Владимир Кайяк - Чудо Бригиты. Милый, не спеши! Ночью, в дождь...

• Название: Чудо Бригиты. Милый, не спеши! Ночью, в дождь...
• Автор: Владимир Кайяк
• Издательство: Лиесма
• Жанр: Классический детектив
• Год: 1985

В сборнике представлено творчество трех латышских прозаиков.

 В. Кайяк — мастер психологически тонкого рассказа и автор увлекательных детективных романов. Сколь бы сложна ни была интрига у Кайяка — автора детективного романа «Чудо Бригиты», в ней обязательно проявит себя Кайяк — психолог. Интересная фабула — не единственное и не главное достоинство романа, оно — в постановке сложных психологических проблем.

 Творчество Г. Цирулиса хорошо известно русскому читателю. Новый роман «Милый, не спеши!» написан от имени журналиста, который становится участником расследования преступления. Автор размышляет над тем, почему так запутаны судьбы людей, что должны делать мы все, чтобы в людях одержало победу сильное и доброе начало.

 А. Колберг с первых шагов своего творчества остается верен детективному жанру. Как и в предыдущих романах писателя, доминанта нового романа «Ночью, в дождь...» — исследование социально-психологических причин преступности в нашем обществе.

---

Затем мне предлагают журнал «Дадзис» и я пробегаю раздел «Чего только не бывает на свете», успеваю также перелистать и просмотреть карикатуры, и тут происходит чудо – передо мной на стол ложится гладкий бланк из серого картона…

Грунский Алексис Леопольдович, родился в 1923 году в Лудзенском уезде. Женат, имеет дочь.

В верхнем правом углу карточки – фотография. Должно быть, очень старая. Тупое, невыразительное лицо с большими мешками под глазами.

На другой стороне карточки клетки для сведений дактилоскопии, именно по ним и осуществлена идентификация. Значит, все же был осужден.

Вот и нужная графа.

Нет, осужден не был. В 1967 году ему было предъявлено обвинение по статье 139–й, часть первая (тайное хищение личного имущества граждан), но дело прекращено в связи с амнистией. Наверно, побыл некоторое время в изоляторе предварительного заключения и оставил на память отпечатки своих пальцев, которые затем перекочевали в электронику вычислительного центра.

Может, отправиться в архив и разыскать уголовное дело? Только не верится, что с этим может быть что–то связано, ведь прошло слишком много времени – пятнадцать лет. К тому же это не могло быть какое–нибудь сверхпреступление, если попал под амнистию. Статья тоже об этом говорит.

Профессия – печник.

Адрес.

Это самое главное. Отправляюсь в управление – может, удастся раздобыть транспорт – сейчас многое значит скорость. Когда вышел из дома? С кем его видели в последний раз? Элементарно.

Глава V

Перелистываю справочник, чтобы выяснить, к какому району относится местожительство Грунского и кто там участковый инспектор. Участковые инспекторы для нас, следователей по уголовным делам, самая надежная опора. К сожалению, ни один из трех указанных в книге телефонов не отвечает.

Ждать я не могу – нет времени, вызываю машину и успеваю позвонить Спулле в прокуратуру – обрадовать ее, что личность жертвы установлена.

Едем через старый воздушный мост, мимо башни ВЭФа и сворачиваем на улицу Бикерниеку. Я подумал: вдруг участковый инспектор вернулся. Делаем небольшой крюк и подъезжаем к его комнате рядом с домоуправлением, но комната заперта, а в домоуправлении никто не знает, куда он ушел и когда появится – дел у него много, сидя в кабинете, много не наработаешь. Жаль: только участковый инспектор мог бы проводить меня к постоянным собутыльникам Грунского.

– Когда вернется, попросите его никуда не уходить, подождать меня, – говорю я бухгалтеру домоуправления, и она обещает все выполнить наилучшим образом.

Катим на «Волге» дальше.

Смотрим на номера домов.

Серый двухэтажный дом с темно–зелеными оконными рамами. Чистый, аккуратный дворик, два–три гаража. На качелях, подвешенных к суку одинокого дерева, летает длинноногая девчонка–подросток в бежевых колготках.

Шестнадцатая квартира находится как раз напротив дверей коридора, рядом с вереницей кладовок. Снаружи хорошо слышен разговор в квартире. Женщина тараторит без перерыва, мужчина лишь изредка вставляет слово, другое. Звоню, и дверь почти сразу открывается.

Женщине лет тридцать, мужчине примерно столько же. Он сидит за столом, ест суп. На маленькой тарелочке лежит кусок вареного мяса и ломоть черного хлеба. Он смотрит на меня сердито, словно ворона, трапезу которой неожиданно прервали.

– Скажите, пожалуйста, здесь проживает Алексис Грунский? – спрашиваю я. Никаких документов у меня не требуют, а сам я не тороплюсь их показывать.

– Нет, здесь такой не проживает! – быстро и нервно бросает женщина.

За это время я успеваю окинуть взглядом кухню, за которой видна небольшая комната (дверь туда раскрыта настежь) и, судя по цветастым портьерам, дальше есть еще одна. Средний уровень среднего достатка, самая дорогая вещь – цветной телевизор (должно быть, приобретен в рассрочку), но все сверкает чистотой. Нигде не видно подходящего места, где могла бы повалиться спать такая скотина, как Алексис Грунский. Ну, разве что в комнатушке за портьерами.

– Однако, насколько мне известно, он здесь прописан, – говорю я.

