о своем детстве, о людях, с которыми сводила ее судьба, о театральных впечатлениях… Но по-прежнему, как в любых мемуарах, неуловимой остается грань между реальностью и субъективным ощущением действительных событий.

---

Наконец я ушла со сцены. «Маменька, что случилось с маменькой?..» Никто не мог мне ничего ответить. Круазетт подошла ко мне и сказала: «Что с тобой? Я тебя не узнаю. Тебя словно подменили на сцене». В двух словах я поведала ей о том, что видела и чувствовала.

Фредерик Фебр тотчас же отправил посыльного, и вскоре врач театра прибежал с известием:

— Мадемуазель, с вашей матушкой случился обморок, и ее отвезли домой.

Я посмотрела ему в глаза:

— Сердце, не так ли, сударь?

— Да, — промолвил он. — У вашей матушки очень неспокойное сердце.

— Я это знаю, она серьезно больна.

И, не в силах больше сдерживать себя, я разрыдалась.

Круазетт помогла мне добраться до гримерной. Она была сама доброта, мы были знакомы с детства и любили друг друга. Ничто никогда не могло нас рассорить: ни злые сплетни завистников, ни терзания уязвленного самолюбия.

Моя милая госпожа Герар села в карету и помчалась к маменьке, чтобы потом сообщить мне о ее состоянии.

Я наложила на лицо немного рисовой пудры. Публика, не подозревавшая о том, что произошло, начала проявлять нетерпение, приписывая мне новую причуду, и встретила мое появление еще более холодно. Но мне было все равно, я продолжала думать о своем. Актриса Бернар твердила текст мадемуазель де Бель-Иль — глупую и ужасно занудную роль, — а я, Сара, тем временем ждала известий о маменьке, боясь пропустить возвращение «моей милочки», которой наказала: «Приоткрой дверь со стороны сада, как только вернешься, и покачай головой вот так… если дело идет на лад, и вот так… если дело худо».

Но за время ожидания я позабыла, какое из моих «вот так» означало «на лад», а какое «худо», и, увидев в конце третьего акта, как госпожа Герар приоткрывает дверь и качает головой сверху вниз, как бы говоря «да», я впала в совершенный маразм.

Это произошло во время большой сцены третьего действия, в которой мадемуазель де Бель-Иль упрекает герцога де Ришелье (Брессана) в том, что он ее окончательно погубил. Герцог отвечает: «Почему же вы не сказали, что кто-то прятался и подслушивал нас?» Я воскликнула: «Это Герар принесла мне известие!» Зрители ничего не заметили, так как Брессан замял мою реплику и спас положение.

В роли леди Макбет

Изеиль в пьесе А. Сильвестра и Е. Миранда

Феодора в спектакле по пьесе В. Сарду

В роли Жисмонды (В. Сарду «Жисмонда»)

По окончании сцены, после весьма вялых хлопков, я узнала, что матушке уже лучше, но у нее был очень сильный приступ. Бедная матушка! Она сочла меня такой уродливой, как только я вышла на сцену, что ее прекраснодушное безразличие сменилось мучительным изумлением, изумлением, которое переросло в ярость, когда сидевшая рядом толстая дама проговорила с усмешкой: «Эта маленькая Бернар — просто костлявая головешка».

Я пришла в себя и в последнем действии играла уже уверенно. В тот вечер бешеный успех имела Круазетт — очаровательная маркиза де При.

Однако второй спектакль принес мне больший успех, который утвердился во время следующих представлений и вырос до того, что пошли слухи, будто я нанимаю клакеров. Посмеявшись от души, я даже не опровергала их, так как ненавижу попусту оправдываться.

Следующим моим дебютом была роль Юнии в «Британике», где Муне-Сюлли блистательно играл Нерона. Восхитительная роль Юнии принесла мне огромный, невиданный успех.

Затем, в 1873 году, я сыграла Керубино в «Женитьбе Фигаро». Сюзанну играла Круазетт, и этот обворожительный и веселый образ в исполнении столь прелестного создания доставлял зрителям истинное наслаждение. Роль Керубино стала для меня новой удачей.

В марте 1873 года Перрен решил поставить «Далилу» Октава Фейе.

Я играла тогда молоденьких девушек, юных принцесс либо юношей: мое тщедушное тело, бледное лицо и весь мой болезненный вид обрекали меня в то время на роли жертв. Внезапно Перрен, сочтя, что мои жертвы слишком умиляют зрителей, а я возбуждаю их симпатию только благодаря своему амплуа, распределил роли самым нелепым образом: я должна была играть Далилу, злую и жестокую темноволосую принцессу, а Софи Круазетт — белокурую умирающую идеальную деву.

