Павел Генералов - PRосто быть богом: ВВП

• Название: PRосто быть богом: ВВП
• Автор: Павел Генералов
• Жанр: Детектив
• Год: 2012

Роман про удивительные российские выборы, про любовь, честь и достоинство. Дело происходит в небольшом волжском городе, выбранном для пробной реализации большого политического проекта. "Народ" и "партия" однако вовсе не едины, а разного рода политтехнологические экзерсисы порой работают непредсказуемо. Как то, впрочем, и должно быть в нашей богоспасаемой Отчизне. Благо чувство юмора и здорового пофигизма почти никогда не оставляют героев в предлагаемых им обстоятельствах.

---

Но кто же за это мог кинуть в него камень? В России за всё приходится платить. Надо только знать — кому. И, главное, чтоб потом не кинули. Жарский кидал редко. Хотя всё равно к своим сорока двум годам врагов нажил предостаточно.

Проезжая мимо гостиницы «Волга», Жарский чертыхнулся. Его цепкий и внимательный глаз углядел, что с крыльца опять исчезла металлическая решетка, обычно утопленная в прямоугольную бетонную раму и служившая для вытирания ног. Сейчас яма зияла по центру крыльца перед самыми дверями гостиницы. Хорошо, что хотя бы дождя не было.

С воровством металла и сдачей его в скупку Жарский боролся давно и нельзя сказать, что безуспешно. После экзотической поездки в Улан — Батор, где все канализационные люки были украдены напрочь и, кажется, навсегда, и где надо было ходить по улицам с большой оглядкой себе под ноги, чтоб невзначай не провалиться в преисподнюю, он у себя в Великоволжске предпринял драконовские меры по борьбе с расхитителями. Меры принесли желаемый результат — с одним единственным исключением: решетка с крыльца гостиницы «Волга» продолжала пропадать с чудовищной регулярностью.

И так не слишком–то бодрое настроение этого утра было испорчено окончательно. О чём пока не подозревал подполковник Семёнов, начальник городского УВД, бывший зам Жарского ещё в бытность того главным городским милиционером. Сине–белый служебный «форд» Семёнова стоял у подножия памятника Ленину, расположенного между ёлками аккурат перед зданием городской администрации. Сёмёнов каждое утро ждал здесь Жарского для ежедневного доклада.

Вот, наконец, показался малиновый «лендкрузер» и припарковался дверь в дверь с «фордом» Семёнова.

Опустилось окошко «лендкрузера», оттуда показалась очень недовольная физиономия Жарского:

— Семёнов, твою мать! — такое начало не предвещало ничего хорошего. В последнее время Жарский даже в разговоре со служивыми выбирал более парламентские выражения, очевидно — внутренне готовился к предстоящим выборам и приучал себя к максимально толерантному общению с избирателями, среди которых, понятное дело, попадались и милиционеры. — Опять у тебя решетку… скоммуниздили! Я тебя в последний раз спрашиваю: доколе?!

У Семёнова несколько отлегло от сердца и он привычно развёл руками:

— Ну, вы же знаете, Георгий Петрович, у нас недобор с кадрами. Не поставлю же я у каждой решетки по постовому! У нас и так…

— Ладно, докладывай! — обречённо отмахнулся Жарский.

— В ДК электролампового подрались наши и заволжские…

— И кто победил?

— Обижаешь, Георгий Петрович! Пятерых даже в плен взяли. Сидят у меня в КПЗ.

— Подержи до вечера. Главное — курить не давай. Замолят о пощаде — возьми с каждого показания под подпись и — в шею их, в шею!

— Понял, Георгий Петрович. В детском парке колесо обозрения поломали. Ищем!

— Чего искать? — огрызнулся Жарский. — Вали на заволжских. Пусть возмещают.

— А если заупрямятся?

— Ножи у них изъяли?

— Три! — Семёнов готовно показал три пальца на правой руке.

— Ну, так и поставь их перед альтернативой: или ты открываешь на них дело за ношение холодного оружия, или… дело не открываешь, а они втихую скидываются на ремонт колеса.

— Да, Георгий Петрович! У вас не голова, а дом советов! — с видимым восхищением проговорил Семёнов. Он всегда ценил в своём начальнике поразительное умение сочетать коммерцию с усилением правопорядка.

— Что ещё? — прервал грубую лесть Жарский.

— Ещё… — Семёнов чуть замялся. — Ещё Вася — Царь из заключения вышел…

Никакой особой реакции на это сообщение не последовало. У Семёнова даже создалось ощущение, что Жарский пропустил весть мимо ушей, но повторить он не решился.

— А это что ещё за хрень? — вдруг воскликнул Жарский, глядя в зеркало заднего вида.

Семёнов высунулся из окна «форда» и посмотрел в нужную сторону. Из–за пятиэтажек, со стороны авиационного завода над городом словно обезумевшая луна поднимался огромный синий воздушный шар. Присмотревшись, Семёнов легко различил на нём крупную яркую надпись. Она гласила просто и откровенно:

Жарский, уходи!