Мужчина, схватив пальцами кусок мяса, шлепает его на ломоть хлеба, зажимает все это в большущей красной ладони и вскакивает из–за стола. Теперь я вижу, что одет он по–рабочему, видно, трудится где–то рядом и прибежал пообедать.

– Я пошел, – бросает он женщине, но, наверно, адресуется это и мне.

– Надень фуражку!

– Не надо, я так…

– Надень, тебе говорят! Простудишься!

– Извините, кто вы? – спрашиваю.

Осторожный, испуганный взгляд бродячей кошки. Такие большим крюком обходят все, что хоть отдаленно грозит неприятностями, а у него неприятности уже, видно, были, и не раз.

– Я ее муж.

– Вы здесь живете?

– Покажи мои документы, я побежал, – он решил исчезнуть со сцены с ломтем хлеба в правой руке и фуражкой в левой. – Сейчас придет машина с раствором.

– Пройдите в комнату.

Действительно, цветной телевизор – я не ошибся. «Горизонт–723».

– Алексис Грунский является ответственным квартиросъемщиком этой квартиры. Кроме него, здесь проживают его дочь и внучка. – Пересказываю то, что прочел в карточке домоуправления.

– Дочь – это я… – женщина заметно волнуется, уголки рта дергаются, вот–вот расплачется. – Чего он хочет? И вообще – откуда вы? Из исполкома?

– Я из милиции.

– Он хочет вернуться сюда жить? Я не впущу его, пока не отдаст те триста рублей, которые получил от нас, и квартплату… Пусть немного, но все же деньги. С годами накопилось… За все те годы, что мы платили за все вдвоем с матерью, он копейки в дом не принес… Приходил пьяный, валился спать не раздеваясь, а по ночам вставал жрать! Мать пыталась прятать еду, но разве спрячешь от такого – находил, сжирал все до крошки. Когда я была маленькой, залезала под одеяло и плакала, потому что знала – завтра опять весь день впроголодь… – У женщины вдруг полились слезы. Она открывает шкаф и, порывшись по полкам, наконец вытаскивает папочку, в которой, должно быть, хранит разные документы, и протягивает мне тетрадный листок в клетку, аккуратно обрезанный по краям.

«Данной распиской я, Алексис Леопольдович Грунский, подтверждаю, что действительно получил от своей дочери 300 (триста) рублей, обязуюсь оставить ей квартиру и никогда сюда не приходить, 16 мая 1980 года».

Жест, с каким она мне протянула листок, свидетельствует о том, что она думает, будто листок действительно имеет юридическую силу.

– Так и не приходил больше?

– Он не знал, что я выхожу замуж.

– Вы мне не ответили.

– Пришел осенью, когда уже похолодало, и обещал деньги отдать. Так я и поверила! Где он их возьмет! У него никогда таких денег и в помине не было.

– Пожалуйста, постарайтесь вспомнить, когда это было.

– Осенью. Может, в октябре или ноябре. Уже было холодно.

– В этом году?

– Нет, в позапрошлом, в восьмидесятом. Деньги он получил весной – мне тогда пришлось залезть в долги, – а осенью снова хотел сесть на шею. Но ничего не вышло: у меня тогда уже был защитник – муж. Он работает на стройке. Официально мы, правда, не зарегистрировались, но это совсем другой вопрос.

Если бы меня это хоть чуть–чуть интересовало, я очень быстро мог бы узнать от нее о маленьких бытовых хитростях, из–за которых брак не оформили печатями и подписями: муж наверняка прописан в общежитии и ждет, когда ему дадут хотя бы комнату в коммунальной квартире. Получив ее и зарегистрировав брак, комнату и эту квартиру они поменяют на отдельную трехкомнатную с частичными удобствами, а если повезет, то и на трехкомнатную со всеми удобствами в каком–нибудь районе новостроек.

С улицы в кухню заходит длинноногая девчонка, которую я видел на качелях во дворе. Заметив меня, она просит мать подойти поближе и что–то шепчет ей на ухо. Взяв кошелек, женщина отсчитывает ей несколько копеек. Девчонка тут же исчезает за дверью, мне приходит в голову, что она вряд ли от нерегистрированного мужа.

– Когда вы в последний раз виделись с отцом?

– Давно. Не помню когда, но очень давно. Он тут не показывается.

Вдруг женщину охватывает страх. Я вижу это по лицу, по движениям, но больше всего ее выдает голос.

– Он, видимо, жаловался, и вы хотите его поселить здесь? Мать всю жизнь из–за него страдала: у нее даже приличной одежды не было… За неделю до ее зарплаты мы питались только черным хлебом с маргарином. На завтрак – ломтик кирпичика, намазанный маргарином, вечером – опять ломтик кирпичика, но уже обжаренный в маргарине. – Она заплакала навзрыд.

– Вы хотите, чтобы моя дочь мучилась так же? Он месяцами не работал, целыми днями валялся на кровати и тащил из дома все, что мог продать, а потом пришли ваши из милиции и сказали: «Мы не вмешиваемся – дело семейное». Когда мать, наконец, развелась с ним, то оказалось, что стоимость того, что он украл у нас, недостаточно велика, чтобы его выселить. И вообще, мол, надо еще доказать, что он украл. А он продолжал избивать меня и мать и сделался еще большим барином, чем до развода. В каком виде я ходила в школу! Наша классная руководительница всегда рассказывала о своем трудном и бедном детстве и платьице за два лата. Однажды она и мне начала это говорить, да осеклась, заметив мою выношенную до дыр юбчонку. А теперь вы силой закона хотите его снова сюда засунуть, чтобы он продолжал портить мне жизнь!