Роузи Кукла - С милой рай и в шалаше

• Название: С милой рай и в шалаше
• Автор: Роузи Кукла
• Жанр: Эротика
• Год: 2014

---

— Шукран, бешкиш! (Пожалуйста, помедленее)!

— О, мамочки, мама!!! Я… я…люблю тебя!!!

А потом наши красавицы, меня каждый раз передразнивая, подтрунивали, коверкая то, что слышали:

— Мамы! Мамычкы! Айя, айя! Люибить тебья! И ха. ха!!!

— Энти магнуна! — Кричу им, мол, вы дуры.

А им еще веселее, и они снова….

Через месяц мы со всеми раненными и кому повезло быть здоровыми добрались до Азавада. Поселили нас, как героев, и даже я научилась лепешки ему выпекать в печи. Ну, и всякие выкрутасы из теста. Он ел, нахваливал и любил…А потом я, по совету Асаахана, который так и остался при нем, приготовилась принять ислам.

В один из дней состоялось мое посвящение в ислам, и я получила свое новое имя — Фатин, что означает — соблазнительница. Теперь я дома по–прежнему Рая, а на людях все меня знают как Фатин. А потом мой разбойник и души покоритель уехал к своей родне. Что он им там говорил, и как у него сложилось, но в один прекрасный день он появился в нашем доме сияющий и сразу же мне. Теперь я не буду уже с переводом. Язык–то арабский я уже выучила, но пока только учу томашек — язык туарегов, потому что он мне прямо с порога:

— Моя женщина, мне разрешили, и я приглашаю всех на наш свадебный ужин.

А что оказалось на самом деле? Когда он приехал к родне, то его даже не захотели слушать о женитьбе на мне. Но потом он явился с докладом к своему начальнику из имхар. Имхары — это племя воинов и начальников в туарегском обществе, которое сейчас стало конфедерацией туарегов. Он обратился к аменокал, главе конфедерации, но тот сам решения не стал принимать и отослал его к своей матери. Мать аменокала пользовалась особым авторитетом и властью, поэтому имела право советовать сыну. И вот она, мудрая женщина, сто лет ей жизни во славу Аллаха, что присоветовала. Из–за раздоров и нежелания Европы и остального мира признавать власть туарегов над Азавад, она советовала сыну искать поддержку у русских, в Москве. Поэтому, мой Ибрагимушка не только получил разрешение на женитьбу, но и получил подарки для своей невесты, то есть мне. Традиционное ожерелье «Таказа» и сережки «Тизабетен». Изумительной красоты! Вот так я в одночасье из белла — сословья слуг, перепрыгнула с ним в элиту туарегов.

Сейчас мы с мужем в Париже. У него дела по поводу Азавада. Он представляет интересы имощаг и у него пока что не все получается, но это пока.

Мы снимаем квартиру, и я одеваюсь как местные парижанки. Кстати и муж мой тоже, только не носит галстук. Так что, глядя на нас со стороны, и не скажешь, что мы туареги из знойной Сахары.

Но сначала умора была, когда он, во–первых, меня в линжерии, нижнем белье впервые увидел, да с поясом и в чулках ажурных. Ведь в Париже нам пришлось переодеться в европейскую одежду.

Когда мы сюда приехали, было довольно холодно ходить, в докали — тунике и даже поверх с хаиком шерстяным, а еще ему в чалме, да еще с перевязанным лиссамом лицом…Сначала я со своей служанкой и Ассаханом отправились по магазинам и там переоделась. Когда я вышла из примерочной, так Ассахан, минут пять все восклицал да цокал языком, восхищаясь, какая я красивая да европейская женщина. Потом и ему пришлось на себя насмотреться, когда я ему и служанке наряд европейский купила. Он еще прослезился в благодарность за щедрость от меня и даже пытался руки лезть целовать, вспоминая время, когда он учился в Союзе. Потом подошла очередь мне перед моим обольстителем красоваться.

Мы к тому времени снимали жилье, и потому я ему целый спектакль устроила, в ленжерии, словно показ мод на подиуме. Все так обустроила, как когда–то на Родине… Даже все внутри у меня сжалось, как я помню, но оттого, что я сейчас предстану пред ним, у меня замирало дыхание и слегка ноги дрожали, как у девочки молоденькой. Но я- то уже была не девочкой, а в положении была…

Помню, гадала с тревогой: как он отнесется к этому, будет доволен, поймет, или рассердится и заставит так и ходить среди парижанок и парижан в своем пустынном балахоне с головой, замотанной платком?

Итак, представьте себе, большая комната с видом на парижский бульвар Сен Жармен, мебель под Людовика какого–то, ковер, яркий свет, зеркала, музыка приятная, классика и я…

Я его усадила в кресло посреди зала, а сама медленно… нет, не вышла! Выползла, как змея…полураздетая, в прекрасном и дорогом французском белье, ажурных черных чулках, туфлях на высоких каблуках с макияжем, надушенная Маджи, и вот такая я….выползла на четвереньках к нему вся обольстительная…

Он не ожидал такой увидеть меня! Не знаю, о чем он думал, мой бесстрашный воин, но он вздрогнул, увидев меня выползающую и к нему подползающую….

