Семен Гудзенко - Завещание мужества

• Название: Завещание мужества
• Автор: Семен Гудзенко
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1971

Семен Гудзенко принадлежит к тому молодому поколению, которое по зову Родины ушло на фронт, которому «досталась нелегкая участь солдат».

Его короткая и напряженная жизнь была яркой и яростной.

Родился Семен Гудзенко в 1922 году в Киеве. Его отец был инженер, мать — учительница. В 1936 году — четырнадцати лет — Семен вступил в ряды комсомола; в пятнадцать лет стал писать стихи; в 1939 году начал учиться в Московском институте философии, литературы и истории (ИФЛИ); в июне 1941 года — девятнадцати лет — добровольцем ушел на фронт. Великую Отечественную войну прошел солдатом от первого до последнего ее дня.

Тяжелое ранение, полученное на фронте, жестоко напомнило о себе через несколько лет после войны, словно подтверждая ранее сказанные в одном из стихотворений слова поэта:

Мы не от старости умрем —От старых ран умрем…

И сколько лет ни прошло, емки строчки его как бы стреляющих стихов, таких, как «Память», «Перед атакой», «Сапер», «Баллада о дружбе», «Мое поколение» и других, поэма «Дальний гарнизон» будут с интересом прочитаны молодежью, до которой муза поэта донесла суровую память борьбы с фашизмом, гордую романтику подвига и бессмертие тех безымянных героев, которые положили на алтарь Отечества свою молодость и жизнь ради светлого будущего.

Издательство «Молодая гвардия» просит читателей направлять отзывы на книгу С. Гудзенко «Завещание мужества» по адресу: «Москва, А-30, Сущевская ул., 21, изд-во „Молодая гвардия“».

---

Девушке стыдно. Улыбается.

У меня в противогазе «Английские баллады» Маршака. Купил по привычке. Читать уже не могу. Читаю только газеты, все, от доски до доски. Ждем, ждем. Ночью бомбы. В институте бывает пусто. Люмс собирается уезжать.

* * *

Москва, Москва, ты мне всего дороже.
Над милым краем вьется воронье.
И даже здесь, на снежном бездорожье,
Я чувствую дыхание твое…

* * *

Осень. Шоссе Энтузиастов. Идут старики и женщины с узлами на восток. Летит на восток трехтонка. В кузове стоит пианино.

Вечер, темно. На дверях института листок бумаги: «Идите по шоссе Энтузиастов. Догоните. Деканат».

Ноябрь

Мы в Калининской области. Шестаково — ночуем. Бомбят. Убит командир. Утром Ямуга, потом село Вельмогово. Бошко остался караулить. Опять Ямуга, потом Покров через Клин. Дома целые, ни одного стекла, ни одного человека. Воронки от бомб. Домик Чайковского цел.

Потом работа в селе Починки. Потом Мотовилово, переход 35 километров.

В Мотовилове — мальчик, сирота, пришел оттуда… Красивый, 12 лет, лубочный. Взяли на машину. О, сколько сирот. Мстить за таких! Мстить!

* * *

Это было крещение. Первые убитые, первые раненые, первые брошенные каски, кони без седоков, патроны в канавах у шоссе. Бойцы, вышедшие из окружения, пикирующие гады, автоматная стрельба.

Погиб Игношин. На шоссе у Ямуги. Убит конник. Осколки разбили рот,

Чтоб рану гнойную видали
Те, кто пытались жить в тиши,
Ты вспомни все: бои и дали,
И кровью книгу напиши.

* * *

Бошко с группой ребят: Олег, Сергей, Лазарь, Гречаник и другие — попали в окружение. К ним пристали политруки и лейтенанты. Бошко взял на себя команду. Ифлиец-солдат вывел ребят. Лазарь поймал коня и гарцевал на нем.

10 декабря

Пришло письмо от Нины. Пишет Юре, а мне только привет. И сейчас такая же, чтоб я не зазнавался, а сама плакала, когда я уходил. Гордая до смешного. Письмо носилось в кармане, адрес стерся, и тогда захотелось писать. Была ранена в руку. Опять на фронте. Красивая девушка. Молодчина.

