Эдвард Бульвер-Литтон - Мой роман, или Разнообразие английской жизни

• Название: Мой роман, или Разнообразие английской жизни
• Автор: Эдвард Бульвер-Литтон
• Издательство: Паблик на ЛитРесеd7995d76-b9e8-11e1-94f4-ec5b03fadd67
• Жанр: Проза

«– Чтобы вам не уклоняться от предмета, сказал мистер Гэзельден: – я только попрошу вас оглянуться назад и сказать мне по совести, видали ли вы когда-нибудь более странное зрелище.

Говоря таким образом, сквайр Гезельден[1] всею тяжестью своего тела облокотился на левое плечо пастора Дэля и протянул свою трость параллельно его правому глазу, так что направлял его зрение именно к предмету, который он так невыгодно описал…»

---

Рандаль кивнул головой, улыбнулся и помчал.

Сквайр взял под руку свою Гэрри.

– Ах, Вильям, сказала она с беспокойством: – хотя намерения Рандаля Лесли прекрасны, но я всегда страшусь его посещений.

– В одном отношении и я боюсь его, заметил сквайр: – он всегда увозит к Франку несколько десятков фунтов стерлингов.

– Надобно надеяться, что он предан Франку всей душой, сказала мистрисс Гэзельден.

– Кому же другому он будет предан? Ужь верно не себе…. Бедняга! он ни за что на свете не возьмет от меня шиллинга, хотя его бабушка точно так же принадлежала к фамилии Гэзельден, как и я. Впрочем, мне очень нравятся его гордость и его бережливость. Что касается до Франка….

– Оставь, оставь, Вильям! вскричала мистрисс Гэзельден и рукой закрыла сквайру рот.

Сквайр смягчился и нежно поцаловал прекрасную руку Гэрри. Быть может, он поцаловал и губки, но мы этого не видели, знаем только, что превосходная чета, когда подъехал к ней Рандаль, подходила к дому в добром согласии.

Рандаль не показал виду, что замечает некоторую холодность в обращении мистрисс Гэзельден, – напротив того, немедленно заговорил с ней о Франке: выхвалял наружность этого молодого джентльмена, распространился о его здоровьи, его популярности и прекрасных дарованиях, как личных, так и умственных, – и все это согрето было такой теплотой, что все неясные и не вполне еще развитые сомнения и опасения мистрисс Гэзельден были быстро рассеяны.

Рандаль не переставал быть любезным в этом роде, до тех пор, пока сквайр, убежденный в том, что его молодой родственник принадлежал к числу первоклассных агрономов, непременно захотел прогуляться вместе с ним на ферму, между тем как Гэрри поспешила домой приказать приготовить комнату для Рандаля.

Вместе с приближением к зданиям фермы, Рандалем постепенно овладевал ужас: он страшился одной мысли показаться в глазах сквайра обманщиком, потому что, несмотря на подробное изучение Буколик и Георгик, которыми он ослеплял сквайра, бедный Франк, по мнению отца, неимевший никакого понятия в делах сельского хозяйства, совершенно уничтожил бы Рандаля, еслиб дело коснулось суждения о достоинстве рогатого скота и урожае хлеба.

– Ха, ха! я с нетерпением жду минуты, когда вы поставите втупик моего Стирна. Вы сразу узнаете, умеем ли мы удобрять наши поля; а когда пощупаете бока моих камолых, так готов побожиться, что вы отгадаете до последнего фунта количество избоины, которое они съели.

– Сэр, вы оказываете мне слишком много чести, – слишком много. Мне известны одни только общие правила агрономии. Подробности, по-моему мнению, в высшей степени интересны; но, к сожалению, я не имел случая познакомиться с ними.

– Вздор! вскричал сквайр. – Каким образом можно знать общие правила, не изучив сначала подробностей? Вы слишком скромны, милый мойю А! вон и Стирн поглядывает на нас.

Рандаль увидел свирепое лицо Стирна, выглядывавшее из скотного двора, и еще сильнее почувствовал неприятность своего положения. Он сделал отчаянное усилие переменить расположение духа сквайра.

– Я должен сказать вам, сэр, что, может статься, Франк в скором времени удовлетворит ваше желание и сам сделается хорошим фермером.

– Каким это образом? вскричал сквайр, остановившись на месте как вкопаный.

– Очень просто: положим, что он женится.

– Я отдал бы ему, без всякого возмездия, две фермы, самые лучшие из всего именья… Ха, ха! вот оно что!.. Да видел ли он свою невесту?.. Я предоставляю ему выбор на его произвол. Я сам женился по собственному выбору: каждый человек должен жениться таким же образом. Недурно было бы, еслиб выбор его пал на мисс Стикторайтс: она наследница и, как носятся слухи, очень скромная девица. Эта женитьба прекратила бы нашу тяжбу из за клочка никуда негодной земли, – тяжбу, которая началась еще в царствование Карла Второго и, весьма вероятно, кончится в день страшного суда. Впрочем, нам нечего и говорить об этой невесте: пусть Франк выбирает себе по своему вкусу.

