Аркадий и Борис Стругацкие - Мир Полудня (сборник)

• Название: Мир Полудня (сборник)
• Автор: Аркадий и Борис Стругацкие
• Жанр: Героическая фантастика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-095625-8

Мир Полудня, цикл романов, повестей и рассказов, рисующий будущее XXII века, – возможно, самая замечательная из всех литературных утопий, исполненная веры в общество, дышащее братством и свободой, в идеальные человеческие отношения и прогресс, не знающий границ.

---

Банин сказал глубокомысленно:

– Если человек начинает врать помимо всякого желания, значит где-то что-то разладилось. Сложное последействие.

– Все дело в системе, –  сказал Ганс. –  Все дело в этой исходной установке: больше получает тот, у кого лучше выходит.

– А вы предложите другую установку, –  сказал Горбовский. –  Не получается у тебя ничего  –  на́ тебе ульмотрон. Получается  –  посиди на ящиках…

– Да, –  сказал Альпа. –  Какой-то страшный срыв. Кто когда-либо слыхал об очередях за оборудованием? Или за энергией? Ты давал заявку, и тебя обеспечивали… Тебя никогда даже не интересовало, откуда это берется. То есть интуитивно было ясно, что существует масса людей, с удовольствием работающих в сфере материального обеспечения науки. Между прочим, это действительно очень интересная работа. Помню, я сам после школы с большим удовольствием занимался рационализацией сборки нейтринных схем. Сейчас о них уже не помнят, но когда-то это был очень популярный метод  –  нейтринный анализ. –  Он достал из кармана почерневшую трубку и медленными уверенными движениями набил ее. Все с любопытством следили за ним. –  Хорошо известно, что относительная численность потребителей оборудования и производителей оборудования с тех пор существенно не изменилась. Но, видимо, произошел какой-то чудовищный скачок в потребностях. Судя по всему  –  я просто смотрю вокруг, –  среднему исследователю требуется сейчас раз в двадцать больше энергии и оборудования, чем в мое время. –  Он глубоко затянулся, и трубка засипела и захрипела. –  Такое положение объяснимо. Испокон веков считается, что наибольшего внимания заслуживает та проблема, которая дает максимальный ливень новых идей. Это естественно, иначе нельзя. Но если первичная проблема лежит на субэлектронном уровне и требует, скажем, единицы оборудования, то каждая из десяти дочерних проблем опускается в материю по крайней мере на этаж глубже и требует уже десяти единиц. Ливень проблем вызывает ливень потребностей. И я уже не говорю о том, что интересы производителей оборудования далеко не всегда совпадают с интересами потребителей.

– Заколдованный круг, –  сказал Банин. –  Прозевали наши экономисты.

– Экономисты тоже исследователи, –  возразил Альпа. –  Они тоже имеют дело с ливнями проблем. И раз уж мы заговорили об этом, то вот любопытный парадокс, который очень интересует меня последнее время. Возьмите нуль-Т. Молодая, плодотворная и очень перспективная проблема. Поскольку она плодотворная, Ламондуа по праву получает огромное материальное и энергетическое обеспечение. Чтобы сохранить за собой это материальное обеспечение, Ламондуа вынужден непрерывно гнать вперед  –  быстрее, глубже и… у́же. А чем быстрее и глубже он забирается, тем больше ему нужно и тем сильнее он ощущает нехватку, пока, наконец, не начинает тормозить сам себя. Взгляните на эту очередь. Сорок человек ждут и тратят драгоценное время. Треть всех исследователей Радуги тратит время, нервную энергию и темп мысли! А остальные две трети сидят сложа руки по лабораториям и могут думать сейчас только об одном: привезут или не привезут? Это ли не самоторможение? Стремление сохранить приток материальных ресурсов порождает гонку, гонка вызывает непропорциональный рост потребностей, и в результате возникает самоторможение.

Альпа замолчал и стал выколачивать трубку. Из толпы машин, расталкивая их направо и налево, выбрался «крот». В окне нелепо высокой кабины торчала крышка новенького ульмотрона. Проезжая мимо, водитель помахал лжезвездолетчикам.

– Хотел бы я знать, зачем Следопытам ульмотрон, –  пробормотал Ганс.

Никто не ответил. Все провожали взглядом «крота», на задней стенке которого красовался опознавательный знак Следопытов  –  черный семиугольник на красном щитке.

– По-моему, все-таки, –  сказал Банин, –  виноваты экономисты. Надо было предвидеть. Надо было двадцать лет назад повернуть школы так, чтобы сейчас хватало кадров для обеспечения науки.

– Не знаю, не знаю, –  сказал Альпа. –  Возможно ли вообще планировать такой процесс? Мы мало знаем об этом, но ведь может оказаться, что установить равновесие между духовным потенциалом исследователей и материальными возможностями человечества вообще нельзя. Грубо говоря, идей всегда будет гораздо больше, чем ульмотронов.