* * *

Снег, снег, леса и бездорожье. Горит деревня.

Отряд… Карабины, автоматы. Штатские куртки на меху, маскхалаты…

* * *

Шоссе. Едем на автомашинах. Ночуем в Крапивне. Немцы повесили предколхоза и еще двоих: они закололи свинью партизанам.

* * *

Едем в Козельск.

Город Козельск. На вокзале уйма машин. Машины и по всей дороге. Козельск разрушен, не горел.

Едем дальше.

Деревня Рядики.

Остановили машины. Немцы летают. Нагло низко и обстреливают. Ночью пошли на лыжах. Вел Лазарь. Бродили по снегу, по оврагам. Ночью пришли в Меховое. Здесь штаб армии. Собираются уезжать. Лежали на снегу. Потом ночью в дымной хате ели вкусно. Когда проезжали Тулу, за машинами бежали ребята. Мы стали, было очень холодно.

— Дяденька! А ты руки в рукава. Теплее, чем в варежках, — советовали ребята.

* * *

Тула цела. Но за городом — снежная поляна, торчат две-три трубы. Туляк Женя Демин говорит, что был здесь поселок с красивыми домиками.

В Щекино к машине подошел старик, закурил. «Немцы все забрали».

В глазах молчаливое оцепенение, одет в лохмотья овчины.

* * *

Идем на лыжах дальше. Деревня Ракитная.

Поехали в город Рождествено доставать лошадь. Предколхоза дал сани, сам повез, погонял коня выкриками: «Алло! Алло!»

Ночуем в Попкове. Едем в Охотное. И здесь нас поворачивают на Гульцово.

В Гульцове жили в доме крепкого старика в огромной белой папахе. Он бил немцев в 1914–1918 годах. Сердечный человек.

* * *

Прибыли ночью. Почти бегом 15 километров. Спим тревожно, не раздеваясь. Рассвет. Выступаем. Ходим весь день на лыжах.

Были в деревне Котырь, рядом с Хлуднево. Устали как черти. Вечером вернулись. 1-й и 2-й взводы ушли в бой. Мы остались. Утром привезли раненого Королева. Убиты Худолеев, Мацура и др. На переезде встретил Соловьева, Лебедева, Демина. Они ночью зашли в село к немцам. Не знали. Колотили в дверь. Окрик: «Алло!» Еле смылись. Бой был под Кишеевкой. Лазарь бил из снайперской. Здорово! Метко. Ворвались в деревню. Потом отошли. Когда подползали, деревня кашляла. Гансам не по легким наши морозы. Простужаются гады. Немецкий шаблон обороны населенного пункта с каменными домами.

Подпускают вязнущих по пояс в снегу на 50–60 метров. Зажигают крайние дома. Видно как днем. И бьют из пулеметов, минометов и автоматов. Так они бьют везде.

* * *

Пошли опять 1-й и 2-й (взводы). Бой был сильный. Ворвались в село. Сапер Кругляков противотанковой гранатой уложил 12 немцев в одном доме. Крепко дрался сам Лазнюк в деревне. Лазарь говорит, что он крикнул: «Я умер честным человеком». Какой парень! Воля, воля! Егорцев ему кричал: «Не смей!» Утром вернулись 6 человек, это из 33. Через день пришел Борис Перлин и Корольков. Борис пересидел в сарае. Потом вышел. Лежат разутые наши. Один поднялся. Корольков.

* * *

Хлебников написал: «Когда умирают люди — плачут». Я бы плакал, но не умею. Мы не учились этому тяжелому, вернее, трудному ремеслу — плакать. Гречаник растерялся. Жмется к Васютину.

* * *

Ушли в разведку Сережа и Олег. Кондрашев вышел. По нему выстрел. Крепкие люди, настоящие парни. Смирнов ходит как прибитый, молчит. Они вместе спали, вместе ели. Три молодых.

