Эдвард Бульвер-Литтон - Мой роман, или Разнообразие английской жизни

• Название: Мой роман, или Разнообразие английской жизни
• Автор: Эдвард Бульвер-Литтон
• Издательство: Паблик на ЛитРесеd7995d76-b9e8-11e1-94f4-ec5b03fadd67
• Жанр: Проза

«– Чтобы вам не уклоняться от предмета, сказал мистер Гэзельден: – я только попрошу вас оглянуться назад и сказать мне по совести, видали ли вы когда-нибудь более странное зрелище.

Говоря таким образом, сквайр Гезельден[1] всею тяжестью своего тела облокотился на левое плечо пастора Дэля и протянул свою трость параллельно его правому глазу, так что направлял его зрение именно к предмету, который он так невыгодно описал…»

---

– Это длинная повесть, моя добрая матушка, с печальным видом отвечал Леонард: – я рассказал вам начало этой повести; а кто знает, каков еще будет конец её?…

И он побежал догонять гостей.

Гэлен продолжала идти под руку с мистрисс Риккабокка. Во время обратной прогулки к дому Риккабокка, Леонарду казалось, что зима веяла на него своим суровым холодом.

Все же он находился подле Виоланты, которая отзывалась о Гэлен с величайшей похвалой. Но, к сожалению, не всегда бывает приятно слушать похвалы тому, кого мы любим всей душой. Иногда этими похвалами вас иронически спрашивают:

– Какое право имеешь ты надеяться? разве потому только, что ты любишь? Ведь все любят ее!

Между тем лэди Лэнсмер, лишь только осталась одна вместе с Риккабокка и Гарлеем, положила руку на руку Риккабокка.

– Гарлей, сказала она: – упросив меня посетить вас, принужден был открыть мне ваше инкогнито, потому что, в противном случае, я бы сама открыла его. Вы, вероятно, позабыли меня, несмотря на всю вашу любезность к прекрасному полу. Во время вашего первого посещения Англии я несравненно чаще выезжала в свет, и однажды имела удовольствие сидеть с вами рядом за обедом в Карлтон-Гоузе. Сделайте одолжение, оставьте ваши комплименты, а лучше выслушайте меня. Гарлей говорил мне, что вы имеете некоторые причины опасаться намерения какого-то дерзкого и безнравственного авантюриста… я смело называю его этим именем, потому что авантюристы бывают во всяком сословии. Позвольте вашей дочери погостить у нас так долго, как вам угодно. При мне, вы можете быть уверены, она будет в совершенной безопасности; а если и вы найдете удобным…

– Позвольте, графиня, прервал Риккабокка, с величайшей живостью:– ваше великодушие обезоруживает меня. От всего сердца благодарю вас за приглашение, которое делаете моей дочери; но….

– Сделайте одолжение, в свою очередь прервал Гарлей: – оставьте ваше «но». Входя в эту комнату, я не знал намерений моей мама. Но лишь только она шепнула мне о нем, я в ту же минуту обдумал его, и убежден, что в этом намерении заключается благоразумная предосторожность. Ваше убежище известно мистеру Лесли, а он знаком с Пешьера. Положим, что скромность мистера Лесли не изменит вашей тайне; но, несмотря на то, я имею весьма основательные причины полагать, что Пешьера догадывается о знакомстве Рандаля с вами. Мне сказал сегодня поутру Одлей Эджертон, что он узнал об этом не от молодого человека, но из вопросов, предложенных ему самому маркизой ди-Негра. Нет ничего удивительного, если Пешьера поставит лазутчиков следить за каждым шагом Рандаля Лесли, за каждым домом, который он посещает, неудивительно и даже весьма натурально, если он будет следить и за мной. Еслиб этот человек был англичанин, я посмеялся бы над всеми его ухищрениями; но он итальянец и в добавок заговорщик. Что он в состоянии сделать, я этого не знаю; знаю только, что убийцы пробирались в укрепленный лагерь и изменники проникали сквозь запертые стены к семейному очагу. При моей мама Виоланта будет в совершенной безопасности, – в этом вы можете быть уверены. Да почему бы и вам не переехать в наш дом?

На все, что касалось Виоланты, Риккабокка не делал возражений; доводы Гарлея пробуждали почти суеверный страх в душе Риккабокка касательно его врага, и он немедленно согласился отпустить Виоланту к графине. От предложения же, касавшегося его и Джемимы, он отказался наотрез.

