Антонина Ванина - Всё закончится на берегах Эльбы

• Название: Всё закончится на берегах Эльбы
• Автор: Антонина Ванина
• Жанр: Ужасы и Мистика

Как тяжела жизнь в эпоху между двумя мировыми войнами, когда старый мир рушится, а новый болезненно зарождается. Ещё тяжелее оказаться на стороне проигравших и жаждущих реванша. Покинув Россию и перебравшись в Германию, Александра не знала, что некогда родной отец желал ей смерти. Не знала она, выходя замуж за жениха родной сестры, чем обернётся для неё этот брак, из которого приличной женщине вырваться будет решительно невозможно. Александра не мечтала вернуться на родину и старалась забыть язык, на котором некогда говорила её мать, вот только война и нацистские власти рассудили иначе. Тогда-то в гуще боёв Александра и узнала, что смерть для неё непозволительная роскошь, ведь погибнув однажды, нельзя умереть вновь. Потому что всё началось с неосторожного медицинского эксперимента и всё закончится на мосту через Эльбу.

---

А с каждым днём быть лагерным поваром становилось всё опаснее. И Клара и Сандра боялись нести варево из пары-тройки брюквин на воде в барак. Чтобы истощённые пленные не накинулись на них, к женщинам приставили охрану.

По вечерам персонал лагеря собирался в своём корпусе, чтобы отвести душу в разговорах на отвлечённые темы. Но теперь все мысли были не о радужной мирной жизни.

— У больных очень много вшей, — сетовала Сандра. — А вши переносят тиф.

— В Аушвице, — поделилась надзирательница Ирма, — мы дезинфицировали одежду газом в специальной камере, чтобы вывести вшей. Так некоторые нервные заключенные стали сочинять, будто вместо вшей в камерах травят людей. Ненормальные они какие-то, с больной фантазией.

— А ещё, — подхватила её подруга, — я слышала, как они пугают друг друга электрическими ваннами. Мол, окунешься туда, а надзиратель, вроде меня, пустит ток.

— Помню, — подхватила Клара, — когда только привезли заключенных из Аушвица, их построили, стали распределять по баракам, а один упал на колени, и стал кричать, что не хочет умирать. Его подняли, заставили встать в строй, а он всё кричал, будто тех, кого отправили в первый барак, повели на расстрел. Эти заключенные сами друг друга пугают, а потом выдумывают истории пострашней.

Сандра молча соглашалась. Сколько раз в батальоне то и дело возникали дикие слухи, что война вот-вот кончится или всех распустят по домам. И главное, многие в это искренне верили. Видимо в замкнутых коллективах всегда имеется благодатная почва для распространения всяческих небылиц. Но в батальоне не выдумывали страшных предсказаний — там все и так твердо знали, что каждый день может стать последним. Здесь же люди мучились от неизвестности и неуверенности в завтрашнем дне.

А каждый день становился всё чернее. Как и боялась Сандра, за несколько недель по лагерю разнеслась эпидемия тифа. Карантинный барак был переполнен, а с востока везли все новых и новых заключенных. Комендант слал телеграммы в Берлин. Он просил, умолял, не пересылать в Берген-Белзен заключённых и отправить в лагерь больше еды и лекарств. Но высокое начальство ему категорически отказало. Чего бы не опасался Химмлер, но прибывшие в лагерь уже не могли работать ни на Третью империю, ни на Советы. Их было втрое больше, чем мог выдержать лагерь. И всем им не хватало крова и еды.

Сыпной тиф был предзнаменованием конца войны, как когда-то «испанкой» закончилась Великая война. Эта болезнь походила на дьявольский мор, выпущенный из ящика Пандоры. Каждый день умирало по нескольку человек. Сандра боялась приближаться к больным, но не из страха заразиться — она понимала, что для неё это невозможно. Она боялась самих больных. За очередной раздачей обеда один из них начал что-то быстро и возбужденно говорить. Сандра прислушалась и поняла, он думает, что находится на поле боя, идёт в атаку и не станет сдаваться в плен. Сердце сжалось в страхе. Сандра понимала, ещё чуть-чуть и он накинется на неё или охрану. Болезнь захватила сознание больного. Если ему что-то сказать, он не услышит, попытаться успокоить — не отреагирует. Сейчас он в другом месте и времени. Неожиданно он кинулся бежать к выходу, но охрана успела его усмирить и раздача обеда продолжилась. А за окном играл оркестр из заключенных музыкантов. Только музыка сейчас могла отвлечь от ужаса, что царил вокруг.

В барачном госпитале не было санитаров — почти всех их вместе с лагерными докторами берлинское начальство отправило на Восточный фронт. Берген-Белзен остался без должной медицинской помощи. Охранники слегали с высокой температурой, головной болью и ломотой в спине. Потом и они начинали бредить и рваться в бой, а после — апатично лежать и не двигаться часами. А в итоге их ждала неминуемая смерть, что не различала имен и чинов.

Больных уже не изолировали от ещё здоровых — не было места. В лагере, где на каждую койку приходилось по три человека, скученность стала фатальной.