Столь странное распределение ролей привело к провалу спектакля. Я насиловала свою природу, Изображая надменную и сладострастную сирену, набивала свой корсаж ватой, а бока юбки — конским волосом, но не могла скрыть своей болезненной худобы.

Круазетт была вынуждена сдавливать свой роскошный бюст бинтами, которые стесняли ее движения и затрудняли дыхание, но не могла скрыть своего круглого хорошенького личика с милыми ямочками. Я говорила более низким голосом, она — более высоким. Все это было бессмысленным. Спектакль почти не имел успеха.

Затем я получила роль в «Отсутствующем», одноактной пьесе в стихах Эжена Манюеля, и в очень смешной одноактной пьесе в стихах «У адвоката» Поля Феррье, где мы с Кокленом спорили до хрипоты. Далее, 22 августа, я сыграла с огромным успехом роль Андромахи. Никогда не забуду первый спектакль, ставший для Муне-Сюлли[56] подлинным триумфом. Ах, до чего же прекрасен был Муне-Сюлли в роли Ореста! Его выход, неистовство, безумие и пластичная красота этого изумительного артиста — как это было прекрасно!

После Андромахи я сыграла Арикию в «Федре», и эта второстепенная роль принесла мне в тот вечер успех.

Вскоре мое положение в «Комеди» настолько упрочилось, что некоторых актеров охватило беспокойство. Это беспокойство перекинулось и на дирекцию. Господин Перрен, человек большого ума, о котором я вспоминаю теперь с самыми добрыми чувствами, был чудовищно деспотичен. Я не уступала ему в упорстве. Война между нами никогда не затихала. Он жаждал навязать мне свою волю, я же отказывалась ей подчиняться. Он охотно смеялся над моими проделками, когда они были направлены на других, и приходил в ярость, как только сам становился их жертвой.

Признаться, мне нравилось доводить Перрена до белого каления. Теперь я в этом раскаиваюсь. Он становился таким косноязычным, когда пытался говорить быстро, в то время как обычно взвешивал каждое слово; его часто нерешительный взгляд вдруг делался угрожающим, а бледное утонченное лицо покрывалось пунцовыми пятнами. Впадая в гнев, он поминутно снимал и надевал свой цилиндр, отчего его тщательно приглаженные волосы начинали топорщиться во все стороны.

Несмотря на свой далеко не ребяческий возраст, я предавалась этим жестоким забавам, как девчонка, и хотя впоследствии неизменно сожалела о своих проделках, но возобновляла их снова и снова. Даже сейчас, махнув рукой на прожитые дни, недели, месяцы и годы, я обожаю озорничать.

Между тем обстановка в «Комеди» начинала меня раздражать. Я хотела играть Камиллу в пьесе «С любовью не шутят», но роль получила Круазетт. Я хотела играть Селимену — роль опять получила Круазетт, в которой Перрен не чаял души. Он восхищался Круазетт, и молодая актриса, будучи чрезвычайно честолюбивой, очаровывала старого деспота своими деликатными манерами, обходительностью и показным смирением.

Таким образом Софи Круазетт достигала всего, что ей было угодно. Будучи открытой и прямой по натуре, она часто поучала меня в ответ на мои жалобы: «Бери пример с меня, будь более гибкой. Ты вечно бунтуешь, я же делаю вид, будто исполняю любую прихоть Перрена, но на самом деле это он исполняет каждый мой каприз. Попробуй то же самое».

Выслушав ее, я набралась храбрости и пошла к Перрену. Он, как всегда, приветствовал меня своей дежурной фразой:

— О, здравствуйте, мадемуазель бунтовщица, вы наконец угомонились?

— Да, угомонилась, но, будьте любезны, выполните то, о чем я вас прошу!

И я принялась кокетничать, очаровывать его своим мелодичным голосом. В ответ он мурлыкал, острил (он был вообще очень остроумен), и с четверть часа мы были весьма довольны друг другом. Наконец я разрешилась своей просьбой:

— Позвольте мне сыграть Камиллу в пьесе «С любовью не шутят».

— Но это невозможно, деточка, Круазетт будет недовольна.

— Я с ней говорила, ей все равно.

— Вы не должны были с ней об этом говорить.

— Почему?

— Потому что распределение ролей — дело администрации, а не актеров.

Он уже не мурлыкал, а рычал, я же разозлилась и через минуту выбежала из комнаты, хлопнув дверью.

Я изводила себя, рыдая ночи напролет. Тогда же я сняла мастерскую для занятий скульптурой. Поскольку мои духовные силы и потребность в творчестве не находили выражения в театре, я приложила их к другому виду искусства, отдавшись ваянию со всем присущим мне неистовым пылом. И вскоре я достигла значительных успехов.