Роузи Кукла - Кадеточка

• Название: Кадеточка
• Автор: Роузи Кукла
• Жанр: Эротика
• Год: 2012

---

Приятно быть с ней, чувствовать тепло и мягкое, молодое женское тело, приятно обнимать незабываемую женственную фигуру, которая так возбуждает, так приятно волнует меня. Она по–прежнему хороша, это девочка, мила. Ну и что, что не очень красивая, но она рядом и моя, моя женщина.

Я ушел от нее, после нашей первой встречи, только под самое утро. Уже стало светать, и я с наслаждением шагал, по такой спокойной степи, в это раннее утро следующего дня, после моего ночного бдения вместе и в ней, с той, которая сделала меня этой ночью, мужчиной. Ох, как же мне было хорошо! Как же необыкновенно легко и какое во всем теле наслаждение, от этой первой в моей жизни мужской усталости. Усталости, от работы мужчины в любви с женщиной.

Утро, и в кубрике уже пробуждались, я так удачно вписался с ними вместе, что мне даже подумалось, что они и не заметили, что я все это время отсутствовал.

Но это я так думал, а они, оказывается, знали, что я не вернулся, что не пришел спать и где–то в неведомом месте всю ночь проболтался. Они это знали, молчали и меня прикрыли. Буквально и в переносном смысле.

Буквально, это когда на ночь, вместо меня, они положили под одеяло несколько скрученных вместе шинелей и натянули поверх одеяло. Кто разберется, тем более в темноте, ночью, среди всех остальных спящих тел на кроватях. А в переносном смысле, ну вам это понятно. На вечерней поверке, мол, он в карауле, пойди, проверь! А ночью, да вот же он, под одеялом. Только не надо будить, он же с караула. Это понимать надо!

Уже после зарядки, писая, я вдруг обнаружил на самом своем кончике, отпечатки от ее страсти. На самом причинном месте четко отпечатались ее зубки. Это надо же? И когда же это? Я даже не заметил, вот как! Увидел и тут же отвернулся, не дай Бог, кто увидит! Пацаны ведь, засмеют меня!

Потом целый день ходил, что–то делал, но все время нет, нет, да вспоминал все то, что там у нее произошло со мной.

Это потом, спустя много лет я понял, как же мне тогда повезло.

Повезло оттого, что я впервые был с такой женщиной. В ней, удивительным образом, сразу же уживались такие черты, что от нее, я так думаю, потом еще ни один мужчина не уходил с чувством неудовлетворения, а с такими, как и у меня. Неприхотлива, очень заботлива, чуть, чуть суетлива, она все предлагала себя. Она так это делал, необъяснимо приятно мужчине, когда все, что она вытворяла, не унижало, а возвышало мужчину и, конечно же, и меня.

Это потом я понял, что это заложено в ней от породы, той самой породы простых русских баб, которые умели, хотели, желали мужчину, но так, чтобы ему, прежде всего, всю себя и отдать. Отдать это невообразимо прекрасное тело, с его изумительной мягкостью и теплотой, нежностью кожи, чудесными запахами, тихими стонами, чуть слышными вскриками и все для него, для него, для него.

Я даже не думаю, знаю наверняка, что так, как она умеет и любит, так могут только делать не очень красивые женщины. В них природа, как бы в извинение за свой недосмотр вставляет такое тело! Именно так, сначала создала их внутренний мир, а потом, как в награждение за характер, за женственность они получают такое прекрасное женское тело. Наделяет такой привлекательной женственностью и внутренней теплотой, что мне и вообще, всем тем, кому повезло, и они попали под их обаяние и очарование, не броской и очень сердечной и задушевной теплоты, им всем потом надолго остаются в их душе все эти чудесные ощущения. От поцелуя, проникновения, до расплескавшейся в ней страсти.

Видимо, так и случилось с нами. Сначала мы несколько раз сближались, а потом нас стала накрывать эта страсть. И такая, что уже понимаешь и сразу улавливаешь желание в движении, жесте, положения тела, во вздохе, выдохе, придыхании.

Я даже не вспомню, как я оказался лежащим сзади, под ней и как она очень низко присела, над моим лицом, широко раздвинув колени, предлагая, себя моему рту и как я почувствовал, что и она, повернувшись, согнулась и уже нашла то же удовлетворение во мне. Я зарывался лицом куда–то в нее, в такое очень теплое, влажное место, остро пахнущее и страстно возбуждающее мое естество, что у меня все восставало, и прямо взмывало, а я все никак не мог насладиться и насытится ею.

Видимо потом, в том самом, разряжающем удовлетворении, когда ты испил уже все в ее лоно и уже паришь в полудреме где–то высоко, она, добирая во мне драгоценные капли и все, никак не мирилась, не отпускала и ласкала меня там. И видимо так продолжалось долго, потому что я, уже то проваливался, забываясь, а то просыпался, а она все ласкала и ласкала меня. Вот откуда эти ее любовные отпечатки, догадался я.