— Убрать! — коротко распорядился Жарский, видимо, сумевший прочитать надпись ещё в зеркале и даже с заду наперёд.

— Это ж с авиационного завода запустили! — пролепетал Семёнов. — Там не наша территория — у них собственная охрана.

— Придумай что–нибудь! — бросил Жарский, уже двигаясь с места. — Ты ведь начальник милиции. Пока.

Сёмёнов понял, что последнее «пока» вовсе не было словом дружеского прощания. Это сакраментальное «пока» скорее напоминало о том, как всё не вечно на этой земле. Проводив глазами малиновый «лендкрузер», он резво схватил рацию и разом начал жать на все её кнопки.

***

Морковка была тощенькой–претощенькой, втрое меньше собственной ботвы, но зато свежевымытой. Это чтобы вид был товарный.

Под стать морковке, разложенной ровными кучками на щелястом ящике, были и остальные овощи этого самостийного рыночка. Перышки ярко–зелёного лука, светленькая юная петрушка, пушистый укроп, малюсенькие свёколки с огромными листьями, подростки–кабачки — это всё были радости раннего летнего периода, когда не созрели ещё более солидные, увесистые фрукты–овощи.

Была и рыба — от небольших съежившихся воблинок до самодовольных, лоснящихся жиром копчёных рыбин с приоткрытыми хитрыми глазками. Свежую рыбу возили на Центральный рынок, где были хоть какие–то, но холодильники.

Клубнику в Великоволжске в основном закручивали в банки, лишь сейчас, в начале сезона, выставляя банки на продажу. Здешняя клубника слыла лучшей в Среднем Поволжье — самой крупной, сладкой и сочной. Впрочем, редко какой российский городок не славится лучшей в окрестностях клубникой.

— Бери, дочка, для внуков делала, — уговаривала темнолицая старушка в голубом платочке раннюю покупательницу, присмотревшую вкусную банку прямо из автомобиля.

Рынок и размещался вдоль дороги специально для таких вот покупателей на колесах.

— Беру, беру, бабушка, — дама, не снимая темных очков, рылась в кошельке, похоже, отыскивала не слишком крупную купюру.

— Дама, хрену возьми, задёшево отдам, — подскочил к машине дед Пахомыч, единственный здесь мужчина.

Солидарные с бабулькой женщины быстренько оттёрли нарушителя неписанных правил уличной торговли от покупательницы. Та, наконец расплатившись, уехала с клубникой и пакетом зелени, которую старушка умело всучила вместо сдачи.

Пахомыч раскладывал корявые корни хрена по размеру на законном месте, картонном ящике из–под бананов, и недовольно ворчал под бугристый свой нос:

— Во, бабы, одно слово — дуры! Как будто их хрены, вцепились, прям иксплуататоры! Одно слово — баба бабе свой хрен ни в жисть не уступит…

— Ты чё несёшь, Пахомыч? Кому твой хрен нужен, пень ты допотопный! — расхохоталась соседка, пышная тетка среднего крестьянского возраста, то есть от тридцати до пятидесяти примерно. — У нас у самих этого добра в огороде! И поливать не надо!

Внушительные груди Надежды мелко затряслись от смеха.

— Да что б ты понимала в хрене, Надежда, — беззлобно вздохнул Пахомыч.

Вообще–то, если по паспорту, он был вовсе не Пахомыч, а Ильич — Николай Ильич Пахомов. Но Ильичом традиционно называли его старшего брата, уже покойного, так что в тёзках вождя Пахомычу побыть так и не удалось. Сначала из–за брата, а потом и вовсе не актуально стало — прижилось, прилипло к нему именно «Пахомыч». Пахомычем ему жилось неплохо, во всяком случае, на качестве выращиваемого хрена это никак не отражалось. А больше у Пахомыча в огороде ничего и не выживало. Зато самогон он делал — зашибись!

Место у Пахомыча было не лучшее, но и не худшее — предпоследнее в длинном ряду ящиков. Последней была тётка Наталья, так уж исторически сложилось.

Во–первых, Наталья приезжала на допотопном мотоцикле «Урал» с коляской. Таком древнем, что бухтел и бренчал похлеще самого Пахомыча. А вонял этот мотоцикл бензином так, будто он комбайн. Или — космический корабль с неисправным бензобаком. Кому охота, чтобы этакое чудище за спиной весь день стояло и дурманяще пованивало?

Во–вторых, Наталье в принципе было всё равно где торговать, а рядом с нею торговать было очень даже выгодно. Ведь у неё, как выражалась учёная Надежда, закончившая мало того, что техникум торговли, так ещё и курсы повышения квалификации, у Натальи всегда «исключительно эксклюзивный товар». То есть — продает тётка Наталья то, чего у других нету. Поэтому тётке Наталье всё равно где стоять, а Пахомыч рядышком, гляди и свою какую–никакую хреновину продаст. Успех, известное дело, штука заразная.