Владимир Кайяк - Чудо Бригиты. Милый, не спеши! Ночью, в дождь...

• Название: Чудо Бригиты. Милый, не спеши! Ночью, в дождь...
• Автор: Владимир Кайяк
• Издательство: Лиесма
• Жанр: Классический детектив
• Год: 1985

В сборнике представлено творчество трех латышских прозаиков.

 В. Кайяк — мастер психологически тонкого рассказа и автор увлекательных детективных романов. Сколь бы сложна ни была интрига у Кайяка — автора детективного романа «Чудо Бригиты», в ней обязательно проявит себя Кайяк — психолог. Интересная фабула — не единственное и не главное достоинство романа, оно — в постановке сложных психологических проблем.

 Творчество Г. Цирулиса хорошо известно русскому читателю. Новый роман «Милый, не спеши!» написан от имени журналиста, который становится участником расследования преступления. Автор размышляет над тем, почему так запутаны судьбы людей, что должны делать мы все, чтобы в людях одержало победу сильное и доброе начало.

 А. Колберг с первых шагов своего творчества остается верен детективному жанру. Как и в предыдущих романах писателя, доминанта нового романа «Ночью, в дождь...» — исследование социально-психологических причин преступности в нашем обществе.

---

Духовные ценности, кажется, Винарту не нужны. Правда, ради общественного мнения он готов перед ними почтительно снять шляпу, но на самом деле они ему ни к чему. Для престижа ему вполне достаточно двух–трех клиентов из сферы искусства. Вообще к артистам и художникам он относится с некоторой подозрительностью – слишком легкомысленным и праздным делом они занимаются. Уважение он испытывает лишь к титулованным представителям этой сферы да к высоким ценам на картины в Художественном салоне.

Должностным лицам – вот им он кланяется, потому что от них всегда можно получить какие–нибудь реальные ценности в виде резолюции «Не возражаю» или «Обеспечить!» на уголке заявления или прямо со стройки от прораба – цемент, релин, финские обои.

Мне представляется, что многие люди, подобные Винарту, все видят не так, как мы: деревья, улицы, дома – все. Весну – сквозь рыночную цену на редиску, зиму – сквозь количество угля, необходимого для отопления теплицы. Я вспомнил, как в зоопарке возле вольера с американским бизоном некий глава семьи со знанием дела говорил, показывая на холку могучего животного: «Резать сначала надо вот здесь, потому что там, вдоль спины, эти толстенные кости ни один топор не возьмет! В нем пудов пятьдесят чистого мяса!» Детишки обступили своего умного папочку и смотрели на него, разинув рты, а я, кажется, понял, почему бедняги индейцы, не имевшие пристрастия к мясу и ценным шкурам, из шестидесяти миллионов бизонов сумели сохранить их всего две–три сотни.

Однако такие рационалисты создают материальные ценности. Даже в свободное время. В отличие от тех, кто в свободное время их только потребляет. Создание ценностей для рационально думающих является и работой, и хобби. Эмоциональный голод их не гложет, ведь создание ценностей обеспечивает их эмоциями в избытке: то градом или заморозками побило рассаду, то снизился уровень грунтовых вод, то возникла неожиданная конкуренция на рынке со стороны потребсоюза – пригнали из Азербайджана или еще откуда–то четыре вагона цветной капусты.

Я только не понимаю, почему сельские жители Латвии, еще с давних времен склонные к рационализму, все же сажали возле своих домов липы, дубы и кусты сирени, а непрополотая грядка с цветами всегда была несмываемым позором для хозяйки. Почему в латышской деревне, где и ныне работают от зари до зари, читают книг больше, чем где бы то ни было, хотя у них, как и в Риге, есть возможность смотреть три (а кое–где и четыре – еще эстонскую или литовскую) программы телевидения?

В дверь кабинета стучат.

– Войдите.

Винарт Кирмуж. Наглость с лица исчезла, он явно озабочен и смущен. К тому же допустил тактическую ошибку: не оставил в коридоре на столе лист с объяснением, а держит его в руке – мне отлично видны несколько строчек в правом верхнем углу. Значит, написал всего: тому–то от того–то, проживающего там–то.

– Может, вы все же разрешите позвонить? Профессору Наркевичу.

– Почему именно ему? Ведь у нас много и других знаменитостей.

– Это очень важно.

– Для меня важно, чтобы вы написали объяснение. Я жду!

– Извините…

Дверь закрылась.

«Конечно, не профессор ему нужен, он хотел предупредить Науриса, что находится здесь».

Разве крайний рационализм не самый надежный путь, чтобы выбиться в люди? Только вопрос – в какие? Вроде бы в работящие и честные, только честность их кончается там, где начинается собственное благополучие. Тогда в дело можно пустить сильные средства. Кирмуж в этом смысле, конечно, не очень характерный пример. Он зашел слишком далеко. Достаточно даже машин, не говоря уже об убийстве Грунского. И это, конечно, несчастный случай. Да, убийство, но с Винартом несчастный случай, потому что оно не вписывается в его биографию рвача. Таскал–таскал горячие угли чужими руками, но неожиданно обжегся и сам. Ошибся. Но почему? Он отнюдь не принадлежит к тем, кто ради минутного каприза готов заплатить любую цену, деньги он считает осмотрительно и дверь черного хода в своем доме всегда держит открытой, чтобы в случае чего можно было улизнуть.