– Если говорить правду, сказал он простосердечно: – так я в душе своей дал клятву, при вторичном вступлении в Англию, прекратить все сношения с теми лицами, которые знали, какое положение занимал я в отечестве. Чтобы примирить себя и приучить к изменившимся обстоятельствам, я должен был призвать к себе на помощь всю мою философию. Чтоб найти в теперешнем моем, весьма смиренном, существовании те блага, которые облагороживают жизнь, доставляют ей достоинство и спокойствие, необходимо было для жалкой, слабой человеческой натуры вполне и совершенно позабыть минувшее. Для меня было бы крайне прискорбно, переехав в ваш дом, возобновить, при вашем великодушии и уважении, мало того: в самой атмосфере, окружающей ваше общество, сознание о том, чем я был прежде, и потом, в случае, если мое возвращение в отечество окажется невозможным, пробудиться и увидеть себя на всю жизнь тем, за кого меня считают теперь. Будь я один, я доверил бы себя, быть может, всякой опасности; но у меня есть жена… она счастлива теперь и довольна. Стала ли бы она испытывать это чувство, еслиб вы вздумали отнять от неё скромное положение жены доктора Риккабокка? Не привелось ли бы мне выслушивать сожаления, надежды и опасения, которые насквозь-бы пронзили тонкий плащ, которымь прикрывает меня философия? В минуту слабодушие я открыл жене моей свою тайну, и с тех пор уже не раз швыряли в меня моим званием, швыряли слабой рукой, это правда, но все же удары были метки и тяжелы. Никакой камень не поражает так сильно, как камень., взятый из развалин вашего дома, и чем великолепнее был дом, тем тяжелее камень! Примите, неоцененная графиня, под свою защиту мою дочь, берегите ее ужь если отец её не надеется на свои силы исполнить это, и больше ничего не просите от меня.

Риккабокка был тверд в своем слове. Решившись отпустит доч свою, он упросил графиню выдавать ее не иначе, как под именем дочери доктора Риккабокка.

– Теперь еще одно слово, сказал Гарлей. – Ради Бога, не открывайте мистеру Лесли этого распоряжения, не говорите ему, куда вы отправили Виоланту, – по крайней мере до той поры, пока я сам не разрешу вас на подобное доверие. Я уже сказал вам, что за действиями этого молодого человека следует следить со всею строгостью. Дайте мне несколько времени составить, о нем верное понятие. А между, тем мне кажется, что я буду иметь средства узнать, в чем же заключаются замыслы Пешьера, и как далеко они простираются. Его сестра ищет моего знакомства – я непременно предоставлю ей случай. В последнее время моего пребывания в чужих краях я слышал о ней весьма многое, что заставляет меня думать, что она вовсе неспособна быть орудием для графа в его низких, преступных замыслах, что в ней, есть много прекраснейших качеств, и что ее нетрудно привлечь на нашу сторону. Мы ведем войну и должны, внести ее в центр неприятельского лагеря. Дайте мне обещание удержаться от дальнейшей доверенности к мистеру Лесли.

– В настоящее врем даю обещание, довольно, принужденно отвечал Риккабокка.

– Не говорите ему даже, что вы видели меня, пока он первый, не скажет вам, что я приехал в Англию, и хочу узнать ваше местопребывание. Я предоставлю ему и для этого случай. Почему же вы колеблетесь? вед вы знаете свою родную пословицу:

«Boccha chusa, ed оссио aperto

Non fece mui nissun deserto.»

то есть: закрытый рот и открытый глаз… и т. д.

– Совершенно справедливо, сказал. доктор, пораженный этим замечанием. – Весьма справедливо. In bocca chiusa non c'entrano mosche. Тот не глотает мух кто держит рот закрытым. Corpo di Вассо! это, действительно, весьма справедливо.

Гарлей отвел итальянца в сторону.

– Вот видите ли в чем дело: если надежда наша отыскать затерянный пакет, или если уверенность наша в содержании этого пакета окажутся слишком преувеличенными, то все же надобно полагать, что для Пешьеры прекратится, всякая возможность распространять свои виды на вашу дочь. Весьма вероятно, через несколько месяцев у вас родится сын, и тогда Виолантя перестанет находиться в опасности, потому, что перестанет быть наследницей. Не мешало бы дать знать Пешьере об этом шансе; это, по крайней мере, принудило бы его отложить на время свои планы; а между тем мы занялись бы розысками документа, который совершенно бы разрушил все его замыслы.

– О нет! ради Бога, нет! воскликнул Риккабокка, бледный, как полотно. – Ему и слова об этом не должно говорить. Я не намерен приписывать ему преступлений, в которых, быть может, он и невинен; однако же, он хотел отнят жизнь у меня, когда, я спасался от преследований его наемщиков в Италии. Мучимый корыстью, он не посовестился оклеветать своего родственника; на случай моего сопротивления, он подвергал опасности жизнь целой сотни людей, а мне готовил темницу. Еслиб он узнал, что жена моя родит мне сына, то могу ли я поручиться, что его намерения не примут более мрачного направления, более чудовищного в сравнении с теми, которые теперь он так явно обнаруживает? Могу ли я ручаться за безопасность жизни моей жены? Мне кажется, гораздо легче внести отраву в мой дом, чем утащить от очага мое детище. Не порицайте меня: когда я вспомню о жене, о дочери и об этом человеке, я чувствую, как рассудок покидает меня: я весь обращаюсь в необъятный страх!

– Ваши опасения слишком преувеличены. Ведь мы живем не в век Борджиев. Еслиб Пешьера вздумал прибегнуть к убийству, то вы должны бояться за себя.