– Я непременно скажу ему об этом. Касательно этого я боялся встретить в вас некоторые предубеждения. Но вот уже мы и на ферме.

– Сгори огнем эта ферма! До фермы ли теперь, когда вы говорите о женитьбе Франка! Пойдем сюда, – вот сюда…. Что вы хотели сказать о моих предубеждениях?

– Быть может, например, вы хотите, чтобы Франк женился непременно на англичанке?

– На англичанке! Праведное небо! неужли он намерен жениться на какой нибудь индианке?

– О, нет! Я хорошенько не знаю, намерен ли еще жениться он: я только догадываюсь; но в случае, еслиб он влюбился в иностранку….

– В иностранку! Значит Гэрри была….

И сквайр не досказал своей мысли.

– Да, да, – и притом в такую иностранку, заметил Рандаль, и заметил весьма несправедливо, если ссылался на Беатриче ди-Негра: – в такую, которая очень мало говорит по английски.

– Не скажете ли еще чего нибудь?

– Кажется, в моих словах ничего нет дурного; вы можете судить о них по синьору Риккабокка.

– Риккабокка! Так неужли дело идет об его дочери? Но не говорить по английски и – что еще хуже – не ходить в приходскую церковь! Клянусь Георгом! если только Франк подумает об этом, я ни шиллинга не оставлю ему. Я человек кроткий, смею сказать, мягкий человек, но ужь что скажу, мистер Лесли, то свято – Впрочем, ведь это шутка: вы, верно, хотите подсмеяться надо мной. Не правда ли, что у Франка нет в виду подобного никуда негодного создания?

– Будьте уверены, сэр, если я узнаю, что у него есть на примете что нибудь подобное, я сообщу вам вовремя. В настоящее же время я хотел только узнать, какие бы качества желали видеть вы в своей невестке. Вы ведь сказали, что у вас нет предубеждений.

– И опять повторю то же самое.

– Однакожь, вы не жалуете иностранок?

– Да кто их станет жаловать!

– Но еслиб она имела звание и довольно звучный титул?

– Звание и титул! и то и другое – мыльный пузырь!

И сквайр сделал чрезвычайно кислую мину и, в дополнение к этому, плюнул.

– Значит вы непременно хотите, чтоб жена вашего сына была англичанка?

– Само собою разумеется.

– И с деньгами?

– Ну, об этом я не слишком забочусь: была бы она только смазливенькая, умная и деятельная девица и, вместо приданого, имела бы хороший нрав.

– Хороший нрав? значит и это входит в число необходимых условий?

– А как же вы думали? Надеюсь, что Франк не сделает сумасбродства: не обвенчается тайком с какой нибудь распутной женщиной или…

Сквайр замолчал и до такой степени раскраснелся, что Рандаль испугался за него: он боялся, чтоб не случилось со сквайром апоплексии прежде, чем преступление Франка принудит его изменить свое духовное завещание.

Вследствие этого Рандаль поспешил успокоить мистера Гэзельдена уверениями, что он говорил с ним без всякой цели, что Франк, как и все; молодые люди высшего лондонского общества, имеет обыкновение посещать иногда иностранцев, но что он ни под каким видом не согласился бы жениться без полного соизволения и согласия своих родителей. В заключение всего Рандаль повторил обещание непременно предуведомить сквайра, если найдет это нужным. Как бы то ни было, слова Рандаля произвели в душе мистера Гэзельдена такое беспокойство, что он совсем позабыл о ферме и, направив свой путь совершенно в противоположную сторону, в необыкновенно мрачном расположении духа вошел в парк с самой отдаленной стороны. Подойдя к дому, сквайр поспешил запереться в кабинете и открыть с женой своей родительское совещание, между тем как Рандаль сидел на террасе, представляя себе зло, которое он наделал, и делая соображения, какую пользу можно извлечь из этого зла.

Когда он сидел таким образом, углубленный в размышления, позади его послышались чьи-то осторожные шаги, и вслед за тем раздался тихий голос.

– Сэр, сэр, позвольте мне поговорить с вами, произнес кто-то, на ломаном английском языке.

Рандаль с изумлением обернулся и увидел смуглое, угрюмое лицо, с седыми волосами и резкими чертами. Он узнал человеческую фигуру, которая присоединилась к Риккабокка в саду итальянца.

– Говорите ли вы по итальянски? снова начал Джакеймо.

Рандаль, образовавший из себя превосходного лингвиста, утвердительно кивнул головой. Обрадованный Джакеймо попросил его удалиться в более уединенную часть сада.

Рандаль повиновался, и оба они вошли в величественную каштановую аллею.

– Милостивый государь, сказал Джакеймо, изъясняясь на природном языке и выражаясь с необыкновенным одушевлением: – перед вами стоит бедный, несчастный человек; меня зовут Джакомо. Вероятно, вы дышали обо мне: я слуга синьора, которого вы видели сегодня, – ни больше, ни меньше, как простой слуга, по синьор удостоивает меня особенным доверием. Мы вместе испытали опасность; и из всех его друзей и последователей один только я прибыл с ним в чужую для нас землю.