– Ну, это еще надо доказать, –  сказал Банин.

– А я ведь не сказал, что это доказано. Я только предположил.

– Такое предположение порочно, –  заявил Банин. Он начинал горячиться. –  Оно утверждает кризис на вечные времена! Это же тупик!..

– Почему же тупик?  –  тихо сказал Горбовский. –  Наоборот.

Банин не слушал.

– Надо выходить из кризиса!  –  говорил он. –  Надо искать выходы! И выход уж, конечно, не в мрачных предположениях!

– Почему же в мрачных?  –  сказал Горбовский. Но на него опять не обратили внимания.

– Отказываться от основного принципа распределения нельзя, –  говорил Банин. –  Это будет просто нечестно по отношению к самым лучшим работникам. Вы будете двадцать лет жевать одну частную проблемку, а энергии, скажем, получать столько же, сколько Ламондуа. Это же нелепо! Значит, выход не здесь? Не здесь. Вы сами-то видите выход? Или вы ограничиваетесь холодной регистрацией?

– Я старый научный работник и старый человек, –  сказал Альпа. –  Всю свою жизнь занимаюсь физикой. Правда, сделал я мало, я рядовой исследователь, но не в этом дело. Вопреки всем этим новым теориям я убежден, что смысл человеческой жизни  –  это научное познание. И, право же, мне горько видеть, что миллиарды людей в наше время сторонятся науки, ищут свое призвание в сентиментальном общении с природой, которое они называют искусством, удовлетворяются скольжением по поверхности явлений, которое они называют эстетическим восприятием. А мне кажется, сама история предопределила разделение человечества на три группы: солдаты науки, воспитатели и врачи, которые, впрочем, тоже солдаты науки. Сейчас наука переживает период материальной недостаточности, а в то же время миллиарды людей рисуют картинки, рифмуют слова… вообще создают  в п е ч а т л е н и я.  А ведь среди них много потенциально великолепных работников. Энергичных, остроумных, с невероятной трудоспособностью.

– Ну, ну!  –  сказал Банин.

Альпа промолчал и начал набивать трубку.

– Разрешите, я продолжу вашу мысль, –  сказал Горбовский. –  Я вижу, вы не решаетесь.

– Попробуйте, –  сказал Альпа.

– Хорошо бы всех этих художников и поэтов согнать в учебные лагеря, отобрать у них кисти и гусиные перья, заставить пройти краткосрочные курсы и вынудить строить для солдат науки новые У-конвейеры, собирать тау-такторы, лить эргохронные призмы…

– Вот чепуха!  –  разочарованно сказал Банин.

– Да, это чепуха, –  согласился Альпа. –  Но наши мысли не зависят от наших симпатий и антипатий. Мысль эта глубоко мне неприятна, она даже пугает меня, но она возникла… и не только у меня.

– Это бесплодная мысль, –  лениво сказал Горбовский, глядя в небо. –  Попытка разрешить противоречие между общим духовным и материальным потенциалом человечества в целом. Она ведет к новому противоречию, старому и банальному, –  между машинной логикой и системой морали и воспитания. В таком столкновении машинная логика всегда терпит поражение.

Альпа кивнул и окутался облаками дыма. Ганс задумчиво проговорил:

– Мысль страшненькая. Помните «проект десяти»? Когда Совету предложили перебросить в науку часть энергии из Фонда изобилия… Во имя чистой науки поприжать человечество в области элементарных потребностей. Помните этот лозунг: «Ученые готовы голодать»?

Банин подхватил:

– А Ямакава тогда встал и сказал: «А шесть миллиардов детей не готовы. Так же не готовы, как вы не готовы разрабатывать социальные проекты».

– Я тоже не люблю изуверов, –  сказал Горбовский.

– Я вот недавно прочел книгу Лоренца, –  сказал Ганс. –  «Люди и проблемы»… Читали?

– Читали, –  сказал Горбовский.

Альпа отрицательно помотал головой.

– Хорошая книга, правда? И поразила меня там одна мысль. Правда, Лоренц на ней не останавливается, говорит об этом мимоходом.

– Ну, ну?  –  сказал Банин.

– Я, помню, целую ночь об этом думал. Не хватало аппаратуры, ждали, пока подвезут, –  знаете, обычная эта нервотрепка. И вот я пришел к такому выводу. Лоренц упоминает о естественном отборе в науке. Какие факторы определяют главенство научных направлений сейчас, когда наука не влияет или почти не влияет больше на материальное благосостояние?

– Ну, ну?  –  сказал Банин.

– И вот я пришел к такому выводу. Пройдет некоторое время, и те научные исследования, которые оказались наиболее успешными, впитают в себя все материальное обеспечение, непомерно углубятся, а остальные направления просто сами собой сойдут на нет. И вся наука будет состоять из двух-трех направлений, в которых никто, кроме корифеев, разбираться не будет. Понимаете меня?