Светлана Шенбрунн - Розы и хризантемы

• Название: Розы и хризантемы
• Автор: Светлана Шенбрунн
• Издательство: Текст
• Жанр: Современная проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-7516-0095-9

Многоплановый, насыщенный неповторимыми приметами времени и точными характеристиками роман Светланы Шенбрунн «Розы и хризантемы» посвящен первым послевоенным годам. Его герои — обитатели московских коммуналок, люди с разными взглядами, привычками и судьбами, которых объединяют общие беды и надежды. Это история поколения, проведшего детство в эвакуации и вернувшегося в Москву с уже повзрослевшими душами, — поколения, из которого вышли шестидесятники.

---

— Я сама тяжелобольной человек! — перебивает Эмилия Станиславовна. — Я не хотела упоминать, но вы меня вынуждаете. Я в эту осень два месяца провела в санатории и сейчас очень слаба. Разве вы не видите, как опустел мой дом? Моя душа мертва! — Эмилия Станиславовна долго молчит. Мама вздыхает. — Разумеется, что вам за дело! Вы озабочены собой. А у меня… Не важно. Моей трагедии вы не способны понять… Нет, я не хочу, не могу!.. Люди злы, злы и отвратительны!

— Да, возможно, — соглашается мама, — но сейчас это не имеет отношения к делу. И поверьте, это, по меньшей мере, легкомысленно с вашей стороны: обрывать меня и отказываться выслушать подробности. Если я пришла к вам, так исключительно ради нашего прежнего знакомства. Иначе я сразу обратилась бы по месту службы вашего мужа. В партком, или куда там принято анонсировать о подобных случаях.

— В партком, Нина Владимировна, вы — вы собираетесь обращаться в партком? — Эмилия Станиславовна оборачивается от окна и всплескивает руками. — Что у вас общего с партийными органами?

— Ничего. Но должна же я каким-то образом защищать свои интересы. Не могу же я остаться одна. Да еще с ребенком на руках! К сожалению, мне уже не двадцать пять и даже не тридцать. Это моя последняя надежда: может, если вашему мужу разъяснят всю серьезность ситуации, то он сумеет каким-то образом воздействовать на собственную дочь. Если вы сами не желаете принять участия…

— Извините, — говорит Эмилия Станиславовна, — но прежде всего я хотела бы выяснить: с чего вы взяли, что моя дочь состоит в каких-то сношениях с вашим мужем?

— То есть как с чего? Он сам мне признался! И потом, я ведь не слепая. Если сравнительно молодой и здоровый мужчина в течение… В течение ряда месяцев избегает… Вы понимаете, о чем я говорю, — избегает близости с женой, то это может свидетельствовать только об одном: о том, что у него связь на стороне.

— Вполне возможно, — фыркает Эмилия Станиславовна. — Охотно верю, что у вашего мужа имеется связь на стороне. Смешно было бы и осуждать его за это: интересный мужчина, преуспевающий писатель, да и выглядит прекрасно, даже моложе своих лет… — Она кривит губы и смотрит на маму. — Но при чем тут моя дочь?

— Я же вам говорю: он сам мне признался. И не стройте, пожалуйста, такую мину. Что вы хотите этим сказать? Что я сегодня уже не прежняя неотразимая красотка? Возможно. Это, однако же, еще не причина вышвыривать меня, как старую калошу.

— А я вам говорю: мне ничего подобного не известно. Если бы это была правда, моя дочь наверняка поставила бы меня в известность. Извините, но, по-моему, это все ваши выдумки, фантазии, связанные с климактерием.

— Хороши выдумки! Хороши фантазии!.. И при чем тут климактерий? Что за увертки?..

— Не знаю, в чем ваш муж вам признавался, но, скорее всего, он преднамеренно ввел вас в заблуждение.

— Нет, но как же? — Мама широко раскрывает глаза и смотрит куда-то мимо Эмилии Станиславовны. — Нет, этого не может быть… С какой же целью он стал бы возводить на себя поклеп?

— Нина Владимировна, мне скучно разбираться в ваших отношениях с вашим супругом, — говорит Эмилия Станиславовна. — Сейчас мне абсолютно ясно, что моя дочь не имеет к этому ни малейшего касательства. Это ваши ни на чем не основанные нелепые подозрения! Прошу вас меня оставить.

— Нет, так что же? По вашему мнению, я должна была взять с него подписку?

— Извините, но вы не понимаете простых слов.

— Нет, это вы извините! Уж что-что, а врать он мне не стал бы. Тем более в таком деликатном вопросе. Я просто удивляюсь, что вы не в курсе дела. Я уверена, он бывал тут с нею.

— Бывал тут? С какой стати? По какому праву?

— Вы сами упомянули, что два месяца отсутствовали в санатории. Значит, квартира пустовала.

— Вы хотите сказать, что в мое отсутствие в моем доме… В моем доме?!

— Что ж тут такого особенного? Что вы так удивляетесь? И должна предупредить: если она думает, если ваша дочь полагает, что ловко ухватила лакомый кусочек, то она жестоко ошибается! Даже если бы ее план удался и она сумела бы увести его из семьи, ему пришлось бы платить содержание не только на ребенка, но и на жену, которая, будучи за ним замужем, сделалась инвалидом второй группы. Да, имейте это в виду, так что пусть хорошенько поразмыслит, прежде чем совершать непоправимые поступки. Прощайте, Эмилия Станиславовна, не стану долее вас задерживать, и извините за этот вынужденный неприятный разговор.