* * *

Ходили в разведку в Кишеевку. Я с Шершуновым. Лезли глубоко в лес. Тишина. Шершунов великолепный парень. Тоже ифлиец, но без червоточинки богемы и интеллигенции.

* * *

Ездим с Кувшинниковым и Михальским под Хлуднево. Хотели подобрать своих. Предрассудки мирного времени. Все для живых. О мертвых нет возможности думать.

* * *

Пришел Жмыхов: надо идти в Масловку конвоировать пленных. Сам идет. А в Москве будет ходить героем. Пошли. Он и Гречаник. А там им под Куклино и говорят: «Пленные? Их еще надо взять». В бой! 4 часа пролежали на снегу под огнем. Чехладзе ранен. Потом пошли за лыжами и остались в Куклино. Он, конечно, заболел и пролежал ночь на печи. Боялся — опять пошлют. Утром я за ним приехал, и пошли они в Гульцово.

* * *

В снегу валяется ганс. Одеревенелый труп. Красивый горбоносый профиль — лицо мраморное, статуя. Сволочь, помер здесь, вдали от своей Германии.

* * *

Ночью пошли в Хлуднево. Я и Прокофьев — передовые. Пришли. Догорает дом. Жителей нет. Немцы, постреляв, ушли на поляну. Зашли в дом, Посреди корова. На окне коробка от сигар «Селям-алейкум». Гансы недавно ушли.

* * *

Час отдыха, и 5 человек, в том числе и я, посланы с донесением в соседнюю дивизию. Шли на лыжах.

* * *

Идем в поселок Баранково. Приготовили гранаты. Я и Егорцев подходим к избе: «Открывай! Кто есть?» Испуганная хозяйка. Немцы прошли. Заходим. Обогрелись, поели супец. Немцы здесь все отобрали. В скатертях прорезали дыры для голов, надели детские белые трусики. Маскируются. Найдем!

* * *

Едем через Сегунов поселок. Пурга. Жжет лицо, валит с лыж. У Поляны обстреляли. Отстали 2. Переспали в поселке. И уже вдвоем пошли дальше. На поле у Поляны встретили соседнюю дивизию. Они уже ставили минометы. Не знали, что здесь свои. Вовремя пришли.

* * *

Идем в Рядлово. Я выбиваюсь из сил. Лыжи доконали. Отдыхаю.

2-го утром в Поляне. Иду в школу. Лежат трупы Красобаева и Смирнова. Не узнать. Пули свистят, мины рвутся. Гады простреливают пять километров пути к школе. Пробежали… Пули рвутся в школе.

Бьет наш «максим». Стреляю по большаку. Немцы уходят из Маклаки. Пули свистят рядом.

2 января 1942 года

Ранен в живот. На минуту теряю сознание. Упал. Больше всего боялся раны в живот. Пусть бы в руку, ногу, плечо. Ходить не могу. Бабарыка перевязал. Рана — аж видно нутро. Везут на санях. Потом доехали до Козельска. Там валялся в соломе и вшах. Живу в квартире нач. госпиталя. Врачи типичные. Культурные, в ремнях и смешные, когда говорят уставным языком.

* * *

Полечусь и снова в бой, мстить за погибших, за издевательства, за русский самовар из Снегова поселка, на который сел жирным… ганс и смял его. Ему весело. Св!..

* * *

Когда лежишь на больничной койке, с удовольствием читаешь веселую мудрость О'Генри, Зощенко, «Кондуит» и «Швамбранию», Швейка.

* * *

Фронтовики в карманах гимнастерок носят странные вещи. Немецкие губные гармошки, трубки, офицерские нашивки (одна) или кусочки свинца, вынутые из собственных ран ловкими руками хирурга. Это не талисманы. Это вещи, которые как искры воспламеняют память. И начинаются долгие правдивые истории.

* * *

5-я палата обкуривает трубку сержанта Вл. Она обходит 9 коек и появляется снова в зубах сержанта. В великолепной коллекции И. Эренбурга это был бы прекрасный экземпляр.