Потом, я смеялась, вспоминая, как он беспомощно все пытался понять, для чего это я прячу в мешочки шелковые такую прекрасную грудь. Для чего я, такая длинноногая и тонконогая, натянула на ноги странные паутины, да еще их подтягиваю на каких–то упругих резиночках. А от корсета, вернее, боди, что я надела, он, как воин, подумал сначала, что это на мне такой панцирь, кольчужный защитный доспех от пуль да удара сабель. И сабля его потом в меня так сладко, так хорошо вошла по самую рукоять….А потом еще и еще…

Он разил меня беспощадно, как беса, врага, а я? Я летела в его урагане чувств, словно на меня налетел Самум, Хамсин, Хабуб, как они называли по–разному в своих странах беспощадные песчаные бури в пустыне Сахара. А потом он меня усадил на своем белом, прекрасном мехари, напомню — верблюд, и….закачалась я, сидя, опускаясь и раскачиваясь с ним в бесконечно прекрасных, монотонных движениях любящих мужчин и женщин…

Утром следующего дня он сам одевал меня! Вот уже я насмеялась на всю оставшуюся жизнь!

Сначала надевал, заставляя не помогать, мои шелковые кюлот, розовые паньтье, потом сам, заправляя мне груди в лифчик кружевной, долго пытаясь застегнуть такую хитроумную застежку сзади. Потом, вытянув меня в струнку, заставил поднимать то одну, то другую ногу, пытаясь натянуть, ну, тут я ему показала, как надо, жалко же ведь, вещь прекрасная и дорогая чулки такие ажурные от Кардена. Потом он со знанием дела, как будто–бы снаряжая арабского скакуна, одевал на меня збрую, поводья, примеряя, подтягивая и похлопывая по мягкому и нежному крупу своего изумительного коня…Ну и, конечно же, я…

Ох, уж эти арабы! Стоит только вскочить на лошадь…, как он тут же вонзает, пронзает меня своим беспощадным клинком, словно из несгибаемой стали дамасской …

Вот так мы первое утро в Париже с ним все проскакали, как мушкетеры короля до середины дня!

Потом я уже сама, сменяя его имидж, купала его в ванной, словно ребенка малого, и сама наслаждалась его телом, красивым и белым с загорелыми на нем участками. Особенно мне, ну, я вам не буду об этом его самом незагорелом участке на его теле…Теперь оно всецело для меня….

Потом еще несколько дней мы дома учились ходить, говорить, сидеть и есть за столом. Не скрою, я изумлялось его терпению и желанию постичь этикет. Он говорил мне, что так надо для дела и если уж ему приходиться мучиться в непривычном наряде и обуви, то все это пусть будет для общей пользы дела. Потом я его, как маленького мальчика, брала и вела на улицу…

Вот так, через две недели он, почти не совершая ошибок, мог, как все вокруг, и ходить и вести себя. А потом мы закружились в делах…

Была еще одна очень интересная встреча в Париже. И с кем? С французским мужем мамы — месье Роже. Оказывается она не простила его адюльтера и, бросив, уехала домой. Он меня все просил повлиять на нее, тем более такой влиятельной, как он говорил, женщины, жены посла. Посла, не посла, а я его вслед за мамой… К тому же я уже ходила с заметным пузом. Потом рождение дочери нашей и беготня до двух лет вокруг нее и его.

У меня дочка растет, моя благоухающая розочка, козочка голубоглазая, как ее папка. И скоро я рожаю второго, дохаживаю. Доченька — красавица спрашивает меня:

— Когда же мой блатик появится?

— Скоро, скоро уже, потерпи.

— А что, блатик мой станет со мной иглать?

— Станет, станет родная моя. Только сначала мы с тобой его будем няньчить, и кормить сисечкой, а потом он, как наш папка! Наденет голубую чалму, сядет на белого верблюда и поедет…

— К бабушке! В Луссию!

— И к бабушке в Россию, и к бабушке Захре, и деду Хасану. Нам только надо будет его подкормить, да вырастить, он станет крепким, как настоящий имощаг.

— А велблюды плюют, потому что их длазнят глупые мальчишки, да? Такие, как Молис и Жак?

— Нет, верблюды плюют, потому чтобы никого не обидеть и больно не ударить тех, кто их обижает. Ведь ты знаешь, дочка, какие у белых верблюдов добрые друзья?

— Как наш папа?

— Да! Как наш папка! Он посадит на белого верблюда меня…

— А меня?

— Нет, тебя посадит к себе хороший и смелый имощаг, но это будет потом, не сейчас, и вы с ним как поедете туда…