Мама подымается из кресла и идет к двери. Я иду за ней. Следом за нами бредет беленькая кошечка с розовым бантом на шее. Я нагибаюсь ее погладить.

— Оставь эту гадость! Мерзкая вонючая кошка! Обязательно потрогать какую-нибудь заразу.

— Бланш! — зовет Эмилия Станиславовна. — Иди сюда, моя деточка! Иди к мамочке!

— Какая гадина! — говорит мама, когда мы выходим на лестницу. — Как повернула: и я не я, и хата не моя. Доказательства ей, видите ли, подавай! Я не утверждаю, что рассчитывала на какое-то сочувствие с ее стороны, но должна же существовать элементарная справедливость и порядочность! Ничего, пусть не надеется, так легко ей это не пройдет! Сколько веревочка ни вейся, а конец будет.

Леру Сергеевну обокрали. Вынесли шесть парашютов. Два она успела распороть, а четыре были еще целые.

— Лера Сергеевна, дорогая, но как же? Как это могло случиться? — ужасается мама.

— Сама не понимаю… Вышла на полчаса в магазин. Возвращаюсь, дверь квартиры открыта. Думала, кто-нибудь из детей забыл закрыть. Потом вижу: в комнате все вверх дном…

— Что-нибудь еще взяли?

— Облигации из шкатулки… — Лера Сергеевна кивает на комод, где стоит шкатулка.

— Что вы говорите? И много?

— Да нет, ерунда… Облигации — ерунда… Все равно ни одна никогда не выиграла. Так, купила, думаю, пусть лежат Инночке на счастье. А вышло, видите, какое счастье: как раз наоборот… Помните, у Лескова? Мальчик проснулся в день своего ангела — в ожидании подарков, а дядя взял да и высек его: чтобы не рассчитывал ни на какие сюрпризы, кроме неприятных.

— Не помню, но охотно верю, — говорит мама.

— Облигации чепуха. Парашюты — вот что плохо.

— Вам что же, придется за них выплачивать?

— В десятикратном размере.

— Ах, боже мой, но ведь это дикость — не вы же их украли!

— Не важно… Социалистическая собственность. В случае утраты, утери, хищения оплачивается в десятикратном размере. Государство свои интересы защищает, на нас ему наплевать. И то верно, если бы не эти драконовские законы, все бы растащили…

— Да, но сколько же это выйдет в деньгах? — спрашивает мама.

— Если стоимость каждого парашюта четыреста рублей, так за шесть — выходит, две тысячи четыреста, в десятикратном размере — двадцать четыре тысячи.

— Но у вас же нет такой суммы!

— У меня никакой нет. С зарплаты будут высчитывать.

— Какой зарплаты?

— Пойду в «Правду» работать.

— Как? Боже мой, но это кошмар! Каждый день восемь часов торчать на службе?

— Восемь это хорошо, как бы не десять… Что ж делать? Не я одна, все так. Я уж и раньше об этом думала, да не решалась. А теперь за меня решили.

Если тетя Лера не будет больше шить дома, значит, не будет больше ни выкроек, ни шелковых полотнищ, ни обрезков для Инниных кукол…

— Но это, вы меня извините, просто нереально, — говорит мама, — выплатить такую сумму! Какая у вас может быть зарплата? В лучшем случае рублей шестьсот-семьсот.

— Дай-то Бог.

— Вот видите!

— Ничего, лет за двадцать расплачусь.

Инна подходит к Лере Сергеевне, обнимает ее за шею, упирается лбом в ее висок.

— Мама, не расстраивайся! Не расстраивайся, мамочка, я скоро вырасту и буду тебе помогать!

— Да, девочка, да, моя милая… — Тетя Лера сажает ее к себе на колени. — И ты не расстраивайся, переживем. Устроимся как-нибудь…

— Но кто же, кто это мог сделать? — удивляется мама. — Ведь посторонние к нам в подъезд не заходят! Лифтерша всегда на месте. И если бы кто-то пошел с тюком, она бы, конечно, обратила внимание.

— Что теперь гадать? — вздыхает Лера Сергеевна.

— А что милиция? — спрашивает мама.

— Говорят, никаких следов.

— Разумеется! Как преследовать старуху беспомощную, они тут как тут, а как вора ловить — никаких следов. Я уверена, это кто-то свой! Во-первых, нужно было знать, что этот шелк у вас имеется, во-вторых, уловить момент, когда вы выйдете. Это все не так-то просто. Уж не ваши ли новые соседи тут руку приложили? — прибавляет мама полушепотом и кивает на дверь.

— Нет, что вы! — пугается Лера Сергеевна. — Они люди простые, но вполне порядочные.

— Как знать?.. Ужасно, ужасно! Да, есть от чего прийти в отчаянье.

— Ну, от всякой кражи-пропажи приходить в отчаянье… Больше было потеряно, и ничего, пережили. Это, Нина Владимировна, в сущности, не беда, так, полбеды — можно даже сказать, пустяк…