Комендант собрал весь персонал, чтобы разъяснить сложившееся положение. Но всем и так было ясно, что Берген-Белзен терпит бедствие, подобно кораблю, что попал в шторм.

— Да, мы не можем прокормить всех заключенных, — с осунувшимся лицом признавал комендант, — и вылечить больных тоже не в состоянии. Но выпустить их всех на свободу будет халатным преступлением. Мирное население и так получает минимум еды по карточкам. Освобожденных некому будет кормить. Среди них, не только иностранцы и политические преступники, здесь есть и уголовники. Голодные, они начнут воровать и убивать, а больные разнесут эпидемию в ближайшие города и это станет катастрофой для миллионов людей. Поэтому вы должны понять моё решение — никто не может покинуть лагерь: ни один заключённый, ни один охранник, и ни один служащий.

Не так далеко от Берген-Белзена стоял склад с продовольствием, но из-за идущих в окрестностях боёв, добраться туда было невозможно. Союзники приближались. А вагоны с людьми все прибывали и прибывали. Новую партию эвакуированных заключенных завезли в лагерь. Клетка захлопнулась. Никто из неё не мог выйти — ни заключенные, ни персонал лагеря.

Следующей же ночью союзническая авиация разбомбила часть железнодорожных путей вместе с вагонами с продовольствием, что шли в Берген-Белзен. Это было не последним ударом. От налета бомбардировщиков пострадал электронасос — теперь в лагере не было и воды. Оказалось, всё могло быть ещё хуже, как в одном лагере в Тюрингии. Во время авианалета и бомбардировок погибли многие заключенные. И никто не мог гарантировать, что завтра подобное не произойдет и в Берген-Белзене.

Но смерть уже воцарила в лагере. Тела ещё живых заключенных превращались в скелеты, обтянутые кожей. Каждый день от тифа и истощения умирало с десяток людей. Мертвых не успевали хоронить в промерзшей земле. Единственная печь крематория не справлялась со своей работой. Топлива в лагере тоже не хватало. И трупы стали складывать у бараков штабелями, один на другой. С каждым днём горы разлагающихся мертвецов всё росли, а к ним со всей округи сбегались крысы. Серые крысы. Сандра знала, что это значит. Где крысы, там и крысиные блохи — переносчики чумы.

С каждым днём она всё больше приходила к убеждению, что здешний тиф идёт рука об руку с некой формой энцефалита, что поражает мозг и заставляет больных апатично есть гниль, не обращая внимания на кусок хлеба в руке, а после, без причины кидаться на надзирательниц, что могли отбиться только дубинкой или овчаркой на привязи.

Что творилось в головах больных, какие образы возникали перед их глазами, Сандра не знала, ей оставалось только гадать. Что если это незримый закон природы и во время самых страшных войн из самой преисподней вырывается моровая болезнь и сражает всех на своём пути? Теперь только это приходило Сандре на ум.

В эти жуткие дни только венгерский подлагерь оставался островком благополучия в море смертей вокруг. В еде тамошних обитателей не ограничили. Им любезно оставили даже одного санитара. Судя по его отчетам, эпидемии в малом лагере не наблюдалось. Порой Сандра с завистью поглядывала за ограду на венгерский подлагерь по соседству. Она была бы не прочь побыть там заложницей — наконец перестать целыми днями стоять у плиты и бояться обезумевших доходяг. А ещё ей не хотелось больше видеть горы гниющих трупов.

Вдали гремели оружейные выстрелы. Замечтавшись, Сандра не сразу заметила, что из-за ограды венгерского подлагеря за ней уже некоторое время наблюдает молодой человек. На его некогда обритой голове уже успело отрасти с полсантиметра чёрных волос, а лицо покрывала редкая щетина. На добротном чёрном пальто была нашита желтая звезда. Он внимательно смотрел на Сандру, словно ожидая, когда же она его заметит. Было в этом заключённом что-то неуловимо странное — полуулыбка и какой-то озорной прищур. И он совсем не походил ни на еврея, ни на венгра.

— Простите, госпожа, — на чистейшем немецком заговорил молодой человек, — ведь вы из карантинной службы?

— Да, — нерешительно ответила Сандра, — я повар.

— Я всего лишь хотел спросить, не могли бы вы выдать сердечных капель или пилюль? Это нужно одному пожилому человеку. С вечера у него щемит в груди, кажется, это предынфарктное состояние.

Сандра подошла к ограде и недоверчиво оглядела молодого человека, но его это нисколько не смутило.

— А если вы ошиблись с диагнозом? — спросила она. — Ему нужен врач.

— Но вы же знаете, все врачи сейчас на фронте.

Он был прав. Всех, кто работал в лазарете, даже последнего санитара, уже давно отправили в полевые госпитали бороться с эпидемией тифа там.

— Вчера сообщили, что наш подлагерь эвакуируют в Богемию, в гетто Терезиенштадт — продолжал молодой человек. — Стоило старику услышать про гетто, как ему тут же стало плохо. Он боится тяжелой дороги.