Светлана Шенбрунн - Розы и хризантемы

• Название: Розы и хризантемы
• Автор: Светлана Шенбрунн
• Издательство: Текст
• Жанр: Современная проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-7516-0095-9

Многоплановый, насыщенный неповторимыми приметами времени и точными характеристиками роман Светланы Шенбрунн «Розы и хризантемы» посвящен первым послевоенным годам. Его герои — обитатели московских коммуналок, люди с разными взглядами, привычками и судьбами, которых объединяют общие беды и надежды. Это история поколения, проведшего детство в эвакуации и вернувшегося в Москву с уже повзрослевшими душами, — поколения, из которого вышли шестидесятники.

---

— Ну, Яшка, чет или нечет? — спрашивает Николай Петрович, оборачиваясь к нам. Он сидит впереди, рядом с шофером дядей Женей, а мы втроем сзади — Яшка, папа и я.

Чет или нечет — это Николай Петрович придумал такую игру. Если перед нами едет машина, мы загадываем — сумма цифр на номере четное число или нечетное.

— Нечет!

Дядя Женя прибавляет скорость, мы догоняем машину.

— Нечет! — радуется Яшка.

— Теперь Светка пускай загадывает, — говорит Николай Петрович.

— Чет, — говорю я.

Мы догоняем машину.

— Нечет, нечет! — кричит Яшка. — Не угадала!

Как это он так быстро считает? Я еще только складываю, а он уже знает — чет или нечет.

— Зачем? Не надо считать, — смеется Николай Петрович. — Гляди, если все цифры четные, так и сумма будет четная, верно?

— Да.

— А если все нечетные? Все равно получается четная. Нечетная да нечетная — выходит четная. Две четные — опять четная. Верно?

— Верно.

— А когда будет нечетная? Только когда одна нечетная или три. Поняла?

— Поняла. Но тогда чет должен получаться чаще, чем нечет.

— Это отчего же?

— Если все четные — чет и все нечетные — чет.

— Нет, брат, врешь! — смеется Николай Петрович. — Это ты врешь! Удачу не вычисляй. На удачу нет правила. Потому она и зовется удача… — Он кладет свою огромную ладонь мне на голову и треплет мои волосы.

— Это точно, — соглашается шофер дядя Женя. — Уж как повезет, так повезет, а уж как не повезет… Как не повезет, так, извиняюсь, хоть узлом завяжись, а судьбу все равно не перегнешь. А слышь, Николай Петрович, Подшивалин-то, говорят, в пятницу вагон денег выиграл…

— Было дело, — соглашается Николай Петрович. — Вагон выиграл, да два проиграл. Такой человек — пока все до копеечки не спустит, от стола не встанет.

Мы подъезжаем к цирку. Яшка первый выскакивает из машины и бежит к подъезду. Я стараюсь не отставать от него. Старичок в сером костюме с блестящими пуговицами и желтыми нашивками встречает нас и пропускает в двери. Николай Петрович жмет своей широкой лапищей его худую желтую руку:

— Ну как, Антоныч, жизнь-то?

— Живем, Николай Петрович, — отвечает старичок, кланяясь. — Помаленьку. Грех жаловаться, живем.

— Ну и хорошо, — говорит Николай Петрович. — Мы вот тебе, Антоныч, молодежь привезли. Ты уж проводи их в ложу. А после, как кончится, пускай обратно к машине выходят. Договорились?

— Не беспокойтесь, Николай Петрович, — обещает старичок и снова кланяется. — И провожу, и выведу, и ни о чем не беспокойтесь.

— Ну и порядок, — кивает Николай Петрович. — А мы тут пока кой-куда подскочим. — Он подмигивает нам всем, машет на прощание рукой и плюхается обратно в машину. — Оркестр им покажи! — кричит он Антонычу из окошечка. — Трубача!

— Не беспокойтесь, — повторяет старичок, — все покажем. Сюда пожалуйте. — Он ведет нас с Яшкой по лестнице и впускает в ложу. — Можно раздеться, вот вешалка, — предлагает он. — А оркестр — вот он оркестр.

— Я знаю! — радуется Яшка. — Видишь? — объясняет он мне. — Трубач! Видишь, труба у него какая огромная? А этот, который на барабане стучит, это барабанщик.

— Устраивайтесь, скоро начнется, — говорит Антоныч и оставляет нас одних в пустой ложе.

Мы перевешиваемся через обитый красным бархатом барьер. Внизу много стульев, люди протискиваются между рядов, усаживаются на свои места. Посредине круглая сцена — манеж. В цирке особенный запах и шум тоже особенный. Музыканты пробуют инструменты, осветитель то включает, то выключает прожектор. Манеж становится то синий, то зеленый, то красный.

Наконец начинается представление. Первый номер: воздушные гимнасты. Трое мужчин в блестящих костюмах и одна женщина в коротенькой юбочке летают по воздуху и подымаются по узенькой лесенке к самому куполу цирка. Потом на манеж выезжают всадники на лошадях. Интересно, из чего у них сделаны костюмы? Из резины, что ли? Как будто приклеены к телу…

— Смотри, клоун! — толкает меня Яшка.

У клоуна широкие штаны — одна штанина желтая, другая красная — и огромный красный нос. Клоун выводит на манеж лошадь.