Возвращается Ивар.

– Ну что, этот пижон еще ничего не написал?

– Он желает говорить с профессором Наркевичем.

– Интересно, что он хочет сообщить Наурису? Наверно, у них есть договоренность о каком–нибудь шифре.

– Может быть.

Ивар откидывается на спинку стула и вытягивает свои длинные ноги до моего стола.

– Начнем? – спрашивает он.

– Не возражаю.

– Подожди! Есть другое предложение, но ты не согласишься.

– Говори уж.

– Чего хочет он? Подкинуть информацию. Чего хотим мы? А нам надо получить эту информацию. – Ивар понемногу увлекается своей идеей, хотя выкладывает ее весьма сдержанно. – Это сэкономило бы нам и время, и труд. Вот увидишь, он еще раз попытается поговорить с тобой. А ты поломайся, не сразу соглашайся, чтобы я успел сбегать вниз в дежурную и позвонить на телефонную станцию…

– Лучше начнем.

– Что начнем?

– Допрос.

– Я так и думал, что ты не согласишься. А жаль…

– Давай не будем вредить сами себе.

– Ты великий теоретик, я рад за тебя. В преклонном возрасте наверняка буду вспоминать тебя с благодарностью.

Кирмуж все еще не справился со своим делом. На листе бумаги всего три строчки: толкучка, генератор, Ходунов и все. Внизу витиеватая подпись.

– Если не позволите мне позвонить, я отказываюсь говорить! – угрожает он.

– Этим вы нас не удивите: вы ведь уже отказались писать. – Ивар что–то ищет в своем письменном столе, находит и кладет перед Винартом собственноручные показания Илгониса Алпа. – А прочитать… Окажите нам небольшую услугу!

Я смотрю на Винарта, пока он читает: на его лице вспыхивают и бесследно исчезают красные пятна.

– Мы не запрещаем вам, – продолжает Ивар, – это печальное признание Алпа измять, порвать или даже съесть, если появится аппетит, у нас есть такое же второе.

Не дойдя до середины, Винарт Кирмуж прерывает чтение. С таким мне еще не приходилось встречаться: обычно соучастники преступления стремятся перечитать показания по нескольку раз, если уж такая возможность предоставляется, ведь потом на этом нужно строить свою защиту, признание или умалчивать о чем–нибудь.

Он начинает говорить. Каких только интонаций нет в его быстрой, хаотической речи: унижение и отчаянная мольба, ненависть и лесть, угрозы и торгашеские обещания продать по дешевке. Чего–то он лишился. Чего–то такого, на что очень рассчитывал. Его корабль тонет, на этом корабле у него был отличный спасательный круг, но Винарт уже не может его отыскать или он ему стал недоступен. Он унижен и одурачен, ведь все было так хорошо им продумано и разложено по полочкам, он все предусмотрел, ничего не оставив на самотек. Как в игре в «очко» – противник некорректной игрой получил девятнадцать, в прикупе взял валета и сорвал весь банк.

– Я ничего не скажу. Я ничего не стану писать. Я подожду, пока вы мне позволите поговорить с профессором Наркевичем. Все равно он в ближайшие дни узнает о моем аресте и явится сам.

– Ну, пожалуйста… будьте людьми, разрешите мне позвонить ему… Я только скажу, что нахожусь здесь – и все. Зачем я вас упрашиваю – в конце концов, это ведь и в ваших интересах. Поняли? Неужели не поняли? Я хочу избавить вас от неприятностей.

– А если я предложу вам сотрудничество? Я много знаю, но могу узнать еще больше. По хозяйственной линии. В основном по хозяйственной. Конечно, если мы договоримся…

– Вы еще пожалеете… Вы горько пожалеете!

Это угрозы, в которые Винарт Кирмуж и сам уже не верит.

Глава XIX

Какая безмятежная белизна вокруг! Сады будто уснули, до подбородка натянув толстое пушистое одеяло. Снег глубокий и рыхлый – поглощает все звуки. На какое–то время снегопад прекратился, лишь отдельные тяжелые снежинки кружатся в воздухе. Настолько редкие, что увидеть их можно лишь в потоке света от уличных фонарей.

Я стою на небольшом холме, впрочем, пожалуй, и не на холме: просто Сады расположены ниже, я могу их обозреть, как на старинных картинах генералы обозревают поле битвы, где плотными рядами со штыками наперевес друг другу навстречу маршируют отряды воинов, кони встают на дыбы, а над пушечными стволами вьются облачка дыма.

Сражения на моем поле битвы закончились, но война еще продолжается – еще будут и жестокие бои с оружием в руках, и дипломатические переговоры. Только в Садах баталий уже не будет, они могут спать спокойно, высунув сквозь белое покрывало свои покосившиеся изгороди, метелки фруктовых деревьев и разноцветные будки.

До самого горизонта – где снег сливается с тьмой – в Садах не видно ни одного огонька, ни одного освещенного окна, только в противоположной стороне, где город, сверкают гирлянды огней. Но эта абсолютная тишина, наверно, обманчива: на только что выпавшем снегу вдоль гаражей, среди засохших стеблей крапивы уже протоптана дорожка. По этой тропке провел меня старик, обнаруживший в канаве труп Алексиса Грунского.