И вот она теперь рядом, обняла, доверчиво прижалась. В полутьме я расплывчато различаю на ее светлом пятне лица, два темных провала, откуда меня, словно чем–то обдувает теплом и нежностью от ее глаз.

— Жорочка, Жора! Милый мой, любимый. Я пришла.

И потом, спустя полчаса, я опять оправляюсь, шагаю, словно не происходило совсем ничего. Словно не было ее тела, что раскинулось, на земле подо мной и в которое я погрузился, словно бы с головой. И теперь я шагаю, изображая себя на посту, а она там, за отвалом, лежит и ждет на траве моего следующего прихода. Я пройду по территории, постою в круге света, а потом исчезаю уже в темноте и к ней. И тут же, даже не раздеваясь, и только то обнажаю, что нужно мне и ей, и уже все делаю и стараюсь, и все не успокаиваюсь в ней. Потом опять выползаю и так шагаю. И так уже несколько раз. Наконец я понимаю, что я‑то шагаю, а каково ей! Ведь ей там, одной на земле, пока я вышагиваю, ей–то ведь холодно. Опять скрываюсь за тенью и, притянув ее к себе, говорю.

— Иди на вышку, в будку, я прикрою. — Будто так можно и в самом деле.

— Жора, Жорочка, а если увидят?

— Ну, что ты, глупая! Ну, иди же, иди! Грейся, скорей!

Опять шагаю и потом вижу, оборачиваясь, как она карабкается по этим бесконечным ступеням. Хоть бы ее никто не заметил!

— Жора, Жорочка, как хорошо. — Это почему–то шепчет она, сидя теперь на моих коленях. А я утопаю в ее теле и глажу его, наслаждаясь.

— Жорочка, милый, смотри, как я для тебя. — Она высоко задирает платье, и я вижу, что она надела чулки и пояс.

— Классно! Ты, Наташка, хорошо выглядишь!

— И что? Это и все!

— А что ты хотела? Лучше сядь ко мне лицом. — Она встает, высоко задирая юбку, переступая ногами, через мои колени садится, широко раздвигая ноги.

— Ну, как, котик? Тебе так приятно? Тебе хорошо?

— Наташка, Наташка, какая же ты сексуальная. — Запускаю руки, подхватываю ее довольно прохладную, мягкую попку, пытаясь стянуть с нее трусики, но мне мешает ее пояс и я вообще, не пойму ничего. Где же эти застежки, где и откуда расстегивается и застегивается все это? Вожусь. Она, сидя на мне ждет. Наконец я, что–то расстегиваю, куда–то стягиваю и уже чувствую всю ее.

— Руки холодные! Дай, положи мне туда, я погрею.

— Ну, что ты, не надо, тебе будет так неприятно. Они очень холодные и тебе так нельзя.

— Нет, мне уже можно.

— Не понял?

— Что ты не понял?

— Ну, как это можно?

— Ну, вот так. Сейчас можно.

— А почему только сейчас? Почему? Ты что–то скрываешь от меня и не договариваешь. А ну–ка, рассказывай все мне и до конца.

Потом она, то, прижимаясь ко мне всем телом, то, отклоняясь, все говорит мне о нем и о том, что у нее с ним было и что он вот такой. Что она забеременела, а потом на аборт из–за него. И он после этого, не стал больше встречаться и даже до самого дембеля все избегал ее.

— А когда, когда все это случилось? — Почему–то с замиранием внутри, расспрашиваю ее.

— Да в прошлом месяце.

— Что в прошлом месяце?

— Что, что? Да, аборт!

— Да, ты, что?!

— А что?

— Да, так же нельзя! — Пытаясь вспомнить, сколько же недель жить нельзя после этого, но пока я не вспоминаю, то она.

— Ну, подумаешь! В прошлый раз, так у меня почти через две недели пошли месячные и я…

— И, что, что ты?

— Ну, я… я, еб….ся

— Что, что ты? — Она, видимо не поняла. И, поправляясь, оттого, что я все время ее поправлял, когда она, безграмотно коверкала окончания слов или сами слова, и поэтому, думая, что я делаю ей замечание из–за неправильного окончания слова, она опять мне.

— Ну, я не знаю, как правильно это сказать, ну, наверное, так, я еб…сь.

Потом я взрываюсь. Сам не помню, как уже тащу ее к воротам. Она мне в слезах, почти кричит.

— Жора, Жорочка, милый! Ну, все не так! С ними все было не так, ну, не так, как с тобой! — А я ей.

— Да, иди ты! Иди же ты! Какая же ты глупая дура!

— Жора, Жорочка, ну прости, ну извини меня!

А я, как безжалостный любовник, тащу ее и уже за воротами, а она не встает, а все время садится на дорогу и ревет.

— Жора! Жора! Ну, прости меня, прости, я ведь хотела, хотела тебе все рассказать!

А во мне, словно бес вселился, и я ни слова, ни говоря ей, только тащу ее и тащу по асфальту подальше от себя. Метров десять, наверное, протащил, а потом, все. Бросил, отцепил ее руки.