— Куда? Куда! — кричит на него дяденька в таком же сером костюме, как у Антоныча. — Куда ты ее ведешь?

— Купил! — отвечает клоун. — Сынишке на день рождения.

— Ты бы ему лучше игрушечную купил, — советует дяденька.

— На игрушечную денег не хватило! — объявляет клоун.

В зале смеются.

Вот как… Значит, у них тоже не хватает денег… Так красиво, а денег все равно нет…

Клоун уводит лошадь, на манеж выходит дядя в черном костюме с двумя хвостиками сзади.

— Фокусник! — говорит Яшка.

Фокусник вытаскивает из рукава тоненький прозрачный платочек, завязывает его узелком, сжимает в ладони… Платочек исчезает. Фокусник лезет в карман и вытягивает оттуда целую гирлянду разноцветных платков, связанных за уголки. Потом он вытаскивает из кармана синюю ленту — такую же, как у меня в косах, и разрезает ее на две части. Прикладывает части друг к другу, поджигает — лента снова становится целая.

Клоун выскакивает на манеж, цепляется штаниной за грабли, которыми разравнивают песок (после каждого номера разравнивают песок), падает, встает, потирает ушибленную ногу и показывает всем огромную прореху в штанине. Штаны разорвал! Он и так и сяк крутится с этой прорехой, засовывает в нее то руку, то ногу, снова чуть не падает и наконец решает чинить штаны: складывает вместе края дыры и поджигает их так же, как фокусник поджигал свою ленту. Но штанина у него почему-то не делается целой. Клоун кое-как выскакивает из горящих штанов и убегает с манежа в одних трусах.

— Сгорел! Как швед под Полтавой, — объявляет дяденька в сером костюме, и все смеются.

Потом выступает женщина с собачками, потом медведи, потом велосипедисты, которые умеют ездить задом наперед на одном колесе, а потом все кончается, свет гаснет, публика расходится, в цирке становится тихо.

Никто не приходит за нами. Мы выглядываем из своей ложи — никого нет. Мы смотрим на пустой манеж, потом принимаемся прыгать по стульям, обитым бархатом, потом решаем играть в прятки. Я прячусь за вешалкой, и Яшка сразу меня находит. Теперь он должен прятаться, а я искать. Я закрываю глаза, считаю до двадцати, открываю глаза — Яшки нет в ложе. Ни за вешалкой, ни под стульями. Может, он стоит за дверью? Я выглядываю в коридор, нет, за дверью тоже никого нет. Никого нет… Куда он ушел? Может, вышел на улицу? Может, я осталась одна во всем этом полутемном цирке?.. Где же папа, Николай Петрович? Где Антоныч? Он ведь обещал прийти за нами…

Я сажусь на стул и жду.

— Ты чего тут? — спрашивает Яшка, вбегая в ложу. — Пошли!

— Куда? Почему никто за нами не приходит?

— Да ладно, придут!.. — Он опять прыгает по стульям. — Хочешь, пойдем к медведям?

— Не хочу.

— Я знаю, как пройти, — уговаривает Яшка.

— Тогда мы совсем потеряемся.

— Не потеряемся! Пошли!.. А то я один пойду.

Я боюсь оставаться в пустой ложе и иду с ним. В нижнем коридоре мы натыкаемся на какую-то женщину.

— Вы что тут делаете? — спрашивает она. — Вы чьи такие?

— Мы Антоныча ждем, — бормочет Яшка.

— Антоныча? Какого Антоныча? Сергей Антоныча? Сергей Антоныч! — кричит она. — Это что за дети тут бродят? Их сейчас львы съедят!

— О господи! — откликается откуда-то из-за стенки Антоныч. — Вот пострелы! А я-то их ищу! А я-то ищу!.. Уж весь цирк сверху донизу обегал! А они, вон они где! Зачем же вы ко львам-то полезли? Они ведь нынче голодные!

Почему он обманывает? Он нас вовсе не искал. Я все время сидела в ложе. Он просто забыл про нас.

Антоныч выводит нас на улицу. Машина стоит у подъезда, но в ней один только дядя Женя. Папы и Николая Петровича нет.

— А где мой папа? — спрашиваю я.

— Дела у них! — отвечает дядя Женя весело. — Неотложные! Я вас сейчас домой свезу. Ну, что в цирке-то было?

Я стараюсь вспомнить и не могу.

— Было, что настоящая лошадь дешевле игрушечной, — говорит Яшка.

— Это точно! — радуется дядя Женя.

Яшка теперь сидит рядом с ним спереди, а я сзади одна. Я потихоньку нажимаю на ручку дверцы. Дверца приоткрывается. Ветер врывается в щель, давит на дверцу, хочет распахнуть ее. Я хватаюсь за ручку обеими руками, тяну дверцу к себе, ветер тащит меня наружу. Машина сворачивает за угол, и мне удается захлопнуть дверцу. Я уже не притрагиваюсь больше к ручке. Хорошо, что дядя Женя ничего не заметил.

Мы подъезжаем к нашему дому. Я прощаюсь и вылезаю из машины.

— Счастливо, милая! — кричит дядя Женя. — Будь здорова!

Жалко, что во дворе никого нет. Никто не видит, как я приехала на машине.

— А, это ты… Ну, как цирк? — спрашивает мама. — А где же отец?

— Он остался с Николаем Петровичем.